Андрей Ястребов - Боже, спаси русских!
Данной ситуации дал комментарий Н. А. Бердяев: «Уход из государства оправдывался тем, что в нем не было правды, торжествовал не Христос, а Антихрист. Государство, царство кесаря, противоположно Царству Божьему, Царству Христову. Христиане не имеют здесь своего града. Они взыскуют града грядущего. Это – очень русская идея».
Тем не менее старообрядцы свои действия объясняли никак не вольнолюбием, а просто тем, что власть неправильная. Была бы правильная – повиновались бы.
И КАКОЙ ЖЕ РУССКИЙ...
ОБ ИЗМЕНЧИВОМ И МНОГООБРАЗНОМ ЗЛЕ
Все наши горькие беды оттого, что власть нас не любит.
Человеку нужна вера. В Бога. В Отчизну. Хотя бы для того, чтобы умножить себя, убить все ненужные ощущения, которые он не случайно испытывает, глухие эмоции, чьих названий он не знает. Справиться с жизненной паникой, от которой сердце колотилось о ребра, словно животное, внезапно осознавшее, что надо было бежать из клетки, пока ту не закрыли. Внезапно осознавшее, что теперь она захлопнулась навсегда. Как вчера. Как сегодня. Возможно, навсегда.
Так вот, для этого человеку нужна вера. В Бога. В Отчизну. А ее часто не случается. Потому. Что. На. Пути. К. Родине. Стоит. Власть.
Власть неумолима в своем бессердечии. Издали она напоминает вялую особу с неровно накрашенными губами. Что-то в ней не так: то ли ей платье на десять размеров мало, то ли груди с бедрами на пять размеров велики. Не понять.
Чуть присмотришься – так это мутант, прилетевший из космоса. Подойдешь ближе...
Не подходи ближе. Ни в коем случае!
До власти никогда не докричаться. Она никого никогда не слышит. Она всегда пребывает за пределами слышимости. Как хочется русскому человеку вложить свои социальные беды в уши нового доброго царя. Не выйдет. Никогда не выходило. Чувствует человек обиду – еще одно предательство. Не первое и не последнее. И молчит. Рука власти сжимает сердце, вдобавок отключает голос.
У власти, кстати, нет проблем с порядочностью. У нее она просто отсутствует. Плотность насилия власти на квадратный метр всегда непомерна.
Самое страшное зло, исходящее от отечественной власти, – это то, что она заставляет думать не о том, о чем надо думать, не о человеческом – о прошлом или будущем, но только о настоящем. В настоящем сплошные кризисы и революции. Вообще, думать – значит планировать. Планировать – значит испытывать к себе некое уважение: смотреться в зеркало и знать, что тот, кто смотрит на тебя, что-то значит в этой жизни. У власти нет проблем с настоящим. И порядочностью. Поэтому в прошлом и настоящем сплошные кризисы и революции.
Самое чудовищное словосочетание в русском языке: любить власть. У нас в языке есть несколько слов, которые всем не нравятся: уполномочивать, совершенствовать, выборы, четвертовать, перепись населения, делать эпиляцию, власть.
Иногда власть улыбается так ярко, что гражданину нужно надевать солнечные очки. Власть любит людей, подобных пассивным какашкам, которые только слушают и согласно кивают. Это аксиома.
Тополь и тот питает больше чувств к своему пуху, чем власть и ее политтехнологи – к России.
Иногда власти нужен гражданин для того хотя бы, чтобы решать свои геополитические проблемы. Тут на гора поднимаются все мифы – от территориальных до националистических. В эти моменты в собственной ненавистной манере гражданин научается любить власть так, как человек без рук любит сиделку, которая кормит его с ложки овсянкой: со смесью стыда за свою неполноценность и благодарности, что нашелся хоть кто-то, достаточно терпеливый или ненормальный, чтобы помочь ему через это пройти. Не только пройти, но осознать, что он – часть великого мифа.
Власть апеллирует к патриотизму, к индивидуальному мужеству, к коллективной решимости и, как правило, мало заботится о тщательно разработанной стратегии. Хороши все средства: фальшивые ловушки, Троянские кони – в общем, любые уловки: если не можешь убить врага своими руками, используй чужие. Отечественная власть в этом преуспела. От того так печальны русские песни.
У власти даже походка медленная, типа а-мне-все-по-фиг походка.
Власть – очень умная женщина. Она ухаживает за собой и так сильно себя любит, что ей плевать на окружающих. Ей настолько все безразлично... безразлично все – ты, я, мы с тобой, эта книга. Власть производит лишь разочарование. Когда она выходит, красивая, ухоженная, довольная собой, она заставляет тебя, жителя этого городишки по имени Москва, Тула, Владивосток, Калининград, чувствовать себя распоследним говном. Власть генерирует ежедневную квоту безнадеги. Вопрос в количестве. Хотя не все ли равно? Фабрики власти всегда работают в полную силу.
Власть бывает очень красива. Она похожа на мясную тушу с мордочкой хорька, но чаще она другая. Ее волосы туго зачесаны назад. Без макияжа, морщины выдают годы. Но ее «гусиные лапки» в уголках глаз кажутся несказанно прекрасными. Что-то вроде почетной тяжести. Наличие духа самой себя – власти.
Власть одевается с элегантностью международного мафиози.
Власть – это женщина с мужским характером. Она может вести разговор на три-четыре стороны, а потом попросить тебя заткнуться и дать ей хоть слово вставить. А затем после пятичасового чая набить тебе морду новыми налогами.
Сказать, что власть очень жестока, все равно что сказать, что серийный маньяк переходил улицы в неположенном месте.
Как любая женщина, власть ненавидит стариков и обожает дееспособных членов общества. Неожиданный каламбур.
Обыкновенный человек в общении с властью теряет философскую ориентацию. Множество путаных мыслей соединяются в одно общее ощущение, кажется, что ты уже добрался до корней зла. Зла, в которое никогда не верил. Изменчивого и многообразного зла. Торжествующего от понедельника ко вторнику и так до нового понедельника. Мир начинает как-то с глумливой поспешностью делиться на черное и черное, на зло и зло.
Но хуже дезориентации и боли чувство унижения. Человек ежедневно начинает выигрывать конкурс дураков. В этом его убеждают СМИ.
Маленькая душа человеческая таращится в телевизор, ерзает и ворочается, словно у нее жмут трусы. И ничего понять не может. Ведь все эти картинки противоречат здравому смыслу. Ему каждый день с утра до вечера показывают танцы-пляски, жрачку-убийства. Озвучивательницы новостей, всевозможные теледурищи, погодные девушки, которые про циклоны-антициклоны – хором говорят об одном: Тот, Кто Принадлежит К Сильным, не больший псих, чем акула, или лев, или любой другой хищник на вершине лестницы добывания корма. Тот, Кто Принадлежит К Сильным, намного выше тебя и всего остального мира, потому что знает, чего хочет, и знает, как это добыть.
Призывы власти дружить с ней столь же абсурдны, как приглашение отобедать в Мавзолее.
Однажды человек устает от всего, и наступает необратимое: по мере возрастания-угасания общения с обществом, человек научается имитировать публичные эмоции, так чтобы не выделяться. На самом деле он ощущает себя наблюдателем в неведомом мире, хамелеоном, который может слиться с окружающей средой, но не является и не желает являться на самом деле ее частью.
Спрашивается: как человечку родить в себе энтузиазм? Как еще не удержаться от желания взвыть? Или выпить? Или куда-нибудь убежать? Но куда убежишь, если власть – неотъемлемая часть нашего русского мира...
Эти вольнолюбивые русские
Н. О. Лосский рассуждает, рассуждает, а потом приходит к парадоксальной мысли – именно потому и сложилась в России абсолютная, а подчас и деспотическая монархия, что «трудно управлять народом с анархическими наклонностями». Ему вторит Бердяев: «У народа анархического по основной своей устремленности было государство с чудовищно развитой и всевластной бюрократией, окружавшей самодержавного царя и отделявшей его от народа».
Кто же такие русские – покорные рабы или анархисты? Откуда анархизм в этих смиренных душах и не они ли беспрекословно повинуются своим царям-богам?
Н. А. Бердяев считал, что анархизм – русское главным образом изобретение: «Интересно, что анархическая идеология была по преимуществу создана высшим слоем русского дворянства. Таков главный и самый крайний анархист Бакунин, таковы князь Кропоткин и религиозный анархист граф Л. Толстой».
Вспоминаются строки Некрасова:
В Париже сапожник, чтоб барином стать,
Бунтует – понятное дело!
У нас революцию сделала знать —
В сапожники, что ль, захотела?
Речь шла не только о знати. Н. А. Бердяев так описывал русскую жизнь и преобладающие умонастроения: «Наряду с низкопоклонством и рабством обнаруживается бунтарь и анархист. Все протекало в крайних противоположностях. И всегда есть устремленность к чему-то бесконечному. У русских всегда есть жажда иной жизни, иного мира, всегда есть недовольство тем, что есть».