Александр Гильфердинг - История балтийских славян
В течение многовековой борьбы с Германией, бодричи мало-помалу выходили из старинной разрозненности племенного быта и приближались к политическому единству: так часто проходили враги землю их вдоль и поперек и опустошали в ней целые области, что поневоле сглаживались старые разграничения, и народ привыкал к общей обороне, и в то же время старинный славянский быт ослаблялся влиянием немецких учреждений. Не раз племена, прежде самостоятельные, собственно бодричи (или рароги), вагры, полабцы, глиняне, варны, подчинялись одному князю, и соединение собственно бодричей с варнами в одно политическое целое совершенно определилось, кажется, еще в XI в. Но это единство Бодрицкой земли не было, можно сказать, плодом внутреннего развития и сознания в народе, а скорее делом случая, внешней необходимости. Система дробления ослабла, но не была уничтожена, не заменилась народным единством. До последних времен своего существования, до конца XII в., вагры, полабцы, глиняне, собственно бодричи и варны еще не утратили совершенно своей особности, и сохранялось старое устройство жуп не только у вагров, где народная стихия не переставала господствовать, но и у собственно бодричей и варнов, у которых так сильна была княжеская власть.
В это время мы находим собственно бодричей оттесненными за черту от Весмирского (Висмарского) залива к Зверинскому озеру и далее на юг к пределам глинян. По этой черте, идя с севера к югу, мы встречаем резко определенные жупы Мекленбургскую, Зверинскую и Пархимскую; за ними лежали, на восточной стороне Висмарского залива, ж. Кутинская или Куцинская (город Кутин) и Иловская (Илово, теперь урочище близ Нейбурга), на восточной стороне Зверинского озера, ж. Добинская (Добино, теперь пустое городище), а далее, к юго-востоку, жупы варнского племени: Ворленская (Ворле, теперь развалины замка, близ г. Швана на р. Варнове), опять Кутинская или Куцинская (Куцин у Плавского оз.) и Малаховская (Малахово, на восток от этого озера).
LVII. Значение жуп у бодричей, лютичей и поморян
Система дробления на жупы была, можно сказать, несовместима ни с большим единством, ни с чрезмерным разъединением; неразрывно связанная с племенным бытом, она требовала непременно присутствия обоих коренных начал этого быта, князя в его старом значении как такого лица, которое связывало племя в одно целое, но не приносило еще с собой единства государственного, и общины, которая распоряжалась самостоятельно местными делами земли. С перевесом одной стороны над другой, устройство жуп приходило в упадок: если усиливалась верховная власть, то она уничтожала самостоятельность и особность жуп, если возвышалась община, то с упадком княжеской власти разрушалась связь между жупами, и с прекращением этой власти, каждая жупа становилась отдельным политическим телом, превращалась в независимое племя; ибо жупы у балтийских славян связывались в одно племя не идеей внутреннего единства, а признанием общей княжеской власти.
Дробление на жупы могло удержаться у бодричей, конечно, потому только, что княжеская власть у них никогда не получала настоящего государственного значения; но эта власть стала гораздо сильнее, чем в древнем племенном быте, и с тем вместе жупы бодрицкие утратили свою внутреннюю самостоятельность: в собственно исторической деятельности бодричей дробления почти не заметно, князь во всякой жупе распоряжался полновластным господином.
Еще большего внутреннего единства, чем бодричи, достигли ране, вследствие религиозного развития: у них воцарилась самая сильная теократическая власть и подчинила себе все общественные стихии; система дробления исчезла перед ней, и жуп на Ране не было вовсе. Известный исследователь рюгенских древностей, Фабрициус, встречая в исторических известиях о Ране выражения terra, provincia и замечая, что природный вид этого острова, разорванного на несколько частей длинными, извилистыми заливами, как бы сам собой вызывал к образованию отдельных областей, удивляется, что при всем том древние свидетельства не придают этим "землям" и "провинциям" Раны никакого общественного значения, и употребляют их только в смысле географических определений, между тем как на противоположном Ране берегу материка ясно выказывается дробление на волости, хотя здесь природные условия ему, по-видимому, менее благоприятствовали; Фабрициус уверен, что и на Ране были такие же волости, и что лишь по незнанию ранских учреждений древние писатели не упоминают о них. Но дело ясное: на Ране точно не было жуп[37] и не могло быть при том крепком единстве, при той крепкой жреческой власти, которые там господствовали, и Рана может служить доказательством, что не столько требования местности, сколько условия народной жизни вызывали или устраняли между балтийскими славянами дробление на жупы.
Совсем другое явление представляет земля Лютицкая. На Ране единство власти отстранило начало дробления, у лютичей исключительное господство общины усилило его так, что исчезла всякая связь между жупами, и жупы получили значение самостоятельных земель. Неоднократно старинные памятники изображают лютичей одним народом; как один народ действуют лютичи в истории; а в то же время непреложные свидетельства указывают на то, что одни собственно лютичи, не говоря о примыкавших к ним ветвях, составляли четыре особых племени или народа, и что эти четыре "народа": кичане, черезпеняне, доленчане и ратаре, действительно имели полную политическую самобытность и независимость. Но какие это были народы? Представим себе длинную, наклоненную от северо-запада к юго-востоку, полосу от Балтийского моря до пределов нынешнего Мекленбург-Стрелицкого владения, с боков ограниченную параллельными чертами, на западе чертой от низовьев Варновы к Мюрицкому озеру и к истокам Гаволы, на востоке от нижней Речницы[38] к Доленице и далее, мимо Доленицкого озера, к озерам и болотам, составляющим северный придел бассейна Гаволы, — и мы получим пространство, в котором они помещались, все четыре рядом, в виде маленьких четырехугольников. Верхний четырехугольник, между морем и извилистым течением Речницы составлял землю кичан, второй четырехугольник, от Речницы до верхнего течения Пены, принадлежал черезпенянам[39], третий, от Пены до течения Доленицы и Доленицкого озера — доленчанам, четвертый, нижний, между Доленицей и верховьями Гаволы, занят был ратарянами[40]. Таким образом, на долю каждого из четырех "народов" лютицких приходился клочок земли чуть ли не меньше любого из наших уездов; и у трех из этих народов, у кичан, у доленчан и у ратарян было по одному городу, как достоверно показывают древние памятники; у кичан — Кицин или Кицыня (теперь деревня близ Ростока), у доленчан Востров (теперь деревня у Толленского озера), у ратарян Радигощ (близ древней Прилбицы). Ясно, что такие "народы" были не что иное, как прежние жупы одного племени, между которыми исчезла общая связь, когда не стало у них княжеской власти. То же самое, конечно, можно сказать и о черезпенянах: правда, у них, по словам одного любопытного свидетельства, было "три города с принадлежащими к ним землями, которые отделены и разграничены были между собою и почитались особыми областями", но такое дробление нисколько не противоречило характеру жупы: мы видели жупу морачан подразделенной между семью городами, и подобные случаи должны были повторяться всякий раз, когда несколько деревень, не довольствуясь общим "городом", общим убежищем и средоточием всей жупы, хотели иметь свое ближайшее средоточие и убежище и строили себе новый город: так было, очевидно, и с черезпенянами. Их старинный город Даргунь лежал в юго-восточном углу их земли: могли быть нужны города и в других краях, слишком отдаленных от Даргуня, и образовались два новых центра в земле Черезпенянской[41], но она не утратила через это ни своей цельности, ни того характера простой жупы лютицкого племени, который оставался за ней постоянно, так же как за другими подразделениями лютичей, несмотря на их внешнее обособление и самостоятельность. Таково было значение четырех народов лютицких. Их особность зависела часто от того, в какой мере сильна была у них община: подчиняясь одному из соседних князей, бодрицкому или поморскому, они тотчас входили в ряд других жуп славянского Поморья. Так, прежний народ кичан в XII в. стал простой жупой, подвластной бодрицкому князю, доленчане, ратаряне и черезпеняне с их тремя ветвями перешли в жупы княжества Поморского.
Кроме описанного пространства, лютичам принадлежал еще, на юго-западе от доленчан и ратарян, край моричан[42], на восток от ратарян край укрян с речанами[43]; подобно собственно лютичам, мы находим их в истории то самостоятельными, как отдельные народы, то низведенными на степень жуп. Первоначально, кажется, они составляли особые племена, и потом уже примкнули к четырем ветвям лютичей, судьбу которых должны были разделить. Наконец, к лютичам принадлежал еще угол между Доленицей и нижним течением Пены с Дымином, Плотом, Междуречьем и Грозвином, а на другой стороне реки Пены вся страна, ограниченная течением Речницы и Балтийским морем, где были следующие города с примыкавшими к ним жупами: на берегу моря — Барт, Острожна, Волегощ, Лешане; по Речнице, Требеле и Пене — Требочец, Лошица, Гостьков или Хотьков, Щитно. То была коренная Лютицкая земля, и в ней, во время политической независимости лютичей, каждый город со своей волостью составляли особое самостоятельное общество, но эти общества возвращались к значению простых жуп, лишь только они подчинялись, для защиты от немцев или датчан, одному из соседних славянских князей. Во второй половине XII в. уже собственно не было независимых лютичей: около 1170 года кичане были жупой бодрицкой, черезпеняне, доленчане, ратаряне, укряне, щетняне, Волегощ, Гостьков, Лошица, Дымин, Требочец, — жупами поморскими, Барт — жупой ранской, моричане — жупой, подвластной немецким завоевателям Бранденбургии. Почти не видно в истории, когда и как это случилось, каким образом вдруг разорван был, так сказать, по кускам этот гордый и славный народ лютичей, перед именем которого благоговели славянские племена на Поморье и трепетали германцы.
