Себастьян Хаффнер - Соглашение с дьяволом. Германо-российские взаимоотношения от Первой до Второй мировой войны
Уже 2-го июня 1940 года в штаб-квартире группы войск «А» он снова говорил о том, что скоро «его руки наконец будут свободны» для его «великой и подлинной цели: столкновения с большевизмом». 30-го июня на ту же тему Гитлер говорил начальнику Генерального штаба Гальдеру: вероятно, потребуется только лишь «демонстрация», прежде чем Англия даст возможность все силы обратить на Восток. Уже 21 июня он поручил Генеральному штабу «начать заниматься русской проблемой». А 31 июня он держит первую большую речь о грядущей войне с Россией с главнокомандующими родов войск вермахта. В качестве главной цели Гитлер обозначил на этой конференции «уничтожение жизненной силы России», в качестве даты начала военного похода было намечено 15 мая 1941 года (для осеннего военного похода стало уже слишком поздно, зимний же военный поход был исключен).
Если детально отслеживать деятельность Гитлера во второй половине 1940 года, то порой приходится с усилием напоминать себе, что он тогда вел войну еще не с Россией, а с Англией. Сконцентрированное усердие, даже одержимость, с которой он в это время работал над своими планами в отношении России, особенно бросается в глаза по сравнению с небрежностью, рассеянностью и равнодушием, с которыми он брался за различные проекты по войне с Англией и вновь их отставлял.
В эти полгода и еще вплоть до весны 1941 года между Берлином и Москвой были всякого рода дипломатические трения, раздражения и недовольства. Немецкие и русские интересы зимой и весной 1941 года несколько раз вступали в конфликт, особенно вследствие событий на Балканах, куда армии Гитлера были втянуты вследствие неудачного греческого приключения Муссолини.
Историческая наука пристально исследовала эти ссоры и иногда сама себя ими запугивала. Существуют толстые книги, которые создают впечатление, что германо-русской войны можно было бы избежать, если бы Сталин в 1940 году оккупировал только лишь Бессарабию, а не захватил бы также и Северную Буковину, или если бы Молотов при своем посещении Берлина в ноябре несколько меньше затрагивал вопросы Финляндии, Болгарии и турецких проливов. Это называется — не видеть леса из-за деревьев. Намерение Гитлера вести войну на уничтожение против России не имеет вообще ничего общего со всеми этими спорами; ни один из них также не представляет даже отдаленно причин войны, и вообще все они самое позднее к апрелю 1941 года были разрешены в пользу Германии, и Россия этим удовлетворилась.
Если это тем не менее длилось четыре с половиной месяца, пока не состоялось окончательное решение Гитлера о войне — от первых планов 31 июля до 18 декабря 1940 года, даты «Директивы Барбаросса» — то это имело совсем иные причины. Что заставляло Гитлера затягивать принятие решения, то была исключительно злосчастная война с Англией, которая все еще висела у него на шее.
Гитлер любил порядок. Снова и снова в его сочинениях он говорит о том, что секрет успеха — это концентрация сил (в чем он вообще был прав), что все силы следует направить на текущую задачу или частную задачу и никогда не пытаться делать два дела одновременно. В своей политической практике он до этого всегда жестко придерживался этой правильной мысли, и поэтому все у него получалось. И теперь, в наиважнейшем деле из всех, в решающий момент его жизни, он должен отклониться от этого правила и взяться за свою «величайшую истинную задачу», в то время как другая оставалась незавершенной?
Это сильно беспокоило его, это заставляло его месяцами колебаться и моментально возвращаться к прежним вариантам, это буквально мучило его, и это делало решение, к которому его все же влекло всеми фибрами души и которое внутри он давно уже принял, возможно поистине «самым тяжелым в его жизни». Несколько раз он почти давал себя уговорить Редеру или Риббентропу, все-таки еще сначала попробовать применить силу, чтобы закончить войну с Англией, прежде чем он начнет русскую. Но все эти отступления были кратковременными и не принимались совершенно всерьез самим Гитлером.
Это относится также и к странному эпизоду предложения второго пакта Сталину, по которому Россия (с Индией в качестве приманки) сначала должна была быть втянута в войну с Англией. Это предложение было в действительности сделано — в ноябре 1940 года — но когда Сталин, разумеется со всякого рода условиями и оговорками, казалось согласился вступить в пакт, то Гитлер оставил его ноту без ответа — сам он уже снова отказался от этой идеи.
Когда Гитлер в конце концов пришел к решению удовлетворить свои внутренние желания, то он обосновывал его тремя причинами:
Во-первых, он полагал, что посредством войны с Россией в действительности сможет поразить Англию — если Англия потеряет своего последнего возможного союзника, то она капитулирует. Это был поверхностный самообман: Англия никогда не рассчитывала на Россию как союзника, она рассчитывала на Америку, и Гитлер в принципе это знал.
Во-вторых, он убедил себя, что русская война закончится за пару недель, самое большее за пару месяцев. Мощный удар, и исполинское здание Советского Союза рухнет. Это было опрометчивое самовнушение — реальных причин для таких предположений не было, хотя они и были тогда широко распространены.
В третьих, Гитлер обосновывал свое решение американской опасностью. Раньше или позже Америка вступит в войну на стороне Англии; тогда будет слишком поздно не допускать русской угрозы за спиной. Следует «рассчитаться с Россией», пока Америка еще не готова к войне. Сейчас или никогда.
Эта третья причина из всех, по которым Гитлер мог обосновать свое нападение на Россию, единственно может серьезно рассматриваться. Но в какую из причин в действительности верил Гитлер — то, что Россия ударит ему в спину в момент вхождения американцев в войну или Америка — высадкой в Европе? Ведь не Россия хотела сделать из Германии русское жизненное пространство. Россия также не имела никаких причин желать, чтобы Западная Европа и Германия были бы оккупированы англо-американскими армиями и попали под их господство.
Если что-то подобное когда-либо должно было угрожать, то по всему историческому опыту Германия скорее могла ожидать от России прикрытия с тыла, нежели удара кинжалом в спину. Ведь главной заботой России до сих пор всегда было и все еще оставалось предотвращение объединения всех капиталистических стран, и если бы западные державы покорили и оккупировали Германию, то это единение стало бы реальностью. До тех пор, пока Германия не принуждала как раз к противоположной политике, Россия всегда предпочитала объединение с Германией против Запада, а не наоборот. Не было ни малейших оснований полагать, что Сталин в этом переменил свою точку зрения. Война Гитлера против России — и этого следует придерживаться — ни в коем случае не была даже в самом отдаленном смысле войной превентивной. Это была спонтанная агрессивная война.
В истории редко когда получается толк из вопроса «Что было бы, если…», но иногда от постановки этого вопроса невозможно удержаться: особенно в случае таких абсолютно необязательных решений, как нападение Гитлера на Россию, к которому его ничто и никто не принуждал, кроме его собственных намерений. Как проходила бы война дальше без этого решения?
Англия в одиночку естественно никогда не смогла бы завоевать континент, и даже Англия вместе с Америкой с трудом: тем 86 дивизиям, которые они в 1944–1945 годах смогли вместе направить в Европу, Германия без Восточного фронта смогла бы противопоставить вдвое большее количество. Разумеется, первые атомные бомбы были созданы, как мы теперь знаем, к 1945 году — но почему же только в Америке? До середины 1942 года Германия шла наравне с западными державами в атомной гонке. Без бремени войны на Востоке вероятно, что и атомные бомбы были бы изготовлены одновременно с Западом. В конце компромиссный мир был бы неизбежен, возможно, с участием русских, который Сталин вступлением русских в войну наиболее вероятно намного приблизил бы. Сожалеть ли об этом или радоваться, это уже совсем другое дело, другой вопрос. Представить себе, что без нападения Гитлера на Россию Германия, а возможно даже и вся континентальная Европа вплоть до русской границы ныне были бы эсэсовским государством, ужасно. С другой стороны, в представлении, что Германия еще, а Европа возможно уже были бы едиными, есть кое-что.
Как всегда, взвешивают «за» и «против»: за то, что мы сегодня имеем, мы благодарим «фюрера» — за конец национал-социалистического господства, равно как и за раздел Германии и Европы. Он — единственно он один — позаботился и о том, и о другом, когда в три часа утра 22 июня 1941 года, не принуждаемый никем, напал на Россию силами 153 дивизий. «Когда Крёз перейдёт реку Галис, будет разрушено великое государство», — так предрекал дельфийский оракул, имея в виду свое собственное государство. Когда Гитлер 22 июня 1941 года перешел реку Буг, кстати говоря, под Брест-Литовском, то он начал разрушать великое государство: но не русское, а немецкое.
