Василий Татищев - От Батыя до Ивана Грозного: история Российская во всей ее полноте
1613. В Москве бояре и прочие станы, собравшиеся для избрания, долгое время о выборе рассуждая и представляя разных особ, в согласие прийти не могли. Однако ж между тем прибывшему от Делагарди сказали, что они ныне помощи от него никакой не требуют, только просят, чтоб он, оставив города русские, выступил за границы и тем бы вольному выбору не мешал, поскольку и ныне многие поставляют, якобы он силою королевича на царство посадить хотел, что людей приводит в противное мнение. И может он видеть, что за взятие Смоленска все, присягав, от королевича польского отреклись и говорить о нем больше запретили, что легко и с ними статься может, ежели он не выступит, поскольку оное не соответствует договорам. А когда он выступит, то конечно без противности о королевиче представлять будет свободно. И ежели кого выберут, то им немедленно пришлют известие. И с тем оных присланных отправили. В выборе же видели казаки и стрельцы несогласие между боярами, подали от себя на письме, что они хотят иметь на царстве Михаила Федоровича Романова, сына митрополита Филарета, утверждая его свойством с царем Иоанном Васильевичем и сыном его царем Феодором, поскольку отца Филарета Никиты Романовича Юрьева сестра Настасья Романовна была первая супруга царя Иоанна, а мать царя Федора, потому Филарет брат двоюродной был царю Феодору Иоанновичу. К тому же представляли, что от него никакой опасности нет, поскольку человек молодой и ни с кем никакой вражды иметь случая ему не было. С чем все духовные, а потом и весь народ согласился. И оное марта 1 числа на миру положив, отпев молебен, послали к матери его на Кострому в Федоровский монастырь просить архиепископа рязанского Феодорита, из бояр дядю его Федора Ивановича Шереметьева, который женат был на сестре Филарета Никитича, да с ними чудовского архимандрита Троицкого монастыря келаря Палицына и Спасского монастыря архимандрита, двух окольничих стольников, дьяков и дворян, а также голов от казаков и стрельцов многое число. Михаил же Феодорович жил тогда в Костромской своей вотчине.
И по приближении к Костроме архиепископ со властями, остановясь за версту в селе Новоселках, облеклись в церковные одежды, со святыми иконами пошли в город, которых также протопоп с иконами и весь народ встретил на устье речки Костромы, а пошли прямо в монастырь. И государь с матерью встретили их у монастырских святых ворот. Тогда вышел в монастырь архиепископ от всего духовенства, а боярин с товарищами от всего народа просили иночицу Марфу Ивановну, чтоб благоволила, сына своего отпустила на царство, а также и его просили. Она же, видя многих государей несчастье и народа еще волнение, что два королевича избраны и присягами в том обнадежены, а сверх того вора, Маринкина сына, с войском на украине того ж домогающегося, а сына своего еще в самой младости, которому еще 17-ти лет не исполнилось, опасаясь, что ему таким великим государством править и от такого множества внешних и внутренних врагов защищать было опасно, а еще более, что казна государственная вся растащена и народ, столь многие годы разоряясь, как в военных людях, так и в имениях истощал, презрел всего народа такую прилежную просьбу и от всех изливаемые слезы, просьбу их отвергла, и отказала.
Тогда присланные, сочинив грамоту от лица всего народа с обещанием его до последней возможности защищать и во всем быть ему покорным и утвердив тяжкою клятвою, им объявили и снова с крайним прилежанием просили. Она же, не в силах более им противиться, марта 14 дня привела сына своего к церкви к святому алтарю и, поставив его у образа Богородицы, с великими слезами сказала: «Вот сын мой, которого отдаю в руки матери Божией, которого вы возьмите от нее на ваши души. И ежели что зло учините, всевышний творец и пресвятая Богородица будут вам судья». И благословив сына своего, отступила. Архиепископ же, подступив, возложил на него присланный из Москвы животворящий крест, а боярин подал царский жезл. И тогда весь народ с великою радостью поздравили и, учинив крестное целованье, руку целовали. А в Москву послали с известием и грамотою, по которой также, все единодушно целовав крест, послали по городам. В городах же везде без всякого прекословия тому последовали. Только казанский дьяк Никанор Шульгин, будучи тогда с войском в Арзамасе, сам присягать не хотел и войску не велел. Но видя, что войско, не послушав его, присягает, уехал в Казань, желая народ возмутить. Но когда и там его не послушали, то он уехал в Свияжск. Казанцы же, послав за ним и взяв в Свияжске, сослали в Москву, а из Москвы сослан в Сибирь в заточение.
Дела, истории политической Российского государства касающиеся,
которые в книгах русских не сполна описаны или весьма оставлены, а находятся только в различных чужестранных книгах или в памяти от видения и слышания людей сохраняются, для памяти собраны и другим в лучшее рассмотрение к сочинению русской истории представляются
Царство царя Иоанна Васильевича
Сего государя дел порядочно всех описанных на русском языке не имеем, и хотя от новгородцев, псковичей и других некоторые многие дела в память оставлены, также и Курбский как в своих письмах, так и особенно в делах оного государя многое показывает, однако ж все так пристрастно и темно, что едва истину видеть и разуметь можно. Между чужестранными все те, с которыми он воевал, как то: поляки, лифляндцы и шведы, по чрезмерному пристрастию в поношение и оскорбление величества все, что злое могли выдумать об нем, написали, а добрые его дела пропустили. И оным германцы, не рассудив, наиболее последовали, более такими лжами и клеветами достохвальные дела сего государя в сущую темноту привели. Однако ж англичане, голландцы, а особенно те, которые сами тогда в России были, дела сего государя видя и причины настоящие ведая, весьма с похвалою жизнь его описали, изза чего некоторые начали лучшее о нем мнение иметь, как то один в Вене в 1700-м году одну диссертацию в защищение сего великого государя на латинском языке напечатал. А также в прошедшем 1722 году напечатана книга на германском языке, именуемая «Введение в историю московскую». В котором хотя начало положено от восьмого века после Христа, однако ж все темно, но обстоятельнее автор начал писать от великого князя Иоанна Васильевича и кончил в царстве царя Михаила Федоровича. В котором как всех прочих, так и сего государя дела автор весьма изрядно описывает и великий свет истории нашей подает, к чему он более 100 тогдашних времен историков приводит. Мы же по обстоятельствам дел видим, что сей государь к распространению своего государства, к приобретению славы и богатства великую ревность и прилежание имел, как то видимо из его мужественных лифлянской, татарской и польской войн и его по тогдашним обстоятельствам изрядных учреждений экономических.
Видимо нам, что до царства его величества письменных законов по меньшей мере в собрании не было, как издревле и во всех государствах, судили ж по примерам и по совести на словах и большие ссоры поединками решили. В чем его величество видя многие беспорядки, по совету всех знатных людей Судебник, или Уложение, сочинил, которое состояло из 99 статей. В оном поединки хотя не запрещены, но в делах таких только, где доказательств истинны не доставало, допущены и порядки, как в том поступать, описаны. Крестьяне хотя были вольные и жили где кто и как долго хотел, но он положил переходу их время и порядок, чтобы владетель земли заранее о переходе крестьянина ведал.
Подати хотя издавна с луков или возможных работать поголовные положены были, но он для лучшего порядка, думаю, по лифлянскому примеру с земли положил.
В делах судных некоторые статьи хотя при сочинении Уложения несколько переменены, однако ж ныне на оное снова склонено, некоторые статьи в новом Уложении остались точно не описаны и ссылаются на оное.
Царство царя Михаила Федоровича
1613 марта 14 числа иночица Марфа Ивановна, дочь князя Ивана Туренина, бывшая супруга Федора Никитича Романова, который от царя Бориса пострижен, от Расстриги в Ростов митрополитом поставлен, от бояр послом к королю польскому послан и там в неволе содержался, и их сын Михаил Федорович, рожденный в 1596 году, бывши тогда 17 лет, с матерью своей на Костроме в Ипатском монастыре, после долгого к присланным из Москвы архиерею и боярину с товарищами отрицания, не могши более оных послов и всего народа просьбы и слезы презреть, соизволили на их предложение склониться и престол российский воспринять. Однако ж оная иночица, взяв сына своего, привела в церковь живоначальной Троицы к святому алтарю и, поставив его у образа пресвятой Богородицы, нарицаемой Федоровской, оборотясь к предстоящим послам и народу, с превеликими слезами сказала им: «Се сын мой, которого вы от меня так прилежно просите, с великою клятвою верно ему служить, его любить и оберегать от всех неприятелей обещаетесь. Я, не желая воли Божией и вашему всего собора и народа желанию противиться, отдаю его всемогущему Богу и пречистой Богоматери в защищение, которое вы возьмите на ваши души. И ежели вы, забыв страх Божий и свою тяжкую клятву, какое зло с ним учините и неправедно поступите, то всевышний Бог и его матерь будут вам судья и мститель той неправды» и пр. И сие сказав, облобызав его и дав благословение, словно на смерть отпуская, с великим рыданием отступила. Народ же, видя оное, с великим рыданием плакал. Тогда архиепископ, подступив, возложил на государя привезенный из Москвы крест Господень со златою цепью, а боярин подал серебреный царский жезл. И возрадовавшись, все поздравляли его на царстве, а потом, не исходя из церкви, по предписанной грамоте всенародно ему крест целовали. И того ж дня с подписанными грамотами послали в Москву окольничего. А поскольку та от народа утвержденная грамота заключает в себе кратко предшествовавшую историю, того ради оную точно здесь полагаю. (Вписать).
