Виктор Суворов - Облом. Последняя битва маршала Жукова
Но вернемся к нашим баранам. Жукову приписывают всяческие заслуги и добродетели. Вот даже и такие:
Жуков один мог без всякой боязни сказать о недопустимости любых отступлений от провозглашенных принципов коллективного руководства.
Это заявил серьезный историк В. П. Наумов («Дело» маршала Г. К. Жукова. 1957. Новая и новейшая история. М.: Наука, 2000. № 6. с. 84).
Давайте же напомним серьезному историку, что централизация всех средств производства и всей собственности в руках государства требует столь же централизованного управления всеми этими средствами производства и всей этой собственностью. Централизация власти — это пирамида. Пирамида совершенно естественно венчается властью одного. Двоим, тем более десяти, на вершине места нет.
Ситуация, когда на самой вершине пирамиды не было никого, возникла после Сталина не потому, что так захотел великий демократ Жуков. Коллективное руководство возникает естественным образом на короткое время после смерти или свержения властелина. Коллективное руководство — это вовсе не отказ от социализма, то есть от тоталитарного господства бюрократии. Это временное затишье перед разгулом абсолютной власти нового великого вождя.
И вот находятся жуколюбы, которые своему герою приписывают выдающиеся душевные качества. Оказывается, Жуков был единственным, кто мог коллективное руководство защитить, кто мог безо всякой боязни сказать о недопустимости любых отступлений от провозглашенных принципов коллективного руководства. Эти качества приписывают тому, кто лично разогнал коллективное руководство, возникшее после смерти Сталина.
Своими действиями и заявлениями Жуков сокрушил верховную власть в стране. Он открыто и недвусмысленно провозгласил себя вершителем судеб страны и ее руководителей — то есть провозгласил себя вождем и диктатором Советского Союза. Это было понятно каждому, кто в тот момент входил в высшее руководство страны.
А нам жуковеды говорят, что Жуков себя диктатором не мыслил, свои действия как захват власти не расценивал.
Давайте с этим согласимся.
Получается, что две с половиной сотни вождей, собранных на пленум ЦК в июне 1957 года, расценивали заявления и действия Жукова как провозглашение диктатуры, а сам Жуков не понимал, кем себя провозгласил.
Если дело обстояло именно так, то нам остается только усомниться в умственных способностях маршала Победы.
Ключевой моментНа утреннем заседании июньского (1957 года) пленума Центрального Комитета, состоявшемся 25 июня, Маршал Советского Союза Конев обвинил Молотова в том, что тот «относился к нам, военным, командующим фронтов, по-барски, пренебрежительно, обращаясь к нам с руганью».
Молотов, конечно, не ангел. Но и разоблачитель хорош. Конев Иван Степанович в отношении подчиненных генералов был, как выражались в армии, «дерзок на руку», то есть бил им морды.
Стоило только Коневу бросить реплику о том, что Молотов «обращался к нам с руганью», Жуков тут же добавил: «Угрожал расстрелом не раз».
Кому бы таким поведением возмущаться, да только не Жукову. Вот как поступал сам маршал Победы:
Боевой приказ войскам Ленинградского фронта 17. 9. 41
<...> За оставление без письменного приказа военного совета фронта и армии указанного рубежа все командиры, политработники и бойцы подлежат немедленному расстрелу...
Командующий войсками ЛФ Герой Советского Союза генерал армии Жуков.
Член военного совета ЛФ секретарь ЦК ВКП(б) Жданов.
Начальник штаба ЛФ генерал-лейтенант Хозин. (Военно-исторический журнал. 1988. № 11. с. 95.)
А вот выдержка из шифровки командующего Ленинградским фронтом генерала армии Жукова Военному совету 8-й армии 22 сентября 1941 года:
Такой военный совет вполне заслужил суровой кары, вплоть до расстрела. Я требую: Щербакову, Чухнову, Кокореву выехать в 2 дно, 11 сд, 10 сд и лично вести их в бой. Шевалдину и Кокореву предупредить командиров всех степеней, что за самовольное оставление Петергофа будут расстреляны как трусы и изменники (там же, 1992. № 6. с. 18).
Генерал-майор Щербаков В. И. — командующий 8-й армией.
Дивизионный комиссар Чухнов И. Ф. — член Военного совета 8-й армии.
Генерал-лейтенант Шевалдин т. И. — заместитель командующего 8-й армией.
Генерал-майор Кокорев П. И. — начальник штаба 8-й армии.
2 дно — это 2-я Ленинградская дивизия народного ополчения, то есть 10 тысяч необученных, негодных к военной службе людей, одетых в собственную гражданскую одежду, вооруженных чем попало, включая трофейные японские сабли времен Русско-японской войны и музейные винтовки. В Москве было сформировано 16 таких дивизий, в Ленинграде — 10 дивизий, не считая отдельных полков и батальонов. Жуков приказал командующему 8-й армией бежать впереди одной из таких дивизии и кричать «ура», увлекая за собой бойцов на немецкие минные поля и под плотный пулеметный огонь. Не будет успеха — расстреляет Жуков. Вот весь секрет его полководческого мастерства.
23 сентября 1941 года Жуков отправил командующим армиями Ленинградского и Балтийского фронтов шифрограмму № 4976:
Разъяснить всему личному составу, что все семьи сдавшихся врагу будут расстреляны и по возвращении из плена они тоже будут расстреляны (Журнал «Начало». № 3. 1991).
Ни один из гитлеровских фельдмаршалов и генералов, на даже сам Гитлер никогда подобных приказов не отдавали.
Вот выдержка из шифровки Жукова командующему 49-й армией генерал-лейтенанту И. Г. Захаркину от 12 октября 1941 года:
...Переходом в контрнаступление восстановить положение. В противном случае за самовольный отход из гор. Калуга не только командование частей, но и вы будете расстреляны... (Мерцалов А. Н., Мерцалова Л. А. Иной Жуков. М.: 1996. с. 66.)
8 ноября 1941 года командующий 43-й армией Западного фронта генерал-майор К. Д. Голубев обратился к Верховному главнокомандующему Сталину: работать под командованием Жукова невозможно.
На второй день по приезде меня обещали расстрелять, на третий день отдать под суд, на четвертый день грозили расстрелять перед строем армии (Известия ЦК КПСС. 1991. № 3. с. 220-221).
Это только некоторые документы и только за неполные два месяца, но так Жуков поступал на протяжении всей войны. А теперь нас пытаются убедить в том, что после войны Жуков просто изнывал от переполнявшего его желания восстановить историческую правду:
Одним из главных вопросов жизни партии он считал преодоление наследства культа личности Сталина. И в годы хрущёвской опалы маршал оставался верен курсу XX съезда на десталинизацию, хотел рассказать народу правду о «вожде всех времен», правду о событиях Великой Отечественной войны, как он их видел (Родина. № 10 (октябрь). 2000).
ГЛАВА 9
— Мне нужно увидеть товарища Хрущёва. Никиту Сергеевича.
— Кто вы?
— Майор Буланов.
— По какому вопросу?
— По важному.
— Я помощник товарища Хрущёва. Мне вы можете сообщить о своем вопросе.
— Не могу.
— Намекните.
— Не намекну.
— Хорошо. Я запишу вас на прием. В октябре.
— Но сейчас июль!
— Сейчас товарищ Хрущёв занят. Потом он уезжает на отдых. А сентябрь предельно загружен.
— Мне срочно.
— Срочно не выйдет. Только в октябре, товарищ майор.
История человечества — цепочка случайностей. Мы это еще в детстве постигали: не было гвоздя — отвалилась подкова, без подковы захромала лошадь, командир на хромой лошади стал легкой мишенью, убили командира — побежала армия. Враг вступает в город, пленных не щадя, оттого что в кузнице не было гвоздя.
Или вот: одна мама, уплыв за облака в своих фантазиях, забыла повязать шарфик на шею сыну, он простудился, заболел и умер. И мы не знаем, какого злодея, гения или гениального злодея потеряли. И не дано нам знать, куда бы повернула история, если бы на его шее тем пасмурным ноябрьским днем был повязан шарфик. А другая мама в тот самый день своему сыночку на тонкую шейку заботливо повязала толстый красный шерстяной шарф. И он не заболел и не умер. Он вырос и стал взрослым. Звали его Адольфом. И пошла история человечества другим путем. По ухабам.
Случилось так, что 3 июля 1957 года в 12 часов 18 минут по московскому времени Хрущёв Никита Сергеевич, Первый секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза, вышел из своего кабинета в тот самый момент, когда его помощник Шуйский Григорий Трофимович произносил слова «только в октябре, товарищ майор».
Вышел бы Никита из своего кабинета минутой позже, не услыхал бы слов своего главного помощника — пошла бы история человечества иным руслом.
Но Хрущёв вышел из кабинета именно в тот самый момент.
