Михаил Булавин - Боевой 19-й
Наталья закусила губы. На сухие, воспаленные глаза опять набежали слезы.
— Бабоньки... вдовая я теперь, — всхлипнула она.
Подруги ахнули и обступили Наталью. И сразу
исчезло притворство, и лукавство, и то жгучее любопытство, которое снедало их. Они смотрели на нее уже с искренним состраданием, всячески выражая свое сочувствие.
— Ну, что же, Наташечка, делать? Не убивайся, голубка. Не одной тебе горе горевать. Перетерпится.
Те, кто не находил слов для утешения, молчаливо вытирали глаза.
Еще вчера зло осуждавшие Наталью, они сегодня в душе винились перед нею и невольно ставили себя на ее место.
Ничего не знавший Клим подошел к окну и крикнул:
— А ну, бабы, не задерживай!.
На улице уже собрались все те, кто записался в отряд, и провожающие.
Молча вышли женщины от Натальи. В их движениях было что-то неловкое, стесненное, и все, кто дожидался на улице, поняли, что там, в хате Натальи, что-то случилось.
Через несколько минут все знали о Натальином горе, и всяк по-своему говорил о ней и о Митяе, связывая с именем Устина.
Хрущев построил отряд. Тетка Марфа, пригорю-нясь, стояла у дороги. Сколько вот так она проводила людей на войну, и сколько ей пришлось услышать скорбных вестей. И сейчас уходят люди, а Митяю Пашкову уже не вернуться.
Груздев попрощался с каждым за руку, а Устина поцеловал.
— Прощайте, да не забывайте нас... Пишите. А я обо всех писать буду.
Устин взял за повод лошадь и скомандовал:
— За мной шагом марш!
Он повернулся назад, отыскал глазами Наталью. Она шла вместе с остальными, женщины поочередно несли Натальиного ребенка. Они решили провожать мужей до следующего села. Товарищи, узнав о гибели Митяя, поглядывали на Наталью, переговаривались между собой так, чтобы она не слыхала.
Уж высоко стояло солнце, когда отряд вышел на перепутье. Наталье нужно было сворачивать на хутор. Устин соскочил с лошади и решительно подошел к Наталье. Взглянув на него, она закрыла лицо ладонями и опустила голову.
— Не надо, — сказал он тихо и, отняв ее руки от лица, ласково заглянул в глаза. — Иди, родная, и помни о всех нас. Передай привет Петру Васильевичу.
Женщины, глядя то на Наталью с Устином, то на своих мужей, молча вытирали глаза.
Наталья попрощалась с ними, а те, напутствуя ее, говорили:
— Иди, Наташечка. Тебя с дитем никто не тронет. Отряд двинулся дальше. Наталья свернула с дороги
на тропку и направилась к хутору. Когда оглянулась, подружки и отряд скрылись в логу. Наталья остановилась. Никто не видел ее, никто не слышал, а она, обливаясь слезами, тихо говорила вслед уходившим:
— Прощайте, прощайте...
А поле было таким огромным, бескрайним, и солнце щедро обливало его потоками света и тепла.
Известие о гибели Митяя двоюродная сестра Натальи Аннушка восприняла очень болезненно. Она голосила в причет, а потом, успокоившись, вспоминала все лучшее, что знала о Митяе.
Но как только Наталья упоминала имя Устина, Аннушка вдруг умолкала и задумывалась. Она хорошо знала о прошлых отношениях Натальи и Устина и, украдкой взглядывая на Наталью, то вздыхала, то пыталась что-то сказать, но в словах ее происходила такая путаница, что Наталья не могла понять, о чем думает и что хочет сказать Аннушка.
Уже два дня Наталья гостила у Аннушки, вволю нагоревалась, вволю и поплакала. Аннушка как могла утешала вдову.
— Не изводись, Наташечка, ты молода, еще поживешь да порадуешься. Встретится человек хороший — замуж выйдешь. А пока что выхаживай малого.
И в самом деле на душе становилось легче, да и мысли появлялись новые. Вот пройдет год, подрастет мальчик, начнет ходить, потом бегать, горе будет забываться, а радость — вот она, на руках, — станет прибывать. Она осторожно приоткрыла платок и нежно смотрела на спящего ребенка, приговаривая: «Гуль-гуль-гуль».
Когда Наталья стала собираться домой, Аннушка подошла к ней и, положив на плечи руки, с грустью сказала:
— Что так скоро? Побыла бы еще, отдохнула.
У нее у самой муж не возвращался с войны, и неизвестно было, жив он или убит.
— Я бы с радостью, Аннушка, да на кого же хо^ зяйство мне бросить?
— Скажи, какая беда. А ты сходи ко двору да попроси хотя бы тетку Марфу. Она хоть бобылка, а женщина уважительная. Она присмотрит.
— И то правда, — раздумчиво ответила Наталья, но тут же отклонила предложение Аннушки: — Нет, я лучше в другой раз, а то с дитем-то наморишься.
— Оставь дите тут, — настаивала сестра, — чего его по жаре таскать, а к обеду и вернешься.
Наталья колебалась.
— Оголодается он тут...
— Ну что ты1..
— Ладно, я схожу полынка на веник нарву, а там будет видно, чего делать.
Она с нежностью посмотрела на сына, спавшего в подушках на кровати, и вышла из хаты.
И вот оно, поле, широкое, задумчивое... Шла она не торопясь, срывая по пути цветы, и незаметно для себя удалялась от хутора. И чего только она не передумала за это время, а когда распрямила натруженную спину и оглянулась, хутор скрылся за* косогором, а впереди была видна своя деревня.
«Далеко ушла, — подумала, она и почему-то вдруг затревожилась, почувствовала, как защемило сердце. — Не с ребенком ли что?»
Встряхнула полынным веником, вдохнула его горьковатый запах, скрутила стебельком букет цветов и быстро направилась к хутору. Сейчас она минует косогор, и хутор рукой подать. Но не успела она дойти до гребня косогора,' как на нем один за другим стали появляться всадники. Они резко выделялись на фоне чистого неба и казались огромными. Наталья из осторожности сошла с дороги и хотела идти полем, но ей закричали:
— Стой! Куда?
Наталья остановилась.
— Ты кто? .. Жена краснопузого?
Наталья хотела сказать, что мужа нет, что его убили, но когда один из казаков обнажил шашку и подъехал к ней, она испугалась и только утвердительно кивнула головой.
— Провожала его? — спросил он, играя шашкой.
— Нет... Убили моего мужа! — ответила она с сердечной болью.
— Кто-о?!
— Белые, — ответила она с душевной простотой.
— Ага-а! — со злорадством крикнул казак, подъехавший к ней.
Он соскочил с лошади, подбежал к Наталье, грубо рванул ее за кофту и занес над головой клинок. Наталья упала на колени и, дико вскрикнув: «Не троньте!», оглохла. После этого она плохо слышала и совсем не понимала, что и о чем говорят казаки, смутно, словно сквозь туман, увидела, как подъехал какой-то строгий, пожилой казак, что-то спросил у них, выслушал и, глядя на нее исподлобья, повелительно сказал:
— Моя она!
Ее бросили в подъехавшую телегу и помчали от села к селу. Наталья не могла ни размышлять, ни говорить, ни длакать. Ей все казалось, что это страшный сон, от которого, как она ни силится, не может освободиться.
IX
Ударная группа генерала Постовского, заняв Ко-стин-Отделец, Козловку и Русаново, расположилась на отдых. Белые искали разведчиков и красноармейские отряды в селах, прилегающих к Юго-Восточной железной дороге. Казачьи разъезды пробирались глубоко в тыл, врывались в пределы Тамбовского уезда и доходили до Пановых Кустов.
Хорунжий Назаров вернулся из разведки к концу дня. К этому времени село Русаново было уже до отказа переполнено подошедшими частями и кишмя кишело людьми. Остановившийся обоз протянулся по всей улице, запрудил церковную площадь и, завязавшись в узел, вторым концом выбросился на другую улицу. Казаки сидели на повозках и двуколках так неподвижно, что всякий вернувшийся на улицу через час на то место, которое он оставил, мог бы без труда узнать тех же казаков, в том же положении. Зато необычайную суетливость проявляли конные.
