Эрик Чемберлин - Эпоха Возрождения. Быт, религия, культура
Вопросы инквизиторов следовали определенному шаблону, потому что они исходили из предубеждения. Естественно, и ответы следовали тому же шаблону, и таким образом получилось, что один и тот же культ, целостный и отточенный до последней ужасающей подробности, вдруг распространился по всей Европе.
Под пыткой осужденные признавали свою вину и наговаривали на других, которых пытали в свою очередь, и те оговаривали новых людей… круг ширился и ширился. «Христианский мир впал в безумие, а Сатана мог только радоваться признанию его могущества в дыме бесконечного сожжения, должного свидетельствовать о триумфе Всевышнего». Тем не менее с самого начала существовала трезвая, разумная оппозиция этому процессу. Один из членов испанской инквизиции высказал взвешенное мнение, что охотники за ведьмами сами во многом ответственны за разрастание подобного культа. «Когда общественное сознание встревожено и поражено страхами, любое возбуждение опасно и усиливает зло. Не было ни ведьм, ни заколдованных, пока об этом не заговорили все». Лучшим оружием против этого были молчание и сдержанность. Благодаря трезвой и холодной оценке в Испании ни применение колдовства, ни его искоренение не достигли того размаха, как в остальной Европе. Все другие страны внесли свой вклад в разрастающуюся мифологию. Немцы расписывали особые ужасы шабаша, французы и итальянцы — богохульство черной мессы, Англия породила концепцию «фамилиара», то есть животного — спутника ведьмы. А Швеция придумала человека-коня, подкованного по-конски, который доставлял ведьм на шабаш. То, что среди приговоренных за колдовство и ведовство были практикующие ведьмы, сомнений не вызывает. Некоторые сами в это верили: частые упоминания о всевозможных дурманящих зельях тому порукой. Кто-то из них действительно мог придерживаться не христианского, хотя не обязательно зловещего культа. Но большинство были просто увлечены таким простым человеческим интересом к эзотерическим знаниям, желанием стать членом обособленной группы со своим тайным языком и ритуалами, способностью испытать в этой группе краткий миг всевластия и могущества.
Наибольшее число легенд о колдовстве сосредоточено вокруг шабаша (см. рис. 73–74).
Согласно общепринятому мнению, сборище ведьм, называемое шабашем, совершалось в некотором отдалении от того места, где они жили. Цивилизация кончалась на окраине города или деревни. В ночное время местность за их пределами в большинстве европейских стран представляла собой темную глухомань, все еще покрытую густыми непроходимыми лесами. Стоило отойти на каких-нибудь несколько сотен ярдов от окраинных жилищ, и вы оказывались в полном уединении. Случайный припозднившийся путник ни за что не стал бы медлить и исследовать происхождение странных огней или звуков, потому что даже вполне земной страх перед разбойниками был не таким пугающим, как ужас перед сверхъестественным. Тем не менее народная фантазия придерживалась твердого убеждения, что шабаш происходит в каком-то неопределенном, но далеком месте и добраться туда можно лишь чудесным образом. Множество научных диспутов было посвящено проблеме ночных полетов, и большинство ученых сходилось во мнении, что они становились возможны благодаря действию волшебной мази. На Бургундских процессах инквизитор ошеломил ужаснувшийся мир перечислением ингредиентов одного из этих снадобий, потому что они, как и магические ритуалы, в разных местах были неодинаковы. Мазь готовили, скармливая выкраденные в церкви священные облатки{15} жабам, которых затем сжигали. Потом к пеплу добавляли порошок, полученный из костей повешенных и кровь новорожденных младенцев. Когда руки и ноги ведьмы, а также ее палочку смазывали этим составом, их обладательницу мигом и безошибочно переносило через леса, горы, реки и озера прямо к выбранному месту проведения шабаша. Изготовление этой мази включало в себя все, из-за чего ведьмы внушали такой ужас: богохульство, связь с темными силами, ограбление могил, детоубийство.
На всех шабашах присутствовал дьявол или его помощники. Он принимал разные обличья: традиционные — с рогами, хвостом и когтями, человеческое, а чаще всего какого-то животного. Если отбросить налет сверхъестественного, описание дьявола-животного со всей очевидностью подходит к человеку в маске, одетому в звериную шкуру и повторяющему ритуалы какой-то примитивной религии. Описания происходящего на шабаше различаются в зависимости от богатства воображения ведьмы и ее обвинителей. Там было все: каннибализм, непристойные танцы, мерзостные пиры, кощунственные религиозные обряды. Пища на шабаше была особенно отвратительной. «Все, кто удостоился чести быть допущенным к столу дьявола, признавались, что пиры его настолько омерзительны по виду и запаху, что легко вызовут рвоту у самых голодных и алчных». Даже вино было отвратительным, ибо выглядело как густая полусвернувшаяся кровь и подавалось в грязных сосудах. Прихожане, способные добровольно отведать этой трапезы, должны были совершенно погрязнуть в гнусной мерзости. Но, хотя именно шабаш занимал воображение публики и ученых, жилище ведьмы и ее признания давали самый большой материал для создания жутких легенд, питавших общепринятые представления о колдовстве и колдуньях.
В большинстве поселений люди могли ткнуть пальцем по крайней мере в одну женщину, обычно немолодую, на которой сходились все подозрения. Любое ничем не подкрепленное обвинение отправляло ее на костер. Заболевала, например, какая-то женщина, тут же высказывалось предположение, что недуг — результат насланной порчи. Больная соглашалась с этим, а если не могла сразу назвать имя ведьмы, ей зачитывали список подозреваемых. Какое-нибудь имя привлекало ее внимание, и после необходимых формальностей эту персону сжигали. Местной ведунье ее соседи могли поставить в вину все, что угодно. «Потому что, если несчастье, горе, болезнь или потеря детей, зерна или свободы приключалась с ними, они начинали восклицать, что виноваты ведьмы, как будто нужны здесь, на земле, какие-то старухи, чтобы вызвать людские бедствия». Из-за таких воображаемых злодейств тысячи женщин по всей Европе были повешены, или сожжены, или утоплены. К тому же здесь присутствовал некий элемент извращенного правосудия, потому что казнить ведьму можно было, только если считалось, что она своим мрачным искусством вызвала смерть или тяжкое увечье. Лишь Англия породила принцип казни ведьм не за причинение вреда, а просто за то, что они ведьмы (см. рис. 76).
Псевдонаука разоблачения ведьм, которая расцвела пышным цветом в Англии той поры, была основана на распознавании фамилиаров, то есть демонов-друзей, которые служили ведьмам под видом животных. За службу ведьмы вскармливали их своей кровью, причем эта операция оставляла заметный след, известный как знак дьявола или сосок. Особенно уязвимы были живущие одиноко старушки, потому что их домашние любимцы легко подпадали под подозрение, а возрастные физические недостатки ретивыми искателями ведьм с готовностью объявлялись знаками дьявола. Добродетельное рвение к розыску колдуний дополнялось денежной наградой. Активность таких лиц, как Мэттью Хопкинс в Англии (называвшего самого себя главным разоблачителем ведьм), скорее напоминает деятельность крысолова, чем охотника за сверхъестественными существами. Впрочем, обвинение в том, что он хорошо наживается за счет общин, пробило даже его толстую шкуру, он ведь утверждал, что «требует лишь по 20 монет с города и должен иногда проезжать ради этого по 20 миль и ничего кроме с этого не имеет (хотя может проводить там по неделе), а находит всего три-четыре ведьмы, а даже если и одну, то это все равно дешево. А такую большую сумму он берет на содержание своей компании и трех лошадей».
Хопкинс подробно описывает кучку демонов, прислуживавших ведьме, которую он обнаружил в Эссексе (см. рис. 75). Их имена представляют собой странную смесь обыденности и экзотики. Норка походил на белого котенка, Дребезжащий Синяк выглядел как толстый безногий спаниель, Уксус Том напоминал гончую с головой быка, и, наконец, Мешок Сахара — в точности черный кролик. Хопкинс настаивал, что сами их клички свидетельствуют о сверхъестественном происхождении, потому что никто из людей не сумел бы их выдумать. Его метод добиваться признаний являлся грубой формой допроса третьей степени: ведьме не давали спать сутки при ярком освещении, пока ее фамилиар в отчаянии от голода не показывался на свет. Хопкинс, правда, не объяснил, почему сверхъестественное существо так отчаянно нуждается в физическом питании. Окончательным испытанием была проба булавкой: предполагалось, что ведьма не чувствует боли, если уколоть ее булавкой в дьявольский знак. Многие из обвиняемых умирали при этом испытании еще до начала суда, потому что дьявольские знаки могли находиться на жизненно важных органах, а булавка скорее походила на рапиру.
