Булач Гаджиев - Шамиль
Осада продолжалась. Из Темир–Хан–Шуры были получены еще мортиры и легкие орудия. 6–го сентября началась общая бомбардировка и подготовка к новому штурму, а 8–го заговорили все батареи. Центральная башня Салты была взорвана, вместо нее образовались две большие воронки, окруженные тучами дыма и пепла. Два часа земля стонала от грохота орудий. Люди ожесточились до предела.
На рассвете 9 сентября артиллерия снова открыла огонь. На штурм пошли добровольцы — четыре батальона во главе с полковником Евдокимовым. Они взяли переднюю линию Салты. Горцы открыли ружейный огонь, из траншей бросали камни. У наступающих гибли рота за ротой. На место погибших подходили новые люди. Воронцов наблюдал все это в подзорную трубу из безопасного места. Шамиль подбадривал своих.
12 часов продолжался бой. Солнце уже уходило за горы, когда к аулу подвели 5 орудий и стали стрелять в упор. Защитники заколебались. Их положение было безнадежным, и вот почему. Окружив аул, противник испортил текущую в Салты воду. Вот что пишет Б. Эсадзе об этом моменте: «… стояла невыносимая жара, а от гниения неприбранных трупов заразился воздух; в то же время совершенно прекращено было сообщение с окрестностями. Все это решило участь гарнизона, который стал гибнуть десятками и сотнями»[58].
Но люди Шамиля не собирались сдаваться. В ночь на 11 сентября у стены, занятой солдатами, они зажгли хворост, под прикрытием дыма кинулись на батарею противника и перебили всю орудийную прислугу. На помощь своим подоспел полковник Манюкин. Он был несколько раз раненчв голову и лицо кинжалом, но продолжал сражаться. Позицию удалось сохранить.
И 12 сентября бомбардировка продолжалась; 8 пушек действовало непосредственно в самом ауле.
Защитники ушли в подземелье. Три дня у них не было пищи, воды. И все же Салты держался. В эти трагические часы наибы стали совещаться. Одни предлагали уйти и сохранить гарнизон, а другие, во главе с Умар–Дибиром, настаивали на том, чтобы драться до конца. Спор затянулся до глубокой ночи. С рассветом 14 сентября защитники с боем ушли из Салты, кто куда. Царские войска ворвались в аул, и были встречены стрельбой со всех сторон. Это Умар–Дибир с преданными ему мюридами продолжал борьбу.
Ширванцы отбили у него пушку и знамя. Во время боя прапорщик Калиновский обратил внимание, что по его солдатам стреляют из какого‑то подвала. Чтобы взять подвал, послали инженер–поручика Попова с охотниками из Эриванской роты. Они предложили защитникам сдаться.
В ответ просвистели пули. В подвал полетело 15 гранат, а затем туда ворвались солдаты.
В последний день защиты аула Салты, 14 сентября 1847 года, бой продолжался семь часов и закончился к трем часам дня. В 9 часов вечера солдаты Воронцова заметили движущиеся к садам фигуры горцев.
— Готовься, ребята! — отдали вполголоса приказ офицеры. Вновь началась стрельба. Солдаты видели, как горцы всей массой движутся к садам, чтобы пробиться к переправе. Их встретили роты Варшавского полка. Завязалась жестокая схватка… Только небольшая часть защитников сумела прорваться.
Салты пал. Скольких жизней это стоило. Царские войска потеряли около 100 офицеров и до 2 тысяч нижних чинов убитыми, ранеными и контуженными.
Только по дороге к аулу лежало до 200 мюридов.
Воронцов отправил военному министру следующую депешу: «При долголетнем опыте мне редко случалось видеть неприятеля более упорного и стойкого, как гарнизон укрепления Салты… Упрямые сопротивления этого гарнизона превосходят все, что в Европейской войне может быть известным…»[59]
С 1850 года неудачи преследовали Шамиля. Во время Крымской войны он сделал отчаянную попытку изменить обстановку в свою пользу. События разворачивались следующим образом. В 1854 году турецкая армия с помощью союзников предприняла наступление на Грузию, ставя задачей захватить Тифлис. В том же году, в ночь со 2–го на 3–е июля, войска Шамшта (15 тысяч человек конницы и пехоты) под командованием Кази–Магомеда и Даниель–Султана начали спускаться с главного Кавказского хребта в Кахетию. 3 июля мюриды атаковали крепость Шильды. 4 июля конница Кази–Магомеда перешла реку Алазань и вторглась в деревни Телавского уезда. Захваченным оказалось Цинандальское имение князей Чавчавадзе. В этот же день горцы должны были совершить нападение на город Кварели. Телавский уездный начальник в рапорте от 25 июля 1854 года на имя исполняющего должность Тифлисского военного губернатора писал: «Осады Телавской крепости я ожидал с минуты на минуту, вопли и рыдания женщин высшего и низшего сословия, переведенных мною в Телавскую крепость… ставили меня в затруднение, и я должен откровенно сознаться перед вашим превосходительством, что отчаяни§_леех и просьбы кидающихся на меня женщин и неимение — оборонительных средств для Телавской крепости, где хранилось казначейство, вызвало у меня мысль в первый раз во все время в продолжение 26–летней службы написать преждевременно в записке., что Телав жгут, это слово вырвалось у меня из‑под пера, тем более, что с утра 4–го числа до 4–х часов пополудни никто не мог ожидать, чтобы Телав избегнул нападения и разорения»[60].
Вся лезгинская линия длиною в 175 км была прорвана, и многие посты оказались в руках горцев, башни Пахалистанская и Шуагорская разрушены. Среди пленных имелось много дворян, князей и две княгини из царского рода. Кроме того, взято было 3411 голов рогатого скота и много другого имущества. Начальники различных участков спешно доносили в Главный штаб о том, что Шамиль хочет перерезать Военно–Грузинскую дорогу, идет в Имеретию, что он нацелился на Тифлис, дабы соединиться с турками, идущими с юга на Грузию, и т. д. и т. п.
Но очень скоро пришла радостная весть — полчища Шамиля отбиты, враг ушел за Главный хребет. Что же случилось? Почему Шамиль, стоящий в Пахалистанской крепости и имевший основные резервы в своих руках, не использовал их для закрепления и развития успеха, начало которому дали действия Кази–Магомеда и Даниель–Султана? Казалось, стоило только одолеть невысокий Гамборский хребет, чтобы прорваться в столицу Грузии. Но Шамиль почему‑то не стал развивать операцию, а приказал пехоте и коннице, участвующим в рейде, немедля возвратиться домой. В чем же было дело? Через 6 лет, будучи в калужском плену, приставу А. Руновскому Шамиль говорил, что тогда, в 1854 году, он получил предложение готовиться к встрече войск Турции, Англии и Франции. Шамиль отправил паше известие о собственных намерениях прибыть к нему в Каре. И, не дожидаясь ответа, отправил Кази–Магомеда с конницей и пехотой в Кахетию. Когда имам находился в Пахалистанской крепости, пришел долгожданный ответ. Но в нем, вместо благодарности, «союзники» упрекали Шамиля за преждевременность действий. По словам имама, он не ответил на это послание, а поклялся «не только не содействовать им в каком бы то ни было отношении, но оставаться спокойным зрителем и тогда, если бы союзные войска появились в самом сердце Дагестана»[61].
Кази–Магомед, находящийся в Кахетии, получил указание немедленно вернуться домой. Имам сам также снялся с позиций и двинулся на Ведено, по дороге распуская войска.
Шамиль ушел из Грузии не потому, что обиделся на «замечания» «союзников». Дело было в. том, что отряды Кази–Магомеда и Даниель–бека султана Елисуйского неожиданно едва не оказались зажатыми в клещи. Замешкайся мюриды еще на день–два — и они вскоре могли бы быть разбиты наголову. Шамиль приказал немедля возвратиться домой. На большее не было сил.
С конца 40–х годов горцы терпят поражения. Неудачи следуют одна за другой. Бьши утрачены Кабарда, а также Акуша и Кутиша. В 1847 году генерал Аргутинский–Долгоруков у Салтинского моста разбил Кибит–Магому, осадил и взял Гергебиль. В 1848 году Шамиль безуспешно атаковал укрепление Ахты. Хаджи–Мурат, посланный в Табасаран, вместо того, чтобы привлечь народ на сторону восставших, занимался поборами, затем, в 1851 году, и вовсе отошел от Шамиля.
С 1851 года территорий, подчиненных Шамилю, становится меньше; движение горцев пошло на убыль.
Шамиль не случайно выбрал 1854 год для вторжения в Кахетию. Он хотел остановить приближающуюся гибель государства за счет расширения территории, захвата имущества, чтобы на фоне новых «успехов» попытаться привлечь на свою сторону новые силы горцев. Ни одно из этих желаний не исполнилось. Не имея контакта с Шамилем, «союзники» были в неведении о положении дел в Дагестане и обвинили его в предательстве.
Об этом французские историки писали: «Шамиль… ничего не предпринимал из недоверия не то к своим христианским покровителям, предлагавшим ему помощь (имеется в виду Англия и Франция — Б. Г.), не то к султану, духовный авторитет которого ему казался подозрительным».
