Станислав Куняев - Шляхта и мы
Но как только несчастная Польша вступала в полосу независимости и начинала жить более-менее самостоятельной государственной жизнью, еврейская элита тут же начинала борьбу со шляхтой за господство над польским простонародьем, то есть за высшую власть в стране.
Кульминация этой борьбы наступила в XX веке, когда польские евреи бросились в социализм, поскольку жили в антисемитском обществе, испытывая притеснения от шляхты за грехи своих предков. Трудно разобраться, кто перед кем в этой борьбе был виноват больше – евреи перед поляками или поляки перед евреями. Естественнее всего говорить о трагической взаимной вине, поскольку смысл трагедии заключается в том, что правы (или виноваты) обе враждующие стороны.
Как бы то ни было, к несчастью для Польши, концентрация еврейства в ней была в последние три-четыре века (если сравнивать долю евреев с долей коренного населения) наибольшей в мире.
В эпоху Пилсудского в 33-миллионной Польше было более 3 миллионов евреев. Десять процентов. В Сейме, то есть в высшей власти, – более 20 процентов, и они составляли привилегированное сословие. Недаром поляки старшего поколения помнят широко бытовавшую в еврейской среде тех времен пословицу: «Улицы – ваши, дома – наши».
Естественно, что и польская компартия, основанная в 1918 году, с самого начала была расколота на евреев и поляков, на фракции «меньшинства» и «большинства». Именно по национальному признаку.
В 1929 году еврейское меньшинство чуть ли не полностью захватило власть в высшем руководстве партии, и кумирами для его функционеров были в те годы не Ленин и Сталин, а Лев Троцкий, Роза Люксембург, Карл Либкнехт…
В 1938 году компартия Польши была запрещена националистической властью, тысячи коммунистов оказались в тюрьмах, но после разгрома Польши гитлеровской Германией и советскими войсками коммунисты вышли на волю, большая часть их осталась в Польше и ушла в подполье, другая – эмигрировала в Советский Союз, где в декабре 1941 года на базе нескольких левых группировок было создано ядро Польской рабочей партии. Сталин с особым вниманием относился к этому возрождению. Видимо, он, совсем недавно, в 1936—38 годах, разгромивший еврейскую «пятую колонну» в своих партийных верхах, понимал, что выбора у него почти нет: вернуть после победы над Германией власть в Польше беглецам-националистам, засевшим в Лондоне, ненавидящим Россию, или коммунистам-евреям троцкистской окраски, эмигрировавшим в Москву? Как говорится, из огня да в полымя… И потому он в разгар тяжелейшей войны с Германией каким-то чудом находил время и силы, чтобы нащупать третий путь для будущего Польши. Ему нужны были польские коммунисты-патриоты.
* * *Во время войны он не принимал в Кремле писателей. Даже тех, кто считался его фаворитами, – ни Шолохова, ни Фадеева, ни Симонова, ни Эренбурга. До войны – он встречался со многими «инженерами человеческих душ», и после войны – тоже. А в 1941—1945-м, видимо, ему было не до них. Одолевали дела и заботы поважнее писательских. И лишь одно загадочный кремлевский человек сделал исключение для не самой известной и не самой талантливой из когорты деятелей социалистического реализма – для полячки Ванды Василевской. Ее он принимал в Кремле 14 раз! Три раза в сорок третьем, одиннадцать раз в сорок четвертом. А если вспомнить, что в 1940-м она также разговаривала со Сталиным дважды, то всего у них было аж целых шестнадцать деловых свиданий. Невероятно! Но и понятно – тоже. У Сталина был план – создать в противовес еврейской коммунистической верхушке Союз польских патриотов во главе с Вандой Василевской как прообраз будущей народной власти в Польше, но когда в марте 1943 года этот Союз был создан, вокруг Ванды Василевской уже плотным кольцом стояли еврейские функционеры левотроцкистского толка: A. Лямпе, X. Минц, В. Грош (Исаак Медрес), X. Усиевич (дочь Ф. Кона), В. Дробнер, Я. Берман, Е. Путрамент, Э. Охаб, Л. Бристигер, 3. Модзалевский (Фишер), Борейша (Голдберг), Е. Соммерштейн и др. В сущности, они, разгадав планы Сталина относительно В. Василевской, попытались руководить ею, и однажды в феврале 1943 года собрались на ее квартире в Москве. В ходе беседы Василевская (как пишет она в своих неопубликованных дневниках) сообщила им, что в СССР создается Народная польская армия. На что А. Лямпе, выражавший общее мнение своих соплеменников, не желавших погибать за будущую Польшу, сказал: «Ванда! На х… нам польская армия, ведь у нас есть Красная Армия!» Вся эта верхушка начала саботировать создание польской армии, но когда их деятельность стала известна Сталину, он распорядился отстранить их от руководства Союзом польских патриотов, и только личное обращение к нему полковника 3. Берлинга спасло всех вышеперечисленных функционеров от переселения в отдаленные места на севере СССР. Однако перехитрить эту публику было невозможно.
В январе 1944 года Якуб Берман представил Берии план создания при Союзе польских патриотов оргкомитета евреев в Польше. Комитет, о создании которого не знала даже B. Василевская, начал действовать и после войны стал называться ЦКЕ – Центральный комитет евреев в Польше. В числе его руководителей был Озем Шехтер, отец одного из будущих вождей «Солидарности» Адама Михника. И совершенно неизбежным было то, что во временном правительстве Польши, образованном после ее освобождения, и в последующем правительстве национального единства высшие посты министерства безопасности, пропаганды, юстиции, финансов, торговли, промышленности оказались в руках этих людей. Даже Сталин ничего не мог поделать с таким ходом польской истории, хотя, если вспомнить разгон Коминтерна и послевоенные процессы над деятелями партийно-государственной элиты в странах народной демократии, он делал отчаянные попытки очистить высшее руководство этих стран от еврейских функционеров и от прозападных националистов. Но даже ему не всегда это удавалось.
Во второй половине 40-х – начале 50-х годов в государствах Восточной Европы прошли громкие политические процессы – в Венгрии Ласло Райка и Имре Надя, в Чехословакии – Рудольфа Сланского, в Румынии Анны Паукер, в Болгарии Трайчо Костова и Николы Петкова. Все эти процессы над секретарями центральных комитетов правящих партий, министрами и членами Политбюро заканчивались, как правило, расстрелами, длительными сроками заключения, изгнаниями из политики и общественной жизни. А после процесса над генсеком ЦК Компартии Чехословакии Рудольфом Сланским в декабре 1952 года было осуждено аж 14 человек из высшего партийно-государственного истеблишмента и 11 из них были приговорены к расстрелу. Но не только по сталинской воле происходили подобные трагические события. Многие из них были следствием внутриполитической борьбы патриотов и космополитов в руководстве самих этих государств.
Историк Г. Костырченко в весьма обстоятельной книге «Тайная политика Сталина: власть и антисемитизм» так, например, комментирует венгерские политические процессы:
«М. Ракоши, будучи сам евреем (как М. Фаркаш, Й. Реван, 3. Герэ, Г. Петер и другие его ближайшие соратники)… еще в мае 1945 года проинформировал Москву о массовом вступлении евреев в ряды компартии Венгрии, назвав это серьезной угрозой для ее будущего. Свои опасения Ракоши мотивировал пропагандой враждебных буржуазных сил., которые распространяли слухи о том, что венгерская компартия – это «еврейская фашистская партия» и что повторяется 1919 год. Когда руководство коммунистов состояло исключительно из евреев во главе с Б. Куном»…
Через 11 лет осеннее венгерское восстание 1956 года с кровавой расправой венгерских антисемитов над еврейскими функционерами подтвердило, что опасения Ракоши были весьма основательными. После венгерского восстания 1956 года и варварской вспышки борьбы венгерских националистов с еврейской властью «умеренный» венгерский коммунист Янош Кадар стал генеральным секретарем, а его предшественник Матиас Ракоши нашел политическое убежище у советских вождей, не услышавших в свое время его тревожный голос…
В 1964 году я приехал в Киргизию для работы над переводами стихотворений знаменитого акына Токтогула. Киргизское начальство вскоре устроило нашей бригаде переводчиков путешествие на автомашинах по Киргизии, во время которого мы проезжали маленький районный городишко Токмак.
И вдруг я увидел среди пыльных и невзрачных домишек поселка красивый особняк, окруженный высоким забором, за которым шумела под ветром пышная растительность – плодовые деревья, яркие кустарники, влажные цветы.
– А кто же здесь живет в таком богатом и необычном доме? – спросил я у молодого партийного чиновника, сопровождавшего нас. Тот помялся, помолчал, но все-таки решился ответить:
– Ракоши, бывший генсек венгерской компартии. На его место ведь пришел Янош Кадар, у которого при Ракоши в тюрьме ногти на руках вырвали… ну после такого Ракоши в Москве держать было неудобно, вот его и поселили в наших краях…
