Ганс Хасс - Мы выходим из моря
С грустью прощались мы с Большим Барьерным рифом. Вернувшись в Сидней, я по приглашению Королевского зоологического общества сделал доклад о наших опытах. Спустя два дня мы были уже за три тысячи морских миль от Сиднея, на острове Кантон.
Еще во время перелета из Америки в Австралию нам бросились в глаза его параллельные рифовые каналы.
Нас встретило безоблачное небо. Несколько приветливых полинезийцев наблюдало, пока мы грузили все наше снаряжение на автомобиль, предоставленный авиакомпанией в наше распоряжение.
Мы проехали немного по покрытому лишь низким кустарником атоллу и попытались в нескольких местах пробраться вброд через мелководье внешнего рифового плато к обрыву. Замеченные с самолета каналы начинались в зоне прибоя, и глубина их достигала одного-полутора метров. Они, очевидно, были промыты водой, возвращающейся в море, и по ним можно было скорее всего попасть в глубину под яростными волнами. Нужно было только найти конец такого канала и нырнуть в него: море само скоро втягивало пловца под бушующие волны.
Внешний край рифа спадал сначала наклонно, затем круто; он напоминал внешнюю сторону рифа Гик. Здесь было много черноперых акул с черно-белым спинным плавником. Мы одновременно видели до десяти штук. Они оказались звукочувствительными, их можно было прогонять криками. При третьем спуске нас сопровождал Джим Бейдекер, голландец, служащий авиалинии, который до сих пор нырял только в мелкой воде внутренней лагуны. Он писал мне позже что полностью преодолел страх перед акулами, и посылал подводные снимки, сделанные им самим у внешнего склона. Мы остались на три дня, затем провели еще три дня на Гавайских островах и, наконец, полетели домой.
МЫ ОХОТИМСЯ НА КАШАЛОТА
Спустя полгода настал момент, которого мы так долго ждали. Наша гордая "Ксарифа" под всеми парусами вышла из Гамбурга в море. Путешествие должно было продолжаться восемь месяцев; мы рассчитывали побывать в Карибском море и на островах Галапагос. Тысячи людей провожали нас. Сейчас ведь мало парусных яхт такой величины. Возможно, люди, приветствовавшие нас с берегов Эльбы до самого Куксхафена, видели в "Ксарифе" символ прошедших времен.
Наша главная мачта имела тридцать три метра в высоту, площадь парусов равнялась пятистам пятидесяти квадратным метрам. С помощью двигателя мы развивали скорость до восьми-девяти узлов, под парусами - двенадцать узлов. Топлива и воды мы могли захватить по двадцать тонн. Это количество топлива обеспечивало нам радиус действия в четыре тысячи морских миль (примерно расстояние Гамбург - Антильские острова), а воды могло хватить на пять месяцев, если считать шесть литров в день на человека. Но по пути мы должны были входить в многочисленные порты, поэтому воду можно было не экономить.
Как только сошли последние провожающие и берег исчез вдали, началась нормальная судовая жизнь, которая должна была спаять в единый коллектив двадцать мужчин и одну женщину. У каждого был четко очерченный круг обязанностей. Доктор Хейно Зоммер был нашим врачом и радистом. Как врачу ему приходилось пока лечить только свою собственную морскую болезнь; как радист он был сейчас самым занятым человеком, так как у нас была любительская радиостанция и мы поддерживали связь с радиолюбителями всех стран.
Наши биологи обосновались в маленькой лаборатории на палубе. Доктор Георг Шеер был одновременно и зоологом и инженером-электриком; это счастливое сочетание способствовало проведению наших исследований по физиологии чувств у рыб. Он работал препаратором в Гессенском музее в Дармштадте и взял с собой на борт около тридцати ящиков научного снаряжения, которое сейчас нужно было распаковать, уложить и привести в порядок. Доктор Иренеус Эйбль фон Эйбесфельдт, специалист по психологии животных из института Макса Планка, прибыл с многочисленными клетками, так как он хотел привезти домой живых тропических животных, прежде всего ящериц и игуанов. Профессор доктор В. Е. Анкель, директор зоологического института при университете имени Юстуса Либиха в Гисене, сопровождал нас до Азорских островов в качестве гостя. Он собирался изучать поверхностный планктон и, кроме того, интересовался китами.
Оператор Константин Чет сложил в складе приборов свои камеры и штативы, инженер Курт Гиршель устроился в темной комнате и знакомился с нашей мастерской. Чтобы самим производить ремонт и создавать новые приборы, у нас был специальный станок, который давал возможность сделать любую точную фрезерную или сверлильную работу. Лотта стучала в нашей каюте на машинке; она должна была написать множество писем, прежде чем мы войдем в последний порт по эту сторону Атлантического океана. Ксенофон и я лазили по трюму и следили за укладкой снаряжения, прибывшего на борт в последний момент.
Наш капитан Иоханнес Дибич - старый морской волк, который плавал еще на учебном парусном судне "Гроссдейчланд". Его помощниками были граф Марсил Гельдерн и господин Генрих Беклер, а также инженер Герхард Биасток, который считался главным механиком "Ксарифы". Помимо повара и стюарда, у нас было еще пять матросов, в том числе и плотник, а также корабельный юнга. Большинство из них были сыновьями капитанов, и за время путешествия они должны были изучить штурманское дело.
Хорошие и пасмурные дни чередовались. После остановки в Лондоне, где мы взяли на борт нашего второго кинооператора, коммодора [офицерский чин в английском флоте] Джимми Ходжеса, мы пересекли при бурной погоде Ламанш и затем Бискайский залив. Книги о морских млекопитающих и о ловле китов переходили из рук в руки. У Азорских островов мы хотели задержаться, чтобы понаблюдать за кашалотами под водой и заснять их на кинопленку. Чем больше мы читали об этих самых больших из обитающих в настоящее время хищных животных, тем напряженнее ждали первой встречи.
В их образе жизни много необъяснимого и необычного. Они ныряют почти вертикально на огромную глубину и гоняются там за кальмарами, которых хватают своей пилообразной нижней челюстью. Затем они стремительно поднимаются вверх, чтобы отдышаться, и снова опускаются в глубины. Однажды при поднятии кабеля с глубины тысячи метров нашли запутавшегося в нем мертвого кашалота - доказательство его способности опускаться на такую большую глубину. Ныряльщики часто ломают голову над тем, как кашалоты не заболевают при этом кессонной болезнью.
Человек, который провел полчаса на глубине шестидесяти метров, при возвращении наверх должен периодически делать остановки; общая продолжительность их примерно девяносто минут. Если он этого не делает, то пузырьки азота, при повышенном давлении растворяющегося в крови, выделяются из нее и наступает эмболия, которая может привести к параличу или даже смерти. Кашалот - воздуходышащее, теплокровное млекопитающее, как и мы,ныряет в десять раз глубже и возвращается наверх без всяких промежуточных остановок. Одна из теорий утверждает, что азот связывается спермацетовым жиром, другая - что это происходит благодаря азотным бактериям. Но так как кит, ныряя, не дышит, а, напротив, прежде чем нырнуть, выдыхает воздух, то, возможно, азота в его крови недостаточно, чтобы вызвать эмболию 11.
Если вспомнить, какие трудности должны были когда-то преодолеть водные животные, чтобы приспособиться к жизни на суше, можно только удивляться, что некоторые снова вернулись потом к жизни в воде, преодолевая не меньшие трудности. Дельфины и киты происходят от наземных хищных животных, переселившихся в море примерно пятьдесят миллионов лет назад. Как теплокровные животные они должны были защищаться от холода толстым слоем жира и удовлетвориться ограниченным пребыванием под водой, так как потерянные жабры вновь не появлялись. Дельфины ныряют минут на двадцать, кашалоты остаются под водой более часа. Этой способностью они обязаны так называемым "чудесным сеткам" - распределенным по всему телу системам сосудов. В них может накапливаться значительное количество крови, а тем самым и кислорода, которым при недостатке воздуха в первую очередь снабжается центральная нервная система.
Броня из сала - первоначально необходимое вспомогательное средство оказалась очень полезной. В арктических морях, где рыбы осуждены на ограниченную активность из-за холода, киты имеют перед ними преимущество "внутренний обогрев". Поэтому они смогли хорошо освоиться в холодных морях и оттуда, по-видимому, распространились по всему свету.
Спаривание кашалотов происходит на поверхности. Самка рождает живого детеныша, как правило одного. Так же как и малыши дельфинов, детеныши кашалотов могут сразу же плавать и продолжительное время находиться под водой; они движутся с матерью и получают от нее пищу прямо в воде. Живут кашалоты стадами, их странствования подчиняются годичному циклу. Один молодой английский зоолог, Роберт Кларк, за год до нас был на Азорских островах и определил, что лучший месяц для наблюдений - август. К сожалению, мы не могли поспеть туда к этому сроку, но надеялись на хорошую погоду и в сентябре.
