Мария Потурцин - Жанна дАрк
- Вы должны гордиться, как ни один отец во всей Франции, - сказал хозяин гостиницы. - Ведь иметь такую дочь - это благодать Божья.
- Правильно, - воскликнула его супруга, которая только что взяла у служанки тарелку, полную свежих булочек.- Вы там в Лотарингии совсем не знаете, что сделала Дева, и как мы ей благодарны.
Жанна склонилась над тарелкой, затем посмотрела отцу в глаза и, улыбнувшись, покачала головой, как бы извиняясь за обилие слов, о ней сказанных. Нет, она ничуть не изменилась, правда, жалко, что у нее острижены волосы, да и штаны ему тоже не нравились.
Потом отец с дочерью сидели в комнатке в эркере, откуда были видны вздымающиеся в голубое июльское небо узкие и острые верхушки башен собора.
- Почему с Вами не приехала мать? Она на меня сердится?
- Она не могла оставить скот на попечение твоей сестры. Да и верховая езда не для нее. Нет, она не гневается. Сначала, видишь ли, мы просто не поняли, что ты от нас ушла. Мать плакала, а я сердился. Но когда потом нам рассказали, что ты сделала и что ты осталась храброй девочкой, тогда мы вспомнили слова из Священного Писания: "Всякий, кто оставит отца или мать ради Имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную". Поэтому мы знаем, что здесь извиняться не за что, - Жакоб д'Арк произнес это, запинаясь, словно ему было стыдно выражать свою маленькую печаль столь великими словами. Взор его светлых глаз был обращен глубоко внутрь души, и теперь отец и дочь казались похожими друг на друга.
- Благодарю Вас, отец, ничего более прекрасного сказать мне сегодня Вы не могли.
Она охотно расспросила бы его о своих подругах, обо всех домашних животных, которых они держали... Но после того, как отец ее уверил, что можно ожидать хороший урожай, что с тех пор, как у народа появилась надежда, по всей Лотарингии стало меньше разбоя и грабежей, он захотел посмотреть на ее доспехи и штандарт, и Жанна должна была рассказать ему об Орлеане, о товарищах по оружию, о короле и дворе. Только теперь она признавала за своим господином королевский титул, ранее она называла его не иначе, как дофином.
- Рыцарь, который держал колбу с миром, а затем стоял сзади тебя, этот черноволосый, я забыл, как его зовут, тоже воевал вместе с тобой?
- Господин де Рэ? Да, он всегда был храбрым, поэтому сегодня его произвели в маршалы, хотя он еще так молод.
- Гм, - сказал Жакоб д'Арк, - он мне не особенно нравится, у него мрачное лицо.
Теперь смеялась Жанна. Об этом он никому не должен говорить, так как при всем дворе не было никого, кто не считал бы маршала де Рэ прекраснейшим рыцарем Франции.
- А тебе он тоже нравится?
Она ответила не сразу.
- Маршал де Рэ - господин, за которого нужно молиться.
Пришли братья и спросили, где отец оставил лошадь и хорошо ли ее там кормят.
- Это гнедая кобыла? - поинтересовалась Жанна.
- Да, - ответил отец. В пути лошадь захромала, и он боялся, что возвращение домой будет для нее затруднительно, ведь она уже немолодая. На это Жанна сказала, что о возвращении домой думать пока еще рано, а что касается лошади, то она попросит жителей Реймса подарить отцу новую. Вчера ее как раз спросили, нет ли у нее какого-нибудь желания. И об оплате счетов в трактире, где отец сегодня живет и еще, вероятно, проживет несколько дней, пусть он не беспокоится.
- Я думал - то есть, это говорила мама, - если бы господин король захотел тебя сейчас отпустить, не могли бы мы поехать домой все вместе? Ведь и мальчиков так не хватает дома...
- Поверьте мне, отец, я об этом не забыла. Одному Господу известно, как хотела бы я вернуться с Вами.
- Все-таки ты исполнила свое обещание: Орлеан освобожден, а наш господин король коронован.
- Вы правы, отец, больше я ничего не обещала.
- Почему же ты тогда не поедешь со мной?
- Я просила короля отпустить меня, но он пожелал, чтобы я осталась.
- Возможно, Жанна, если ты попросишь его сегодня или завтра еще раз... Говорят, что он делает все, чего бы ты ни пожелала.
- Неужели говорят?
Реймсцы подарили Жакобу д'Арку новую лошадь, а его счета были оплачены. Король повелел также выдать ему из казны восемьдесят турнезских фунтов, а Домре-ми и соседнее местечко Гре, по просьбе Жанны, были милостиво освобождены от налогов и оброка, и эта привилегия сохранялась за ними на протяжении трех столетий. Но одна-единственная просьба, с которой девушка обратилась к королю, исполнена не была: Карл не отпустил Жанну домой.
Итак, Жакоб д'Арк попрощался и поехал в Домреми. Несмотря на то, что дома ему нужны были рабочие руки, сыновей он оставил вместе с Жанной. Это была жертва, принесенная им во имя Того, Кто сказал: "Всякий, кто оставит отца и мать ради Имени Моего..." :
Он никогда больше не видел дочери.
Четыре дня спустя после коронации Карл вместе с Жанной и войском снова стали продвигаться из города в город, причем Карл, как всегда, был нерешителен и втайне желал вернуть себе замки на Луаре, в то время как Жанна недвусмысленно говорила о том, что цель этого похода - Париж. Через неделю король выполнил желание Тремуя и Режинальда, хотя они открыто не выражали его: он подписал перемирие с бургундцами на пятнадцать дней, так как те обещали по истечении этого срока сдать Париж. В Париже, однако, правили не бургундцы, а англичане, которые были рады выиграть время. Тремую за перемирие заплатили бургундцы, а Режинальд был исполнен решимости заниматься политикой отныне и
впредь.
Жанну никто ни о чем не спрашивал, но она была в курсе всех событий и планов. 5 августа, через девятнадцать дней после коронации, она продиктовала письмо "милым и добрым друзьям из Реймса". Перед тем жители Реймса выразили ей доверие и беспокойство в связи с тем, что французская армия ушла из города.
"Жанна, Дева, сообщает Вам о себе и просит и умоляет Вас никогда не сомневаться в благом деле Вашей борьбы за королевский род, я же обещаю и ручаюсь, что не покину Вас, пока жива. Это правда, что король заключил с герцогом Бургундским перемирие на пятнадцать дней, по истечении коих город Париж должен быть мирно сдан. И все же не удивляйтесь, что я упоминаю об этом столь кратко, так как я вообще недовольна перемириями, заключаемыми подобным образом, и не знаю, буду ли соблюдать их. Но если я и буду соблюдать, то только ради чести короля, ради того, чтобы не было ущерба для королевского рода, ибо я снова соберу королевское войско, если по истечении пятнадцати дней не наступит мир".
Немецкий каноник задает вопросы французской сивилле...
Прошло ровно девятнадцать недель со дня, как Жанна появилась в Шиноне. На деревьях, которые тогда были в цвету, теперь созрели плоды, и за этот небольшой промежуток времени семнадцатилетняя девушка дала Франции короля-француза, хотя за девять лет до этого в силу торжественного договора между двумя государствами королем был объявлен англичанин. После восьмидесяти лет сплошных поражений эта девушка повела французов от победы к победе - вопреки сомнениям, взаимному соперничеству и пустой казне. В те годы еще не существовало изобретений, позволявших каждый день заполнять миллионы листов бумаги последними известиями или же отправлявших новости по эфиру, но писались письма, составлялись летописи, послы ездили в разные страны, люди слушали рассказы, сидя у каминов, докладывали о событиях, появляясь при дворах иностранных государств. Еще до наступления осени Европа узнала обо всем, что произошло во Франции. Колдовство или чудо? Какое мнение следовало иметь об этой девушке? Как люди из народа, так и вельможи, немецкие и итальянские университеты страстно желали знать о ней истину
Во всех странах были ясновидящие женщины, утверждавшие, что слышат голоса или что им являются ангелы. Одни из этих женщин считались ведьмами, а другие - святыми, и ученейшие мужи того времени писали объемистые трактаты о том, как следует отличать одних от других. Но Жанна, Орлеанская Дева, казалось, представляла собой особый случай.
Итальянский хронист Антонио Морозини писал еще до победы под Орлеаном: "Все единодушны в том, что сия юная дама творит чудеса. Что же касается меня, то я скажу так: велико могущество Господне; и я не знаю, должен ли я верить тому, что рассказывают, или нет... Но факт состоит в том, что дофин день ото дня продвигается все дальше вперед".
Персеваль де Буленвилье, старый рыцарь, преданный Орлеанскому дому, через три дня после великой победы при Пате написал герцогу Миланскому Филиппо-Марио письмо, содержащее такой биографический портрет девушки, какого не создал ни один из современных ей художников, - девушки, о которой мы не знаем, были у нее светлые или темные глаза, каштановые или черные волосы, была ли она высокого или же небольшого роста.
"... Родилась она в деревушке, называемой Домреми, на реке Маас в Лотарингии. Известно, что она рождена от честных и справедливых родителей. В ночь на Рождество Господне, когда народы имеют обыкновение в великом блаженстве чтить труды Христовы, вошла она в мир смертных. И чудесно весь народ в том самом месте был объят радостью безмерной; не зная о рождении Девы, люди бежали туда и сюда и спрашивали, что нового произошло. У некоторых сердце было весьма потрясено какою-то новою радостью. И, кроме того, петухи, словно провозвестники новой радости, кричали тогда необыкновенным, до сих пор не слыханным криком. Видели, как они на протяжении более чем двух часов хлопали крыльями, предсказывая то, что суждено было этой -малютке.
