Владлен Сироткин - Александр Первый и Наполеон. Дуэль накануне войны
Последнее замечание Шампаньи, пожалуй, лучше всего характеризует тактику обеих дипломатий за весь период существования франко-русского союза. Тем более, что позднее Наполеон сам признавал: «Польша и Константинополь были теми двумя французскими интересами, по которым любая сделка была невозможна».
* * *Все это не мешало обоим императорам в официальной переписке и до 1809 г., и после клясться в «вечной дружбе» и «искреннем» стремлении к полюбовному разрешению спорных вопросов. Так, призывая Александра I принять участие в походе в Индию, Наполеон взывал: «В этих немногих строках я изливаю в. в-ву всю мою душу. Дело Тильзита установит судьбы мира».
Отвечая Наполеону, Александр I заклинал: «Взгляды в. в-ва кажутся мне столь же великими, как и верными. Только такому исключительному гению, как вы, дано в удел задумать столь обширный план».
А трещина в союзных соглашениях все расширялась. И главной причиной краха союза были не только неудачи в дипломатическом торге, на который «союзники» не возлагали больших надежд, но более существенные, объективные причины, действие которых не зависело от дипломатических демаршей.
Где взять деньги для России?
К 1806 г. наполеоновские планы высадки военного десанта в Англии потерпели провал. Поэтому французская буржуазия вынуждена была изменить методы борьбы с английской морской, торговой и колониальной гегемонией, придав ей форму экономической войны. 21 ноября 1806 г. в Берлине Наполеон провозгласил декрет об экономической блокаде Британских островов, открывшей новую страницу франко-английской борьбы.
Как отмечал Е. В. Тарле, публикуя декрет о континентальной блокаде, Наполеон преследовал две основные цели: 1) экономически разорить Англию и тем самым заставить ее просить мира; 2) избавить французскую промышленность от английской конкуренции на рынках континентальной Европы.
С 1806 г. все дипломатические и военные акции Наполеона были тесно связаны с созданием вокруг Французской империи целой системы зависимых и союзных государств – системы, необходимой для успешного функционирования блокады.
Попытки объявить блокаду делались Наполеоном и ранее: еще 20 июня 1803 г. во Франции был опубликован декрет о запрещении ввоза товаров из Англии и ее колоний. Но тогда это запрещение не дало эффекта – английские купцы свободно торговали по всему атлантическому и балтийскому побережьям Европы (исключая побережье Франции), а главное, с Россией. Даже после провозглашения берлинского декрета блокада оставалась малоэффективной до тех пор, пока в Тильзите Наполеон не принудил царя примкнуть к этому новому экономическому эксперименту. Наполеон отлично понимал, что без участия России блокада будет бумажной завесой против торговой мощи Великобритании.
Выше уже отмечались те общие мотивы, которые вызвали в русских торгово-промышленных кругах рост антианглийских настроений, способствовавших благоприятному отношению части дворянства и купечества к экономическому разрыву с Англией. Но в целом участие России в блокаде несло ей гораздо больше бед, чем преимуществ. И дело здесь было не только в разрыве англо-русских торговых отношений. Такое случалось и ранее, скажем, при Павле I, но в то время разрыв не причинил России сколько-нибудь серьезного экономического ущерба.
В 1807 г. Россия примкнула к блокаде в совершенно других, неизмеримо более тяжелых условиях. Участие России с 1804 г. в почти непрерывных войнах с Персией, Францией, Турцией еще до присоединения к блокаде существенно вредило ее внешней торговле. С 1804 г. из-за войны с Персией торговля с персидскими купцами велась уже с перебоями. В связи с войной с Турцией с начала 1807 г. для русских торговых судов были практически закрыты южные морские ворота – Черное море, а также сократился приход иностранных судов в черноморские порты России.
Военные действия в Европе и особенно начало континентальной блокады внесли еще большую дезорганизацию в европейскую торговлю, отрицательно сказавшись на внешнеторговом балансе России. С 1806 г., еще до присоединения к блокаде, начался упадок русской торговли. «С этого года, – писал Румянцев в отчете по министерству коммерции за 1806 г., – пути торговые уже всецело определяемы были обстоятельствами военными… Движение французских сил в середину Европы против Пруссии, блокада немецких вольных городов, наложенная англичанами в 1806 г., приблизили военное пламя к северу, и потому сей год не мог принести тех выгод торговли, ежегодно возрастающей в России, какие во время покоя приметны были».
Разрыв с Англией в условиях продолжения войны с Турцией и Персией еще более усугубил кризисное состояние внешнеторгового баланса страны: «непотухающее военное пламя в Европе и, наконец, последовавший разрыв с Англией были поводом, что и в 1807 г. торговля наша была в упадке. Привозы против 1806 г. уменьшились с лишком на 11 млн., а отпуски – на 9 млн. руб.»
* * *Как уже отмечалось, в начале XIX в. Англия занимала первое место во внешней торговле России, особенно на севере страны. Англия была самым крупным потребителем основных статей русского экспорта. Кроме того, ее преимущество заключалось в том, что на английских судах до 1807 г. вывозилось большинство русских экспортных товаров (лес, пенька, парусное полотно, зерно и др.); поскольку эти товары из-за больших транспортных издержек при отправлении их сухим путем нуждались в перевозке морем, здесь и проявлялась определяющая роль английского морского транспорта.
Н. П. Румянцев, Н. С. Мордвинов и др. еще в конце XVIII в. указывали на эту опасную зависимость России от Англии в области экспорта и предлагали развивать отечественный торговый флот.
Тогда эта задача не была решена. Теперь России приходилось расплачиваться.
Царское правительство с явной неохотой выполняло свое единственное реальное обязательство перед Францией – участие в континентальной блокаде. Во избежание резкого сокращения внешнеторгового баланса Россия примкнула к блокаде не сразу. 7 ноября 1807 г. была издана декларация Александра I о разрыве англ-орусских дипломатических отношений. 9 ноября последовал царский указ о наложении эмбарго на английские суда и их грузы в портах России, а также о создании «ликвидационных комиссий» по продаже этих судов и товаров и расчетов с русскими купцами, понесшими убытки от наложения эмбарго на их собственность в английских портах.
Но далее дело застопорилось. Выполнив эту часть тильзитских обязательств даже ранее намеченного (1 декабря) срока, царь не спешил начать против Англии наступательную экономическую войну. Более того, как свидетельствуют материалы специального комитета по делам эмбарго, русское правительство весьма осторожно подходило к вопросу о конфискациях. Так, по указу от 9 ноября секвестрированию подлежало только движимое имущество англичан (суда, товары и т. п.); на недвижимое же имущество (дома, заводы и т. п.), а также денежные вклады в русских банках конфискации не распространялись».
Анализируя деятельность «ликвидационных комиссий», Злотников писал: «Представители торговых кругов были поддержаны крупными феодалами, заседавшими в Государственном совете. И те и другие, памятуя о своих экономических связях с Англией, держались весьма осторожно по отношению к английскому капиталу». Фактически и после разрыва англо-русских дипломатических отношений английские товары продолжали поступать в Россию. Поскольку английское правительство, стремясь пробить бреши в континентальной блокаде, не очень строго соблюдало свое постановление об эмбарго на русские торговые суда и товары, российские корабли вплоть до апреля 1808 г. продолжали заходить в Англию.
Только 1 апреля, да и то после настоятельных представлений посла Франции Коленкура, последовал указ о частичном запрещении ввоза в Россию английских (промышленных) товаров. 17 июня был запрещен ввоз любых (а не только промышленных) английских товаров и, наконец, 28 августа – указ о конфискации любого судна с английскими товарами, зашедшего в русские порты. Фактически присоединение России к блокаде заняло почти год – с ноября 1807 по август 1808 г.
Но и эти постепенные меры тяжело сказались на русской внешней торговле, особенно в 1808 г. Проводились они без достаточной экономической подготовки, насильственно разрывая сложившиеся торговые связи. Результаты не замедлили сказаться: если в 1806 г. через балтийские порты России было вывезено, например, 3210 тыс. пудов пеньки, в 1807 г. – даже 3390 тыс., то в 1808 г. – всего 1274, т. е. почти в три раза меньше. Аналогичная картина наблюдалась с экспортом леса, пшеницы, льна и других традиционных статей русского вывоза. Сокращение вывоза уменьшало поступление иностранной валюты и в без того пассивный бюджет страны. И не случайно Шампаньи с тревогой писал Коленкуру в преддверии морской навигации на Балтике: «Сможет ли император Александр, не меняя системы своей политики или без угрозы переворота, дождаться следующей зимы?..»
