Николай Верещагин - Записки палеонтолога. По следам предков
Погода становилась все неустойчивей. Уже 2 августа выпал густой мокрый снег, и затяжные моросящие дожди с западным ветром загнали комаров глубоко в их холодные убежища. Лето, практически не начавшись, кончалось, а между тем всюду под моховым и травяным покровом тундры почва оттаяла всего на 28—30 см максимум.
Прибывший из Якутска микробиолог Виктор Васильевич Корнеев вначале был несколько ошеломлен новыми объектами и обстановкой, но, сходив под проливным дождем на охоту, «нашел себя» и отобрал биопробы с кожи, с сохранившихся связок и из костного мозга мамонтов. Человек недюжинной силы, он чрезвычайно помог нам при окончании полевых работ и упаковке багажа.
С 10 августа солнце начало скрываться за дальними холмами при поразительно красочных зорях. Узкие полоски облаков близ горизонта, подсвеченные солнцем, отливали вначале расплавленным золотом, позднее постепенно переходили в пурпур, невообразимо алели в верхних участках и, наконец, теряя яркость, приобретали фиолетово-розовый оттенок. Лесотундра мрачнела, погружаясь ненадолго в сумерки. Радио предсказывало в конце августа снежные бури, и мы стали свертывать полевые работы. Нам предстояло отобрать и упаковать скелетные наборы четырех возрастных групп мамонтов — всего около полутора тысяч костей, перевезти на моторке в лагерь и перезахоронить в особом хранилище все остальные.
На опушке редколесья рядом с лагерем была вырублена яма 2×8 м, глубиной в 0.5 м. В нее-то дружными усилиями и было заложено более 5 тысяч костей мамонтов. Сверху мы прикрыли их лапником и дерном, в консервной банке оставили пояснительную памятную записку.
Вызванный по рации вертолет увез 16 августа Петра Лазарева и Володю Бича с первой партией тяжелых ящиков. Еще два рейса МИ-4 позволили перебросить весь лагерный багаж в Чокурдах. Там, в аэропорту, мы вели еще два дня упаковку груза для спецрейса АН-10 на Якутск. Наконец, распрощавшись с якутянами, мы с Геной взошли на борт ИЛ-48, улетавшего в Ленинград. Перевозка наших сборов из Якутска была осуществлена Петром Лазаревым на автомашинах по зимнему тракту на Сковородино, а затем товаробагажом по железной дороге в Ленинград. Описание этого опасного автопутешествия через заледенелые горные перевалы могло бы занять особые страницы.
В конце июля следующего, 1971-го года с Геной Барышниковым и новым лаборантом Володей Храбрым мы снова залетели на Берелех. Надо было изучить и промерить подробнее прошлогодние сборы, оставленные в хранилище, вновь обследовать наши прошлогодние размывы. На этот раз мы были налегке, без мотопомпы и без моторки, но со своими палатками, спальными мешками и с надувной лодкой — для установки кормилиц-сетей. Работа планировалась на 10 дней, и с этим расчетом был заказан в Чокурдахе на 1 августа обратный рейс вертолета.
Анализ прошлогодних записей, между тем, показывал, что через мои руки уже четыре раза прошло при учетах и перегрузках по 8.5 тысяч костей мамонтов — всего приблизительно от 140 особей, начиная от эмбрионов и сосунков, кончая старыми мамонтихами. Вес этих 8.5 тысяч составлял примерно 8 т. Остатков других видов было немного: носорог, лошадь, бизон, северный олень, росомаха, волк, пещерный лев и заяц всего от нескольких десятков особей. Такая видовая выборочность отчетливо показывала, что в изучаемом участке существовали особые условия для гибели мамонтов, гибели, продолжавшейся много лет подряд.
Хранилище было в полном порядке и протаяло до дна. На его разгрузку и новую раскладку костей было затрачено два дня. Столько же ушло на просчеты, промеры, снятие эстампов со стертой поверхности зубов. До 30 процентов крупных костей мамонтов оказалось погрызено росомахами. Хищники настойчиво вгрызались в эпифизы, добираясь до губчатой мозговой массы.
Наши прошлогодние размывы было не узнать. Все оползло, заплыло новыми порциями дерна. Вновь вытаявших костей удалось собрать и учесть на этот раз около тысячи, примерно от 16 особей мамонтов. Если такое же число костей вытаивало ежегодно, то за сотню лет здесь могли вытаять и уйти на дно реки десятки тысяч костей — от 1600—1800 мамонтов!
По утрам нас будили гортанными криками куропатки, подлетавшие к палаткам с другого берега Берелеха. Время шло, мы уже управились с нашими планами, но вертолета не было и в помине. Правда, изредка мы слышали шум мотора, но это пролетали вдалеке машины геофизиков или пожарные патрули. Наши запасы круп и хлеба кончились, и мы перешли почти целиком на рыбное довольствие. В жаберные сетки поблизости от бивуака ловились преимущественно презренные огромные щуки — рыба, которую только в крайности едят здешние собаки. Нам больше нравились багровые чогу-чаки, проникшие в Якутию с Аляски. Впрочем, в каждую порцию ухи добавлялось на ходу несколько десятков комаров. Эти кровопийцы не затихали круглые сутки и неустанно толклись о брезент палаток, сапоги, кожу, прощупывая хоботками все что возможно. Однако в ожидании вертолета мы уже не могли ставить сетку, а на блесну у лагеря безотказно ловились только щуки, которые так надоели, что просто не шли в горло. Берелех между тем вздулся и тащил мусор. На тринадцатый день показалась моторка с тремя якутами из поселка Берелех. Их было трое бравых ребят — оленевод, моторист и охотник. Вооруженные до зубов гладкостволками, винтовками, ножами и фотоаппаратами, они рассчитывали поживиться дикими оленями, которые должны были вот-вот показаться на берегах Берелеха при осенней откочевке с морского берега в тайгу.
Отправив утром следующего дня наших гостей обратно с телеграммами «SOS» в Чокурдах и Якутск, мы снова засели за щучье филе.
Прощальное посещение «кладбища» порадовало новой находкой. Я споткнулся о копчик искривленной кости, торчавшей из грунта в участке россыпи палеолитических орудий, и вместо предполагавшегося ребра мамонта вытащил великолепный изогнутый стержень. Он был вырублен кремневыми резцами из расколотого вдоль бивня мамонта и достигал 94 см в длину, при диаметре в 25 мм. Привязанное к тяжелому древку такое орудие могло пробить грудную клетку или брюхо толстокожих (рис. 34). Здесь же был найден и новый отщеп черного окремнелого сланца. Становилось все более несомненным, что рядом с мамонтовым кладбищем была стоянка охотников каменного века. Раскапывать ее должны были якутские археологи, предупрежденные нами еще в прошлом году.
Рис. 34. Стержень (наконечник копья?) из бивня мамонта.
Археологи-то и выручили нас из Берелехского сидения. Третьего августа гул вертолетного мотора возвестил прибытие партии Института археологии Якутского филиала Академии наук. Дав коллегам подробные указания о месте необходимых раскопок, мы отбыли в Чокурдах. Предстояло еще посетить в оставшийся короткий срок места находки Христофором Стручковым остатков трупа Теректяхского мамонта на средней Индигирке и побывать у берега моря Лаптева.
Для рейса на Сутороху — километров 350 вверх по Индигирке — вскоре удалось раздобыть гидросамолет АН-2. Его скорость, около 180 км в час, была немногим больше, чем у вертолета, но зато этот час стоил в полтора раза дешевле. Итак, оставив новые образцы мамонтовых костей с Берелеха на складе аэропорта, мы летим над Индигиркой. Под нами, тысячи две метров ниже, тянутся в хаосе извилин протоки и старицы реки, вдали в обе стороны видны свинцово-сизые овалы озер. Далее к югу река обособляется все больше в единое русло, озер становится меньше, темно-зеленые островки и редкие грядки лиственничных лесочков сливаются в сплошную тайгу. На размываемых берегах реки видны колоссальные завалы древесины, свалившиеся в воду стволы лиственниц белесы, промыты и перемыты вдоль и поперек на протяжении нескольких сезонов. Видно, что подойти к воде или пройти по берегу оказывается не везде легким делом (рис. 35). Часа через два полета наш кораблик закладывает крутой вираж над каким-то поселком и скользит на мутные воды Индигирки. На берегу Суторохи нас встречает пестрая толпа якутских ребятишек, внимательно наблюдавших, как мы вылезаем со спальными мешками и рюкзаками вначале на дюралевые поплавки, а потом, по каким-то скользким бревнам, на берег. Затем, выполняя роль гидов, они ведут нас к сельсовету. Председатель — молодой якут и такой же его приятель — поселковый врач, накормив и дав нам передохнуть, соглашаются отвести нас к рыболовной стоянке Стручкова.
Две алюминиевые «казанки», снабженные двадцатисильными «Вихрями», устремили нас вниз, обратно на север. «Вихри» безусловно слишком мощны для топорной алюминиевой лодки казанского производства. Здесь, в Якутии, при неосторожном обращении с рулем или при быстром пуске они нередко переворачивают и топят в холодной воде эту лодку, а вместе с ней и подвыпивших хозяев. Сорок пять километров до рыболовной стоянки Христофора мы преодолели за час с небольшим. Стоянка была расположена на низком левом берегу за песчаной косой, напротив величественной шоколадной стены правобережного яра. Эта стена, высотой метров 30, временами блестела мерзлыми чешуйчатыми фестонами.
