Валерий Замыслов - Иван Болотников (Часть 2)
- Дело, - вновь кивнул Устин Неверков. - Землянок у нас токмо что на раздорцев. Прибылые же казаки по куреням и базам теснятся. Рыть немедля!
- А ты что молвишь, Рязанец? - бросил суровый взгляд на пушкаря Васильев.
Тереха повел глазами по казакам, нахохлился.
- Никак сердце на меня держите, атаманы? Но моей вины нет. Я вам зелья из-за пазухи не достану,
- А где достать?
- Где?.. Зелье надо у янычар добыть.
- Любо, Тереха! - оживился Берсень. - Пошто же мы подкопов нарыли? Сделаем вылазку и добудем. Я сам на то дело пойду.
- Любо! - воскликнули атаманы.
- Любо! - сказал Васильев.
Поднялся молчавший дотоле Болотников.
- Зелье добыть - беду избыть. Но дело то тяжкое. Никто из нас не ведает, где у янычар пороховые возы. Да и ведали бы, к ним не подступились. Янычары не так уж глупы, чтоб оставить зелье без присмотра. Вылазкой ничего не добьемся. Казаков загубим и пороха не возьмем.
- Так что ж, турка будем терпеть? - съязвил Васильев. - Пусть крепость разбивает, войско наше изводит, а мы в норы? Нет, Болотников, не туда гнешь. Без зелья нам не выстоять. Вылазка - единственное спасенье. Пошлем тыщу казаков, но зелье добудем.
- Не добудем, атаман, - уперся Болотников. - Зелье наверняка в самой середке войска. Ни один казак в крепость не вернется. То добрый подарок орде. Аль тебе донцов не жаль?
Васильев насупился, глаза его холодно блеснули.
- Тебе легко гутарить, Болотников. Ты всего-навсего атаман станичный. А мне вот круг поручил Раздоры отстоять. Костьми лечь, но отстоять! И нет у меня иного выхода, как послать во вражий стан казаков. Нет!
- Есть выход, атаман, - спокойно и веско сказал Болотников.
- А ну, гутарь.
- Есть выход, братья-атаманы, - повторил Иван и почему-то глянул на Тереху Рязанца. - Орда сильна пушками, на них-то и уповают враги. И уповают не зря. Еще день-другой - и от Раздор ничего не останется. Янычары готовятся праздновать победу. Но ликовать им не придется. Они переволокли пушки на галеры, и то нам на руку. Устин Неверков верно сказал: и казаки не лыком шиты. Надо собрать оставшийся порох, ночью пробраться к галерам и взорвать их. Лишим орду пушек! А стрелами да ятаганами нас не взять.
- Любо, Болотников! - разом повеселев, загорелся Тереха Рязанец.
- Любо! - произнесли станичные атаманы.
Богдан Васильев молча заходил по куреню. В глазах его мелькнула досада.
"Разумен родниковский станичный, разумен. Мог бы и сам додуматься".
- Чего ж молчишь, батька? - нетерпеливо вопросил Григорий Солома.
Васильев уселся на свое атаманское место, окинул взглядом казаков и наконец молвил:
- Мудрено будет галеры взорвать. Но коль атаманы гутарят "любо" - я согласен. Пошлю казаков.
- Кого снарядим, батька? - пристально глянул в глаза Васильева писарь Устин Неверков.
- Кого? - Васильев призадумался. Дело не шутейное: вылазка опасная, люди пойдут на верную смерть.
"Кого же? - напряженно морщил лоб Васильев. - Кого ж послать на гибель?.. А вот кого, тут и кумекать неча. Смутьянов из голытьбы! Тех, кто на домовитых замахивается и казаков подбивает. Вот они оба тут. Обоих и послать, да еще Тереху Рязанца. Тоже из своевольных..."
- Дозвольте мне, братья-атаманы, к галерам прогуляться, - прервал затянувшееся молчание Болотников. - Не подведу. Сожгу галеры!
- Добро, - охотно согласился Васильев. - А в помощь тебе дам отважного казака Федора Берсеня. Такой не подкачает... Ну, а пушкарскому голове Рязанцу сам бог велел. Пусть зелье и фитили готовит. Так ли, атаманы-молодцы?
- Так, батька!
Немало казаков из родниковской станицы было ранено Тяжело посеченных отнесли в землянки, а те, кто еще мог держаться на ногах, лечили свои раны давно испытанным казачьим средством. Наливали из баклажки чарку горилки, размешивали в ней заряд пороху и пили; порохом же врачевали и открытые раны.
Еще ночью ядовитая татарская стрела угодила Секире в плечо. Казаки знали, что ордынцы снабдили свои стрелы не только горящей паклей, пугающими свистульками, но и отравленным зельем. Однако же и от такой беды наловчились донцы избавляться. Вот так и Секира. Выдернул он стрелу из плеча, высыпал из рога-пороховницы на ладонь щепотку зелья, перемешал его с землей и посыпал на кровавую рану.
- Ужалили? - подсел к нему Нечайка.
В бойницу залетела огненная стрела. Секира поднял ее и приложил горящей паклей к ране. Порох вспыхнул, запахло жареным мясом.
- Поджигает, Устюха?
- Ниче, Нечайка. Бог терпел и нам велел. Выдюжу. Не быть поганому яду в моей кровушке!
Секира отбросил горящую паклю и как ни в чем не бывало вновь заторопился к стене, на которую с воем и визгом лезли татары. То была тяжелая ночь...
После полудня орда вновь пошла на приступ, и вновь ударили с турецких галер кулеврины. Не остывшие от огня Раздоры потонули в черных клубах пожарищ. Огненные ядра оглушительно ухали на улицах и переулках, поджигая срубы.
Жарко было и на стенах. Казаки, не зная устали, отражали натиск врагов. Янычары и крымчаки сотнями падали под дымящуюся крепость.
Не упрятались по землянкам и женщины. В укрытиях остались лишь самые малые дети и дряхлые старики. Казачки тушили пожары, варили в медных котлах кипяток и смолу, перевязывали раненых, подносили защитникам крепости пищу и оружие. За Агатой неотступно следовала Любава; их цветастые сарафаны мелькали и среди раненых, и среди тушильщиков, и среди самих казаков, носивших на стены кипяток и смолу.
Залив огнем город, капычеи переключились на стены. Турки и крымчаки отошли за ров, и на тын посыпались десятки тяжелых ядер.
Капычеям ответил Тереха Рязанец, решившись послать несколько ядер на галеры. Порох был крайне нужен на ночную вылазку, но Рязанец не утерпел и выпалил по судам из "трои", "единорога" и "соловья". Одно из ядер плюхнулось на корме галеры. Судно загорелось.
Ахмет-паша встревожился: он не ожидал такого ответа от русских пушкарей. Тотчас последовал приказ:
- Всем галерам отойти к берегу!
Санджак-беки кинулись в трюмы и принялись хлестать плетками гребцов-невольников, прикованных цепями к жестким деревянным сиденьям.
- Быстрее, быстрее, шайтаны!
Невольники налегли на весла, и вскоре все галеры подплыли к левому берегу. На горящем судне метались янычары, огонь подбирался к пороховому отсеку. Несколько янычар прыгнули в воду. Под угрозой казни Ахмет-паша послал на галеру сотню тушильщиков. Покинувших же корабль янычар он приказал расстрелять из пистолей.
- Подлые трусы! Вам нет места в моем славном войске. Вы останетесь в Тане! - кричал Ахмет-паша, наблюдая, как санджак-беки расправляются с перепугавшимися янычарами.
Галеру с великим трудом удалось потушить.
"Слава аллаху! Гяурам не пришлось увидеть, как тонет мой корабль. Это добрая примета. Мои кулеврины спасены, и они сегодня же добьют урусов", ободрился паша.
Однако Ахмет стал осторожен: он уже не подставлял корабли под пушки урусов. Два часа паша в нерешительности простоял на берегу, а затем послал одну из галер к середине Тана, другие же четыре продолжали тихо покачиваться на якорях.
Рявкнули пушки, ядра с шипом и гулом бухнулись о стены, пробивая бревна до третьего ряда.
Казаки молчали. Ни одна из пушек не выстрелила в ответ. Турки осмелели и придвинулись еще на десяток саженей. Ядра корежили стену, вгрызаясь все глубже и глубже в тын.
Казаки молчали.
"Почему урусы не стреляют? Почему бездействуют их пушки?" - озадаченно пожимал плечами паша.
Об этом же раздумывал и мурза Давлет, стоявший рядом с азовским наместником.
- Ночью в городе был большой взрыв. Уж не попали ли ядра твоих капычеев, славный паша, в пороховой склад гяуров? - предположил Давлет.
- Я слышал взрыв, - слегка кивнул Ахмет. - Это дело моих капычеев. Да, мурза, это я приказал подорвать пороховой склад. И теперь он уничтожен! твердо произнес паша, укрепившись в мысли, что казаки действительно остались без пороха.
- Слава твоя не померкнет века, несравненный паша. Но почему же твои остальные галеры не плывут к крепости? - с иронией спросил Давлет.
- Так угодно аллаху и моим помыслам, - ответил Ахмет. - Мои галеры отошли к берегу, чтобы пополнить запасы ядер, - схитрив, добавил он.
- И когда ж они вернутся под стены?
- Скоро, мурза, скоро. Сегодняшний день запомнит вся Турция. Я пробью стены и войду с моими янычарами в крепость, - напыщенно сказал паша.
Подождав еще с полчаса, Ахмет приблизил к крепости и другие галеры. Теперь уже все турецкие пушки ударили по Раздорам.
Казаки молчали.
Рязанец едва не плакал: теперь он не мог ответить янычарам и единым зарядом. Весь порох засыпали в кожаные мешочки и спрятали под землю.
- Ниче, ниче, Тереха. Придет и твое время, - успокаивал пушкаря Федька Берсень.
- Мочи нет, - тихо вздыхал Рязанец. - Уж скорее бы ночь!
Но до ночи было еще далеко. Капычеи, осмелев, били по крепости в упор. И вот стены не выдержали, в двух местах появились бреши; их завалили камнями и бревнами, но бреши появлялись все в новых и новых местах. А вскоре рухнула стена возле Засечных ворот. Капычеи прекратили пальбу, и в пролом кинулась конница темника Давлета.
