Александр Степанов - Порт-Артур (Том 2)
Солдаты принялись за рытье. Сняв верхний слой земли, они натолкнулись на скалу и, как ни долбили ее кирками и лопатами, ничего не могли сделать.
- Сплошной камень. Я надеюсь, что вы удовлетворены? - спросил Борейко у чиновника.
- Не совсем! - И он попытался сам копать. Но скала не поддавалась, и чиновник со вздохом сожаления отошел в сторону.
- Какая-то стерва указала место ямы! Блоха, разузнаешь кто и доложишь мне, - сердито говорил Борейко, направляясь в казарму.
- Не зря, значит, мы вчера разжились у моряков цементом. Недаром они уверяли, что он враз схватывается и через час его и ломом не пробьешь. На кораблях им заделывают мелкие пробоины, - проговорил наводчик Кошелев.
- Но как мы потом сами доберемся до картошки? - усомнился Борейко.
- Не извольте беспокоиться, вашбродь. До своей картошки, да не добраться?
Не может того быть. Буркой взорвем, а достанем, - успокоил Блохин.
Пока интендант тщетно пытался обнаружить скрытые запасы, врачи обсуждали возможность превращения казармы в лазарет.
- Работы по переоборудованию мы сможем произвести сами. У нас есть инженер, только укажите, что и как надо делать, - пояснил Жуковский.
- Кто имеется у вас из медицинского персонала?
- Ротный фельдшер и добровольная сестра Назаренко, - сообщил Жуковский.
- Пришлем еще одну сестру - и хватит, - обрадовались эскулапы. - Можно двигаться и домой. Как у вас дела, господин кладоискатель? Может, присоединитесь к мам? - спросили у подошедшего интенданта.
- Придется приехать в другой раз! По-видимому, все вывезено с батареи в потайное место, - сумрачно отозвался чиновник.
- Приезжайте хоть сто раз, ничего не сыщете! - усмехнулся Борейко.
После отъезда генерала и врачей Жуковский вызвал к себе Назаренко и спросил его напрямки, не он ли сообщил об излишках продовольствия на Утесе.
- Я себе, вашскродие, не враг! Сам из солдатского котла харчуюсь, - даже обиделся фельдфебель.
- Разыщи кто и доложи мне, - распорядился капитан.
Прошел день, другой, а виновный не находился.
Борейко ругал солдат и требовал найти доносчика во что бы то ни стало.
Наконец Родионов доложил, что донес интендантам писарь Пахомов.
- После службы он метит в жандармы, вот теперь и практикуется, - пояснил он.
- Я с ним расправлюсь сегодня же, - объявил поручик.
- Не стоит вам, вашбродь, об него руки марать. Мы сами тишком да миром накажем его так, что всю жизнь помнить будет.
- Чур, только не до смерти, - предостерег Борейко. - А то начнутся суды да пересуды, и командиру роты и мне может нагореть.
В ту же ночь писаря подкараулили, когда он вышел на двор, и устроили ему темную. Борейко сквозь сон слышал приглушенные крики и сопение, но вмешиваться не стал. Наутро, избитый до потери сознания, с переломанными ребрами, Пахомов был отправлен в госпиталь, где провалялся больше месяца, но не подмел ничего рассказать о случившемся с ним происшествии.
На Утес неожиданно приехала Рива. Сойдя с линейки, она сняла свои два чемодана и беспомощно стала озираться вокруг.
- Зачем изволили к нам пожаловать, сударыня? - окликнул ее из окна Жуковский.
- Нельзя ли видеть Борейко или Звонарева? Я назначена сюда сестрой.
- Милости просим, сестрица, - приветливо проговорил капитан, выходя на крыльцо. - Позвольте, я поднесу ваши чемоданы. - И он ввел Риву в свою квартиру. - Я сейчас прикажу позвать поручика и прапорщика. Простите, не знаю вашей фамилии, сестрица.
- Блюм.
- Капитан Николай Васильевич Жуковский.
- Очень рада познакомиться. - И они обменялись рукопожатием.
- Ривочка, каким ветром занесло вас сюда? - спросил вошедший Борейко.
- Я назначена на Утес в лазарет для слабосильных, только я ничего здесь не знаю.
- Мы немедленно прикомандируем к вам Сергея Владимировича, он все покажет и расскажет, - улыбнулся Жуковокий.
- Он и без этого станет около Ривочки на мертвые якоря, - заметил Борейко.
- Не смейте обижать Сережу, он славный мальчик и никогда ничего лишнего себе не позволит.
Вскоре появился и обрадованный Звонарев.
- Переселяйся-ка, брат, из своей комнаты ко мне. Она нужна Ривочке, встретил его Борейко.
Появление Ривы на Утесе - внесло оживление в жизнь батареи. Звонарев под различными предлогами целый день "советовался" с ней. Борейко подсмеивался над Акинфиевым, предсказывая появление у него неких костных новообразований на голове.
Жуковокий целыми вечерами рассказывал ей о своей семье. Гудима усиленно подкручивал усы. Даже Чиж пытался быть элегантным кавалером, но успеха не имел. Шура, вначале стеснявшаяся присутствия Ривы, быстро сдружилась с ней.
Солдаты на батарее - и те гадали, кто завоюет благосклонность Ривы.
- Не иначе, как прапорщик, - он за нею вовсю ухлестывает, - предрекал Лебедкин.
- Нет, ребятки, - вмешивался Блохин, - командир женат, у Гудимы - Шурка, у прапора - Варька, один наш Медведь холостяком ходит. Она ему и достанется, помяните мое слово, - уверял он.
Но поручик продолжал, к великому огорчению Блохина, относиться к Риве с чисто дружеской иронией.
Вечером, в день приезда Ривы, Борейко собрал солдат и организовал хоровое пение. В тихом вечернем воздухе понеслись стройные звуки мощного мужского хора.
Поручик перекрывал всех своим могучим басом. На небе мерцали по-южному яркие звезды. В воздухе проносились блестящими точками летающие светлячки, с берега доносился извечный шум прибоя, да по темной поверхности моря ползали бледные щупальца прожекторов. И над всем этим лилась широкая русская песня...
Из-за гор глухо доносилась отдаленная стрельба. Рива сидела как зачарованная рядом с Жуковским.
- Часто у вас бывают такие прекрасные концерты? - спросила она.
- Почти каждый день. Борис Дмитриевич большой мастак по этой части.
Спокойно текла жизнь на Утесе, и только доносившийся издалека глухой рокот стрельбы да рассказы о бомбардировках города напоминали о войне, Семнадцатого июля японцы подошли к крепости и, освоившись с позициями, двадцать седьмого июля атаковали русских.
Им удалось занять передовые позиции крепости на восточном участке обороны - хребты Дагушань и Сяогушань. В течение первого и второго августа захватили они на Западном фронте горы Трехголовую и Передовую. Таким образом, к третьему августа на восточном участке они подошли к главной линии обороны и продвинулись по направлению к основным опорным пунктам Западного фронта-горам Высокой, Плоской, Дивизионной и Водопроводному редуту. Все это делало возможным общий штурм крепости.
Утром третьего августа прошел довольно сильный дождь, очистивший и освеживший воздух. На всем фронте было совершенно тихо. Артиллерия молчала, и лишь изредка раздавались одиночные ружейные выстрелы. Н русские и японцы усиленно окапывались на своих позициях Около десяти часов утра со стороны Волчьих гор появилась группа японских всадников с большим белым флагом и направилась к передовым позициям крепости. Выехавшему навстречу офицеру они объяснили, что майор японского генерального штаба Ямаоки желает передать генералу Стесселю письмо своего командующего.
- Я прошу вас, господин поручик, немедленно сообщить об этом вашему генералу, - любезно улыбаясь, проговорил майор.
- Сейчас же дам знать о вашем предложении по телефону в штаб крепости.
Пока же не откажите в любезности подождать здесь. Я прикажу подать сюда чай и кофе.
Японцы низко кланялись. Вскоре подошли еще офицеры и стрелки, и между недавними врагами завязалась дружеская беседа. В наскоро разбитой палатке сервировали стол.
- Должен огорчить доблестных защитников Артура сообщением о гибели русского крейсера "Рюрик" в морском бою у Корейского пролива первого августа. Русская эскадра, как и в бою под Шантунгом, сражалась с таким исключительным мужеством, что адмирал Того счел нужным довести об этом до сведения нашего имлератора, - сообщил по-русски Ямаоки.
- А где наши суда, не вернувшиеся в Артур? - задали вопрос русские.
Майор так же обстоятельно рассказал о судьбе каждого корабля.
- Как велики ваши потери в этих морских боях?
- У нас их нет, - ответил японец.
Ему не поверили.
Вскоре прибыл начальник штаба Стесселя полковник Рейс. При его появлении все офицеры вскочили. Ямаоки представился полковнику и передал ему пакеты.
Выпив затем по бокалу вина, русские и японцы разъехались по своим местам.
Через четверть часа перестрелка возобновилась.
Стессель сам вскрыл пакет и начал рассматривать присланные бумаги. Они были на японском языке, и генерал мог разобрать лишь подписи.
- Генерал барон Ноги и адмирал Того. Интересно, что могут они писать мне?
- Я сейчас переведу, ваше превосходительство, - заторопился Рейс. - Тут имеется еще пакет морякам и небольшое письмо вашей супруге.
Весть о присылке японского парламентера быстро облетела весь Артур. В штаб один за другим прибыли Фок, Кондратенко, Смирнов, Белый и адмиралы князь Ухтомский и Григорович.