Элен Каррер д’Анкосс - Александр II. Весна России
Летом 1863 г. борьба была неравной. Наместник получил подкрепление свежими войсками, оснащенными новым вооружением. И того, и другого как раз не хватало восставшим. Русское контрнаступление развивалось одновременно на всех фронтах, включая религиозный: ибо сочувственно относясь к восстанию, католические священники и монахи укрывали мятежников в монастырях, которые служили даже своего рода сборными пунктами. На всей территории места отправления культа обыскивались, закрывались, если на них падало подозрение в причастности к восстанию, а религиозные общины разгонялись. Пий IX протестовал. Безуспешно. Александр II был настолько раздражен его вмешательством в конфликт, что в августе 1867 г. денонсировал конкордат с Ватиканом[73].
Но репрессии, ставшие особенно суровыми с ноября 1863 г., были лишь одним из аспектов реакции Александра. Твердый в своем намерении не соглашаться на политические уступки Польше, он решил победить национализм, расколов его по социальному признаку. Еще более радикальные, чем в России, реформы: таким ему мыслился выход из положения, требовавшего уступок. Он призвал к себе тех, кто работал с ним над реформой 1861 г.: Милютина, спешно вернувшегося из-за границы, Самарина, Соловьева, Черкасского, — и изложил этому кругу доверенных либерально настроенных людей свое видение решения «польского вопроса». Репрессии могли, считал он, на время запугать и усмирить поляков. Но их было недостаточно для предотвращения повторения подобных событий, и Россия не могла каждые тридцать лет бороться с новыми восстаниями в Польше. Вину за это Александр II возлагал на польское шляхетство, по-прежнему охваченное желанием править страной и движимое жаждой национальной независимости, которую никогда бы не смогли утолить никакие уступки со стороны России. Выходом, по убеждению императора, становилась такая политика, которая бы изолировала эту часть общества от широких масс, т. е. от крестьян. Следовательно, необходимо было привлечь крестьян на сторону России путем реформ, отвечающих их нуждам. Так, крестьянство будет успокоено, и польское общество, по-прежнему готовое к мятежу, получит мощный консервативный стабилизирующий фактор.
Выход из рискованного положения, придуманный в 1863 г. Александром II, вдвойне примечателен. Во-первых, потому что свидетельствует о трезвости взглядов и гибкости мышления. Этот монарх, которого всегда описывали как человека боязливого, не решающегося дать четкий ответ на встающие перед ним вопросы, продемонстрировал в случае с Польшей непреклонную решимость и большую проницательность. В отличие от Николая I он понимал, что репрессий недостаточно, что необходимо уравновесить репрессивные меры действиями, изменяющими условия задачи и готовящими почву для будущего. Еще один момент, который стоит здесь подчеркнуть, это то, что решение, принятое Александром II — придать устойчивость польскому крестьянству путем реформ, — предвосхитило политику, за которую ратовал в России после 1905 г. Столыпин.
Александр II разослал своих советников в самые неспокойные районы Польши для проведения новой аграрной политики. Милютин, заявивший, что революционная ситуация требует революционных мер, таким образом, служил противовесом беспощадному Муравьеву. Реформа, решение о проведении которой было принято в начале 1864 г., легла в основу закона, согласно которому земля без выкупа передавалась крестьянам. Этот закон, обнародованный 19 февраля 1864 г., в третью годовщину Манифеста об отмене крепостного права, примечателен во многих отношениях. Прежде всего он обратил против повстанцев и польской шляхты реформу, которую Ромуальд Траугутт хотел, но не успел провести из-за военных действий. Согласно этому закону, польские крестьяне в отличие от русских собратьев, не должны были выкупать свои наделы. И правительство брало на себя возмещение убытков польским помещикам. Самарин, впрочем, уточнял, что от реформы многие проиграют. Таким образом, свободное крестьянство оказалось оторванным от дворянства, и расколотое польское общество перестало поддерживать повстанческое движение, которое в результате угасло. Показав польским крестьянам, какие блага им несет Россия, Александр II отказался от любых уступок шляхте, в том числе от ограниченного представительства в Государственном совете, предложенного Валуевым.
В главу репрессий надо вписать процессы над руководителями движения, арестованными в то же время, наиболее важным из которых был процесс Ромуальда Траугутта. Многие из повстанцев были приговорены к смертной казни, замененной опять же для многих каторжными работами и ссылкой в Сибирь. 5 августа 1864 г. Траугутт и еще четверо приговоренных были повешены в Варшаве. Это был конец национальной мечты.
На протяжении длительного периода Польше предстояло расплачиваться за восстания, поскольку политические решения, сопровождавшие победу России, в еще большей степени, чем в 1831 г., лишили их всякой надежды на самостоятельное существование. Судьбу страны решали жестко. Выбор монарха в пользу карательных мер, исключавших любой компромисс, был предсказуем с лета 1863 г., когда в конфликте своего брата с Муравьевым он стал на сторону последнего. Хотя великий князь Константин упорно отстаивал политику, учитывающую национальные чаяния поляков, Александр II требовал, чтобы он принимал самые суровые меры. Спор двух братьев и двух видений будущего Польши принял новый оборот в августе 1863 г., когда великий князь, вызванный в Петербург, подвергся резкой критике и был вынужден принять предложения, уже разработанные Милютиным, Долгоруким и Валуевым. Константин писал в своем дневнике о нанесенном ему ударе, о ловушке, в которую попал сам император. Но его изображение Александра II в качестве марионетки в руках советников противоречит его собственным утверждениям. В записях, посвященных второй половине августа в Петербурге, он сообщает, что на резкую критику политики и поведения Муравьева в Польше Александр II отвечал, «что был заворожен не его действиями, а достигнутыми им результатами»[74]. Сделав выбор, несмотря на увещевания брата, в пользу территориального расширения полномочий Муравьева, император решил положить конец миссии великого князя в Польше. Его выбор был абсолютно недвусмысленным: генерала[75] Берга, назначенного на его место, помощника наместника по военной части, поляки ненавидели. Он, впрочем, стал последним наместником в Польше.
С 1864 г. все институты, пережившие подавление восстания 1831 г., были упразднены, и Александр II поручил комитету, возглавлявшемуся Николаем Милютиным, разработку мер по превращению Царства Польского в русскую провинцию. Все местные административные органы передавались в ведение соответствующих российских министерств. В том же 1864 г., столь роковом для Польши, были ликвидированы одним росчерком пера само царство и наименование Польша. Александр II отказался от титула короля Польши[76]. Были созданы польские губернии, главной из которых был Привислинский (по реке Висле) край, занимавший весь Варшавский регион[77]. Вся образовательная система была русифицирована. Большое количество поляков из Польши и Литвы было сослано в Сибирь, а их имения конфискованы. Польша осталась только в памяти тех, кто бежал за границу, и сибирских ссыльных, находившихся в постоянном ожидании амнистии. Потребуются ни больше ни меньше мировая война и революция, чтобы положить конец ссылке тех, кто выжил.
Европа и польское восстание
Поляки долго надеялись, что реакция Европы стеснит Александра в его действиях и заставит его пойти на уступки. Польские эмиссары — наиболее активным был Траугутт, — объезжали крупнейшие европейские столицы, взывая о помощи польскому национальному движению. Во Франции, Великобритании, в Австрии монархи и народ испытывали большую симпатию к Польше, а Наполеон III хотел даже вмешаться. Он наряду с другими европейскими монархами, утверждал, что со времен Венского конгресса польский вопрос приобрел статус международного и что у всех участников конгресса есть законные основания защищать ее интересы. Он немногого добился: Горчаков резко отвечал, что не только ни одна держава не может на законных основаниях вмешиваться во внутренние проблемы Российской империи, но и что вмешательство Франции будет воспринято особенно неблагожелательно, поскольку она предоставляла убежище беспокойной польской эмиграции, занимавшейся настраиванием общественного мнения Франции против России. Горчакову было тем легче пренебрежительно относиться к франко-англо-австрийским попыткам вмешательства, что он был убежден — и совершенно справедливо, — они не выйдут за рамки устных протестов.
Он был к тому же уверен, что Пруссия займет сторону России. И был прав: Бисмарк, так же как и Александр, питал недоверие к панславизму. Он опасался, что принуждая Россию к либеральному отношению к Польше, можно способствовать созданию славянского альянса польских и русских либералов, которые окажут пагубное влияние на поляков, находящихся под властью Пруссии. Наконец, Бисмарк желал, чтобы в обмен на поддержку Александр II не препятствовал в ближайшем будущем осуществлению его проекта объединения.
