Александр Гильфердинг - История балтийских славян
Кроме описанного пространства, лютичам принадлежал еще, на юго-западе от доленчан и ратарян, край моричан[42], на восток от ратарян край укрян с речанами[43]; подобно собственно лютичам, мы находим их в истории то самостоятельными, как отдельные народы, то низведенными на степень жуп. Первоначально, кажется, они составляли особые племена, и потом уже примкнули к четырем ветвям лютичей, судьбу которых должны были разделить. Наконец, к лютичам принадлежал еще угол между Доленицей и нижним течением Пены с Дымином, Плотом, Междуречьем и Грозвином, а на другой стороне реки Пены вся страна, ограниченная течением Речницы и Балтийским морем, где были следующие города с примыкавшими к ним жупами: на берегу моря — Барт, Острожна, Волегощ, Лешане; по Речнице, Требеле и Пене — Требочец, Лошица, Гостьков или Хотьков, Щитно. То была коренная Лютицкая земля, и в ней, во время политической независимости лютичей, каждый город со своей волостью составляли особое самостоятельное общество, но эти общества возвращались к значению простых жуп, лишь только они подчинялись, для защиты от немцев или датчан, одному из соседних славянских князей. Во второй половине XII в. уже собственно не было независимых лютичей: около 1170 года кичане были жупой бодрицкой, черезпеняне, доленчане, ратаряне, укряне, щетняне, Волегощ, Гостьков, Лошица, Дымин, Требочец, — жупами поморскими, Барт — жупой ранской, моричане — жупой, подвластной немецким завоевателям Бранденбургии. Почти не видно в истории, когда и как это случилось, каким образом вдруг разорван был, так сказать, по кускам этот гордый и славный народ лютичей, перед именем которого благоговели славянские племена на Поморье и трепетали германцы.
Вот естественное следствие дробления на жупы при тех общественных началах, которые господствовали у лютичей. Из прежнего лютицкого племени образовалась группа совершенно самостоятельных, вольных обществ (республиками мы их не назовем, потому что они чужды были идеи государственного управления, которая заключалась в этом римском слове), и между этими обществами осталась только связь религиозная, общее поклонение в храме радигощском, да другая связь, общая вражда к христианским народам: пока возможны были предприятия против христиан вне пределов родины, пока Радигощ созывал к себе поклонников из всех городов лютицких и собирался тут сейм, перед ними является могущественный народ лютичей; как только начал теснить его завоеватель, как только он разрушил старую святыню Радигощ, лютицкого народа не стало: каждое общество, для своего спасения, подчиняется тому из соседних князей славянских, который ближе и сильнее, и никому как будто и не приходит на мысль, что было бы возможно лютичам соединиться всем вместе и иметь собственного государя; с тех пор, как не существует храма радигощского, нет и общего сейма лютичей: ясно, что сознания внутреннего, народного единства в лютичах не было, а была только связь внешняя.
Система жуп, которую мы нашли более или менее сглаженной у бодричей, а у лютичей, напротив, доведенной до крайней степени разъединенности, сохранилась в целости, как и все вообще стихии племенного быта, в земле Поморской. Здесь мы видим еще в XII и даже в XIII в. равновесие между общей племенной властью, представителем которой был князь, и внутренней особностью каждой жупы: общественное устройство Поморья было полнейшим проявлением старой славянской системы дробления.
По свидетельствам ХII в., собственное, так называемое переднее Поморье, состояло из восьми жуп; две жупы были островные, Ванцлавская с г. Узноимом и Волынская; на материке — жупы Щетинская, Каменская и Колобрежская занимали прибрежную полосу от Одры за Персанту; на юг от них, пограничная с Польшей полоса состояла также из трех жуп — Пырицкой, Старогардской и Белогардской.
Наконец и восточное, так называемое заднее или верхнее Поморье, между Персантой и Вислой, распадалось также на жупы; но мы имеем так мало сведений об этом крае в древнее время, что не можем в точности определить, сколько их было и какие именно. Судя по немногим грамотам конца XII и начала ХIII в., главные укрепления на восточном Поморье, которые служили центрами жуп, были Дерлово, Славно, Столп или Слуп, Старгрод на р. Верше и Гданьск. Но, вероятно, что первоначально и городов, и жуп было гораздо больше, пока нашествия поляков не разорили всей этой страны.
LVIII. Значение "городов" у балтийских славян; их отношения к обществу или жупе
Мы видим, таким образом, что за исключением ран, все племена у балтийских славян были раздроблены на мелкие жупы. Каждая жупа непременно имела свой город; связь между жупой и городом была такая тесная, что жупа составляла в глазах балтийских славян нераздельную принадлежность города и как бы в нем подразумевалась (вспомним речь бодрицкого князя). Но, собственно говоря, не жупа, не волость принадлежала городу, как бывало в других землях, а город в полном смысле принадлежал жупе, он был ее общественной собственностью, ее представителем и, можно сказать, воплощением.
Славянский город не имел постоянного населения; то было огороженное, укрепленное, но незастроенное жилыми домами место, в котором народ из окрестных деревень или жупа могла собираться для общественных дел и находить убежище в случае неприятельского нашествия; единственные в "городе" строения могли быть: храм с какими-нибудь пристройками, да княжий двор и, может быть, двор жупана; даже там, где торговля сосредоточивала в одном месте значительное народонаселение, город сохранял вид незастроенной крепости, а торговый люд размещался около этого собственно "города" в предместьях. Но такие города редкость; не насчитаешь их десятка во всей земле балтийских славян; большей частью, и в тех случаях, когда к городу притекали постоянные жители, они строили себе пригородную слободу или деревню и продолжали жить не городской, а сельской жизнью. Таким образом, города у балтийских славян никогда не изменяли своего древнего характера. Была великая разница, — и разницу эту ясно сознавал уже Саксон Грамматик, — между городом славянским и немецким. Славяне были искони градостроители, немцам в древности города были неизвестны; но потом у немцев стала возникать и все более и более развиваться городская жизнь, города явились с постоянным народонаселением, с самостоятельным значением, и, усиливаясь мало-помалу, получили решительный перевес и часто даже полную правительственную власть над деревнями; у славян, напротив, города долго удерживали значение простых сборных мест для сельского народа: они не повелевали деревнями, а совершенно зависели от них, — и в этом положении оставались города у балтийских славян в течение всей их истории.
Понятно, что такого рода город сам по себе существовать не мог. Его строила и поддерживала вся жупа: то была общественная обязанность, и одна из самых важных. Когда учреждались на Поморье монастыри, и князья передавали им разные деревни, то они обыкновенно слагали с этих деревень, в пользу монастыря, прежние повинности их в отношении к мирской власти всегда только с двумя условиями: чтобы монастырские деревни продолжали участвовать в защите страны в случае нападения врагов, и чтобы они, наравне с остальным народонаселением жупы, несли обязанность строить и поддерживать город, в их жупе находящийся. Такого рода условия мы читаем в огромном множестве поморских грамот, и они вполне выказывают значение и характер "города" у поморян. Таким же общественным делом жупы постройка городов была у бодричей и у стодорян, как видно по свидетельствам Гельмольда и грамотам Оттона I. Напротив, когда случалось славянским князьям водворять или разрешать водворение чужих переселенцев в каких-нибудь деревнях, то они всякий раз освобождали их от этой повинности: действительно, переселенцы эти, по гибельному пристрастию к ним князей, знатного сословия и духовенства, исключались из общего земского права славянского и поэтому поставлялись вне славянского общества, вне жупы, которая была проявлением этого общества: понятно, что им не для чего было участвовать в постройке города, принадлежавшего жупе.
LIX. Религиозная и административная самостоятельность жуп. — Значение и власть жупанов
Сосредоточенная в городе, жупа составляла особый общественный круг, цельный и замкнутый в себе.
Она имела самостоятельность религиозную; у нее был в городе свой общественный храм, свой жрец, свое общественное богослужение, для которого в известные дни сходилось в город все население жупы. Самостоятельность жупы у балтийских славян хорошо выразил Титмар в замечательном своем свидетельстве, что "сколько у этих Славян волостей (т. е. жуп), столько существует у них храмов и особых истуканов, которым поклоняется языческий народ".
