Александр Бушков - Екатерина II: алмазная Золушка
Жену с детьми, конечно, никто не тронул — еще действовали, напоминаю, рыцарские правила ведения войны — но вот архив прусские специалисты распотрошили моментально. Откуда и выгребли кучу пикантных документов, подробнейшим образом описывавших план захвата и раздела Пруссии. И тут же опубликовали отдельной брошюрой. Австрийцы с саксонцами, правда, притворились, будто этой брошюры в глаза не видели и слыхом о ней не слыхивали.
(Между прочим, в том же архиве, к позору Санкт-Петербурга, отыскался подлинник письма Бестужева своему коллеге, австрийскому канцлеру Брюлю — в котором Бестужев на полном серьезе просил австрийца отравить русского посланника в Саксонии, поскольку тот, негодяй, решительно не согласен с бестужевской «системой»…)
Тогда австрийцы попытались Фридриха тоже отравить, подкупив его камер-лакея, доверенного слугу. Но у того в последний момент сдали нервы, он кинулся к Фридриху в ноги и во всем покаялся — после чего подозрительно быстро помер в тюрьме. Ходили упорные слухи, что одним камер-лакеем история не ограничивалась, и в заговор были замешаны персоны повыше. Косвенным подтверждением этому служит тот факт, что историю эту в Пруссии, вместо того, чтобы громогласно уличить австрийцев, старательно засекретили, и на свет она всплыла только в XIX столетии…
И война раскрутилась на полную. В Пруссию вступили русские войска — исключительно оттого, что канцлер Бестужев хапнул с Англии немалую взятку (в тот год Англия еще выступала против Пруссии из-за Ганновера).
Вслед за тем вторглись шведы — кстати, под предводительством барона Унгерна фон Штернберга, предка того самого Унгерна, что в гражданскую устроил в Монголии кровавую шизофрению и провозгласил самого себя живым богом.
Но шведы были уже не те, что в прошлом столетии, когда их боялась почти вся Европа. Насчитывалось их всего 22 тысячи, без артиллерии и тыловых складов. Вдобавок барон не смел и шагу сделать без дозволения шведского парламента — а парламент слал, по отзывам современников, «предписания самые несообразные с делом и притом противоречащие одно другому». Пару месяцев шведы вульгарно грабили окрестности, но, едва на горизонте замаячили прусские войска, с превеликим облегчением убрались обратно в Швецию: мол, не больно-то и хотелось…
Тогда в Пруссию двинулся французский маршал Субиз со стотысячной армией. Черт возьми, как это было красиво! Командиры полков (в большинстве своем тех самых, продававшихся-перепродававшихся, как пучок редиски) — поголовно титулованные господа. Офицеры, вплоть до последнего прапорщика — благороднейшие дворяне. За войском тянулся гигантский обоз с массой необходимых французскому дворянину в походе вещей: парчовые халаты и зонтики от солнца, фарфоровые сервизы для обеда и кофепития, духи, пудра и благовонное мыло, обезьянки с попугаями, лакеи, повара, веселые девки… Красотища!
С другой стороны двигались австрийцы — с гораздо менее роскошным обозом, правда.
А чтобы придать видимость общеевропейского возмущения против невиданного доселе агрессора Фридриха, с третьей стороны с франко-австрийскими союзничками сближалась еще и «армии» кукольной Священной Римской империи германской нации. Дело в том, что «имперский сейм» этой несуществующей в реальности державы под нажимом Парижа и Вены на заседании вынес такую вот резолюцию: «Немедленно собрать со всей Германии имперское исполнительное войско для наказания преступника по приговору верховного судилища».
Фридрих, узнав об этой страшной резолюции, хохотал от души, как любой на его месте. И было от чего. Современники составили подробнейшие описания, как формировалось «имперское войско» и что оно собой представляло. Бавария, Вюртемберг и еще парочка более-менее крупных княжеств наскребли у себя по батальону-другому, а кто-то, поднапрягшись, выставил аж целый полк. Зато области вроде Швабии и Франконии выставили… по одному-единственному солдату, честно признавшись, что больше у них нету, хоть ты их режь. Кто-то послал одного-единственного уже не солдата, а лейтенанта, при проверке оказавшегося крестьянином от сохи, кто-то — барабанщика с дедовским барабаном. Свинарей назначали военными флейтистами (как-никак здорово умеют играть на дудке!) а «драгунам» отдавали старых ломовых лошадей. Некоторые аббаты, имевшие согласно старым традициям права светских князей, были ужасно обрадованы, что их, как равноправных союзников, приглашают участвовать в столь престижном деле — но, за неимением солдат, собрали монастырских служек, кое-как вооружили и присовокупили к общей куче…
Словом, это была уморительная орда, вооруженная чем попало и кое-как разбитая на «полки» и «корпуса». Зато «Главнокомандующий имперским исполнительным войском» звался так пышно, что дыхание спирает от почтения: принц Иосиф Мария Фридрих Вильгельм Голландиус Сасен-Хильдбургзаузенский, генерал-фельдмаршал Священной римской империи германской нации. Прониклись? Кстати, его суверенные владения верхом на коне можно было объехать часа за три, а войско этого СасенХиль… состояло из целой роты гренадер…
Даже маршал Субиз, увидев это воинство, едва не лопнул от смеха. Но выбирать было не из чего, и эту ораву он к своей армии присоединил. Часть французской армии и «исполнительное войско» встретили Фридриха у ничем не примечательной деревушки, звавшейся Росбах…
Сегодня для прусской воинской славы это название столь же звонко, как для нас Бородино.
В свое время Наполеон Бонапарт в одной из своих работ по военной истории оставил любопытную статистику: в продолжение Семилетней войны Фридрих дал десять сражений, в которых командовал лично. Из них проиграл только три. Из шести сражений, в которых военачальники Фридриха участвовали без него, они проиграли пять. Это — к вопросу о роли личности в истории.
И грянул Росбах!
У Субиза было 60 000 человек. У Фридриха — двадцать две тысячи. Искусным маневром Фридрих увел Субиза с крайне выгодной для того позиции. И велел армии обедать.
Надвигавшиеся французы, увидев в прусском лагере дым от многочисленных костров и рассмотрев в подзорные трубы обедающих, решили, что пруссакам уже все равно, и они настолько оцепенели от страха при виде великого полководца Субиза, а также принца с непроизносимым именем, что сидят в совершеннейшем трансе и ждут, когда их повяжут. И Субиз велел наступать — парадным шагом, под военный оркестр, блистая золотыми галунами… Как-никак у него было втрое больше солдат.
Вот тогда-то Фридрих взмыл на коня и велел бить тревогу. Под дробь барабанов войска в несколько минут построились, выдвинулась артиллерия, и «Старый Фриц» заорал:
— Не робей! С Богом!
Две тысячи «черных гусар» прусского генерала Зейдлица галопом кинулись вперед. И лишь в последнюю минуту сообразили, кого атакуют — жандармов !
Жандармами тогда звались тяжелые кавалеристы — собственно, кирасиры, кавалергарды. Огромные лошади-битюги, тяжелые кирасы, длиннющие палаши, железные каски. Все воинские уставы категорически запрещали легкой кавалерии вроде гусар какое бы то ни было боевое соприкосновение с кавалерией тяжелой — по причине вопиющего неравенства сил и шансов.
А что такое тогдашний гусар? Подбитый ветром расшитый доломан, медвежья шапка вроде нашей казачьей — и никакого защитного железа, кроме пуговиц. Зато — усищи вразлет. И знает, что помирать только раз. Гусар — всегда гусар.
Короче говоря, Зейдлиц совершил небывалое в военной истории того времени — не остановил атаку. И его усачи с медным черепом и скрещенными костями на меховых шапках смяли французских кирасир. Те, гремя железом, припустили врассыпную на своих битюгах так ретиво, что опрокинули и рассеяли два полка собственной легкой кавалерии, спешившей им на подмогу. Французская пехота осталась без кавалерийского прикрытия, и гусары в нее врубились от всей удали.
Как свидетельствуют очевидцы, при этом возникло трагикомическое недоразумение. Сообразив, что дело пахнет керосином, французы начали во всю глотку просить пощады, что на их языке звучало следующим образом:
— Quartier!
А гусары, надобно вам знать, были большей частью из Бран-денбурга, где французы как раз и собирались встать на постой — причем известно уже было, что они, где ни пройдут, грабят и насильничают так, что любой лесной разбойник обзавидуется. А по-немецки этот крик как раз и звучал: «Квартира!»
— Квартиру вам, мать вашу? — разозлились гусары. — А по башке саблей?
И рубали от всей души, пока французы не заорали уже другое:
— Pardon!
Тут только гусары сообразили что к чему, и остыли. А с другого фланга шли в штыковую прусские гренадеры.
Французы бежали батальонами и полками. «Имперская армия» вообще растворилась в воздухе так молниеносно, что никто, собственно, и не понял, куда она делась: только что стояла со своим принцем во главе — и вдруг словно испарилась…
