Леонид Васильев - История Востока. Том 2
Вот этот-то натиск колонизаторов, завершившийся успехом для них в основном к концу XIX в., когда неколонизованным остался только игравший роль буфера между английскими и французскими владениями в Индокитае Сиам, и явился импульсом, который стимулировал быстрый рост как сопротивления традиционных структур чуждому вмешательству, ломавшему привычный образ жизни, так и приспособления их к тому новому, что нес с собой европейский капитал, включая многие европейские идеи, институты и ценности, европейское образование и культуру, европейскую, западную цивилизацию, от железных дорог, почт и больниц до школ, газет, партий и парламентарной выборной процедуры.
Конечно, и здесь тропики и все с ними связанное замедляли процесс. Юго-Восточная Азия, где все началось лишь в конце XIX в., была в менее выгодном положении по сравнению, скажем, с Индией. Свою роль сыграли и природно-климатические условия, и изначально низкий стартовый уровень собственного развития народов этого региона, и сравнительная слабость, даже пестрота цивилизационного фундамента и религиозно-культурных традиций. Неудивительно, что все это, вместе взятое, ограничивало темпы роста и особенно сопротивление традиционной структуры колониализму. Если не считать немногих колониальных войн и близких к ним по характеру восстаний, то о сопротивлении в других формах мало что можно сказать. В Бирме оно проявлялось в основном в требованиях тех же уступок, что были даны Индии, в Малайе – в ориентации на успехи национально-освободительного движения, как, впрочем, и во Вьетнаме. В Индонезии, Лаосе или Камбодже вплоть до второй мировой войны оно было еще меньше заметно. Только на Филиппинах уже в конце XIX в. оно достигло критического уровня. Но это не означает, что традиционная структура с легкостью принимала влияние извне и быстро к нему приспосабливалась, за счет чего и снижалось сопротивление. Отнюдь.
Конечно, процесс приспособления шел, как и везде: в мире нет ни одной колониальной структуры, которая так или иначе не приспосабливалась бы к изменившимся условиям и не модернизировалась бы в соответствии с этим, причем это касается не только колоний, но и зависимых стран, примером которых в данном регионе был Сиам. Но суть дела в том, что, приспосабливаясь, структура копила потенции для сопротивления, совершенствовала его средства, обогащала традиционные приемы за счет заимствованных и адаптированных новых, включая и новые идеи, новые институты, особенно те, что максимально непротиворечиво вписывались в традиционные привычные нормы существования. Такими идеями оказались именно те, что не имели почвы в Индии, т.е. идеи и институты, связанные с эгалитаризмом, борьбой за равенство и социальную справедливость. Случайно ли, что именно в Индокитае, а также на островах к востоку от Цейлона, включая Индонезию и Филиппины, и даже в современном Непале, долгое время сильно отстававшем в развитии от других стран региона, позиции радикальных партий, включая и коммунистические, оказались столь заметны и сильны? Конечно, нет. Напротив, это стало закономерным результатом, естественным итогом сопротивления той традиционной структуры, которая была характерна для данного региона, соответствовала его цивилизационному фундаменту, всему сложному комплексу составивших этот фундамент религиозно-культурных традиций. Продолжая ту же логику рассуждений, можно заметить, что далеко не случайно парламентаризм европейского типа в Юго-Восточной Азии не прижился настолько, как это имеет место в Индии, зато военные перевороты и военные режимы стали здесь почти повсюду едва ли не привычной нормой политической жизни. Словом, парламентаризм или радикализм; демократическая процедура или насильственные формы решения проблем – примерно такова здесь дилемма, разумеется, с учетом того, что все субъекты насилия обязательно клянутся в преданности делу народа, а порой и искренне стремятся помочь своей стране найти лучшие пути развития, не говоря уже о том, что все они и всегда говорят об интересах народа, о равноправии и социальной справедливости.
Блок второй
Африка
Глава 6
Колонизация Африки южнее Сахары
Как уже упоминалось, с колониального освоения африканского побережья и были начаты в свое время поиски путей в Индию. Стоянки-форпосты, которые сооружались вдоль этого долгого пути на африканской земле, со временем становились опорными пунктами самостоятельного значения, т.е. исходными точками для развития колониальной торговли, особенно работорговли в Тропической Африке.
На первых порах, в XVI – XVIII вв., колонизаторы, начиная с португальцев, не стремились идти в глубь континента. Это было делом сложным, дорогостоящим и опасным. Куда проще было наладить в прибрежных факториях примитивную меновую торговлю и тем создать экономические стимулы для вовлечения африканцев, особенно из числа социальных верхов – старейшин, вождей, в эту систему торговых связей. Однако в XIX в. картина стала быстро меняться. Торговый колониализм трансформировался в промышленный; на смену португальским и иным работорговцам пришли заинтересованные в сбыте фабричных товаров и эксплуатации богатых природных ресурсов Африки европейские капиталисты.
XIX век в истории Африки был – особенно его последняя треть – периодом активных колониальных захватов, лихорадочного стремления застолбить за собой всеми правдами и неправдами отторгнутые (купленные, выменянные или силой взятые, добытые в результате обмана) территории, а также временем острого соперничества держав, особенно Англии и Франции, в попытках обогнать друг друга и захватить как можно больше. Далеко не всегда захваты такого рода были экономически обоснованными с точки зрения того самого капитализма, интересы которого диктовали приобретение новых колоний и рынков сбыта. Подчас внешне борьба за колонии в Африке выглядела как своего рода политический спорт – во что бы то ни стало обойти соперника и не дать ему обойти себя. Однако в конечном счете речь шла именно о том, чтобы, не вдаваясь в мелочные расчеты, приобрести как можно больше чужой земли. Считалось само собой разумеющимся, что рано или поздно эти приобретения окупятся с лихвой, что впоследствии и произошло, не говоря уже о том, что успех или хотя бы соучастие в этой гонке было делом престижа для европейских стран.
Колонизационные захваты шли в нескольких основных направлениях, всегда с побережья в глубь континента. Одним из направлений было движение с западного побережья в центральные зоны северной саванны, где явственно лидировала Франция. Другим, шедшим ему наперерез, было стремление Англии, освоив благодатные территории юга Африки, двигаться на север, причем чем дальше, тем лучше: идеально – до Каира. Третьим направлением было освоение арабской и арабоязычной Африки, т.е. всей северной и восточной прибрежной полосы континента, от Мавритании и Марокко до Сомали и Занзибара. Здесь шло острое соперничество между англичанами и французами, хотя свой кусок пытались урвать и другие. Вообще же на долю других – Германии, Италии, Бельгии, Португалии, Испании – досталось не слишком много, не говоря уже о том, что после первой мировой войны немецкие колонии были поделены между странами-победительницами, в первую очередь между Англией и Францией. На фоне острого соперничества между этими ведущими европейскими державами XIX в. исключением является лишь Южная Африка, где ситуация была несколько иной.
Юхная Африка
На рубеже XVIII – XIX вв. Капская колония голландских переселенцев-буров перешла под власть Англии, причем столкновения англичан с бурами повлекло за собой резкое расширение зоны колониальных захватов. Треккеры-буры, как о том уже было упомянуто, массами мигрировали на север, где в местах расселения бантуязычных басуто и ндебеле (матабеле) в середине XIX в. ими были созданы независимые республики Трансвааль и Оранжевая. На юге, где оставались англичане (там, впрочем, жила и немалая часть колонистов-буров), в ходе длительных войн с зулусами и коса («кафрами») понемногу расширялись территории Капской колонии и заново созданной на побережье к северо-востоку от нее колонии Наталь (Натал). Кроме того, в середине XIX в. на севере был создан британский протекторат Бечуаналенд, так что обе бурские республики почти со всех сторон, кроме побережья на востоке, оказались окружены англичанами.
Открытие в конце 60-х годов близ слияния рек Вааль и Оранжевой алмазных россыпей Кимберли (название – от имени британского министра колоний) вызвало в стране алмазную лихорадку, способствовало притоку старателей со всего мира и быстрому экономическому развитию юга Африки. Вторым столь же мощным толчком для развития послужило открытие в 80-х годах золота в Трансваале, где быстро вырос центр золотоискателей Йоханнесбург. Южная Африка быстро становилась одним из промышленных центров мира. ^Строились города, железные дороги, возникали многочисленные предприятия, развивалась сфера обслуживания. Резко возрастала численность рабочих как из числа приезжих европейцев, так из среды законтрактованных африканцев. Создавались мощные капиталистические компании, одна из которых – «Де Беерс» (Бирс) во главе с С. Родсом – вскоре стала практически монополистом в деле добычи алмазов.
