Владлен Сироткин - Александр Первый и Наполеон. Дуэль накануне войны
Крупные неудачи на Пиренейском полуострове для Франции усугублялись все растущей угрозой военных приготовлений Австрии. Оставаясь единственным в континентальной Европе государством, еще не оккупированным французскими войсками, Австрия внимательно следила за событиями в Испании и Португалии. Австрийские правящие круги понимали, что в случае покорения Пиренеев наступит очередь и их страны: Наполеон либо навяжет Австрии кабальные дипломатические соглашения, либо пойдет на нее войной, и тогда ей будет уготовлена участь Пруссии, где с 1806 г. все крепости были заняты французскими войсками.
Горя жаждой реванша за поражение в 1805 г., стремясь вернуть себе отторгнутые Францией провинции на Балканах (Истрию и Далмацию), австрийский двор уже давно исподволь готовился к войне. Австрийский император Франц I создал значительный резерв регулярной армии; беря пример с России, он образовал в мае 1808 г. ополчение (ландвер).
Все эти действия австрийского правительства не остались не замеченными Францией. Перспектива войны на два фронта (против испанских повстанцев и против Австрии) вместо усиления прямой борьбы с Англией мало устраивала Наполеона. Вся сложная политическая система, заложенная французской дипломатией в 1806–1807 гг., к лету 1808 г. находилась под угрозой: Испания, Португалия, Швеция оставались вне рамок континентальной блокады. Мало того, война с Австрией могла нанести этой системе значительный ущерб, если она началась бы в столь неподходящее время. Вдобавок ко всему из Турции пришло новое тревожное известие: в Константинополе Мустафа-паша Байрактар в июле 1808 г. свергнул профранцузского султана Мустафу IV.
* * *В столь сложных для Франции условиях Наполеон «вспоминает» о свидании с Александром: как никогда после июля 1807 г. Бонапарту необходимо было подтверждение Тильзитского союза. Особенно важна была военная поддержка России против Австрии. Однако Александр не спешил. Понимая, что время работает на него, он под предлогом неотложных дел отсрочивает летом 1808 г. намеченное в Эрфурте свидание.
Наполеон правильно расценил медлительность царя как приглашение дать какие-либо доказательства уступок в русско-французских спорных вопросах. Памятуя об упорной защите Александром I в Тильзите год назад интересов прусского короля, он, наконец, заключил 8 сентября 1808 г. с Пруссией конвенцию (предусмотренную еще Тильзитскими соглашениями) о размере контрибуции за поражение в войне 1806 г. и сроках вывода французских войск из прусских крепостей.
Наконец, после длительной отсрочки вторая встреча Наполеона и Александра I состоялась. С внешней стороны новое свидание было обставлено не менее пышно, чем встреча в Тильзите. Особенно старался Наполеон: он захватил из Парижа почти весь свой двор, гвардию и даже… «Комеди франсез». Пышность и торжественность, показная «сердечность» свидания должны были, по мысли Наполеона, убедить Европу в прочности союзных уз двух императоров.
Но закулисная сторона русско-французских переговоров, проходивших в Эрфурте с 28 сентября по 14 октября, была далеко не так «сердечна». Как и в Тильзите, позиции «союзников» по целому ряду важнейших вопросов резко расходились. Наполеон по-прежнему стремился заставить Россию принять активное участие в войне против Англии. Особенно важна была ему военная поддержка России против Австрии. Но переговоры в Эрфурте проходили для Франции в менее благоприятных условиях, чем в Тильзите: неудачи в Испании и угроза войны с Австрией делали французскую дипломатию более уступчивой.
Царь и его советники отлично понимали обстановку. Вопрос об усилении войны с Англией они столкнули в русло прежних тильзитских предложений: сначала давайте попробуем снова договориться с англичанами о мире, а уже потом, в случае неудачи, будем разговаривать об усилении войны. Впрочем статьи Эрфуртской франко-русской союзной конвенции от 12 октября 1808 г. в части, касающейся Англии, были скорее проникнуты боязнью Франции русско-английского сепаратного мира, нежели стремлением к усилению англо-русской войны.
Вынужденный по существу снова согласиться на весьма неопределенные обязательства России в войне против Англии, Наполеон решил взять реванш в австрийском вопросе. Он требовал твердого согласия Александра I на вооруженную поддержку Франции в австро-французской войне. Царь, направившийся в Эрфурт главным образом для того, чтобы (как он писал матери) «спасти Австрию», упорно отказывался принять четкие обязательства.
По свидетельству Коленкура, разногласия по австрийскому вопросу едва не привели к срыву переговоров. «Ваш император Александр упрям, как осел, – жаловался Наполеон в порыве гнева Коленкуру, – он притворяется глухим, когда не желает слушать».
В итоге Россия так и не приняла на себя четкого обязательства на случай франко-австрийской войны. Соответствующая статья Эрфуртской союзной конвенции (статья 10-я) была составлена в столь туманных выражениях, что позднее, в 1809 г., это дало Александру I «законное» основание уклониться от активных военных действий.
* * *Если Александр I не уступил в английском и австрийском вопросах, то Наполеон оказался не менее тверд в прусском и польском. Он категорически отверг требование царя вывести свои войска из Пруссии до уплаты последней контрибуции. Максимум, чего добился Александр, это сокращение размеров контрибуции со 140 млн. до 120 млн. франков и увеличение рассрочки ее выплаты до трех лет. Ссылаясь на угрозу со стороны Австрии, Наполеон отказался также прекратить военные поставки герцогству Варшавскому.
Особое место на переговорах заняли вопросы о Дунайских провинциях и Финляндии. Попытки наполеоновской дипломатии утопить обсуждение конкретного вопроса о Молдавии и Валахии в общих разговорах
о разделе Османской империи или отделаться туманными обещаниями рассмотреть этот вопрос в будущем, после заключения мира с Англией, не имели успеха. Румянцев в самой категорической форме заявил Шампаньи: «Мы не можем согласиться на такое состояние дел, которое длится уже год. Это слишком противоречит нашим интересам… Мы не можем ждать больше».
Наполеону пришлось уступить. В итоге в союзной конвенции появилась статья 5-я: «Высокие договаривающиеся стороны обязуются считать непременным условием мира с Англией признание ею Финляндии, Валахии и Молдавии как входящих в состав Российской империи». И хотя эти новые территории были завоеваны силой оружия (причем Финляндия – только год спустя после Эрфурта), а не «дарованы» Францией, само по себе закрепление этих завоеваний в международном договоре было большой дипломатической победой России.
Официальное согласие Франции на такое территориальное приращение, несомненно, значительно усилило аргументацию «творцов Тильзита» в их полемике с противниками франко-русского союза. Царь и его спутники возвратились из Эрфурта со значительно большими трофеями, нежели из Тильзита. Тогда в портфеле у Будберга была только небольшая Белостокская область на западных границах. Теперь же Румянцев привез сразу четыре обширные провинции. Союз с Францией казался не таким уж плохим.
Вопрос о судьбе Бессарабии, Молдавии, Валахии и Финляндии оказался единственной проблемой, получившей в Эрфурте четкое решение. По всем остальным спорным вопросам (Англия, Австрия, Пруссия, герцогство Варшавское, усиление континентальной блокады и т. д.) союзная конвенция в Эрфурте и по духу, и по букве была точным сколком с неопределенных статей союзного договора в Тильзите. Решения по ним либо отсутствовали в тексте совсем, либо формулировались в крайне туманных выражениях, что по-прежнему давало обеим сторонам широкую возможность произвольного толкования своих обязательств. Правда, Эрфурт отсрочил на полгода франко-австрийскую войну, развязав Наполеону руки в Испании: через неофициального австрийского представителя на переговорах генерала Винцента Александру I удалось убедить Франца I пока воздержаться от войны с Францией.
Как и в Тильзите, в Эрфурте было условлено, что спорные вопросы франко-русских отношений (в частности, конкретные военные операции против Англии) станут предметом обсуждения во время следующей встречи Наполеона и Александра L Специальная статья союзной конвенции даже определила срок этой ветречи – «в течение года» но эта третья встреча так никогда и не состоялась.
В итоге Эрфуртская союзная конвенция лишь ненадолго укрепила союз России и Франции и не устранила растущие противоречия, которые оба императора временно скрыли под туманными формулировками соглашения.
Понимая шаткость новых соглашений, Александр I решил быть «союзником» вдвойне осторожным. Почти сразу же после свидания царь направляет в Париж двух своих дипломатов: министра иностранных дел Н. П. Румянцева (октябрь) и нового посла России во Франции А. Б. Куракина (ноябрь).
