Григорий Джаншиев - Эпоха великих реформ. Исторические справки. В двух томах. Том 1
Председателем Редакционной комиссии был назначен, неожиданно для всех, граф В. Н. Панин. Нужно знать, что такое был граф Панин, чтобы представить себе удивление и огорчение, вернее, ужас друзей народа: одряхлевший министр юстиции, типичнейший представитель узкого до нелепости консерватизма николаевских времен, буквоед-законник[158], формалист до мозга костей, самоуверенный бюрократ-рутинер (в течение 30 лет управления министерством гр. Панин в прогнивших насквозь гнездилищах торговли правосудием не ввел ни одной реформы), вдобавок педант-мизантроп, брюзга и деспот-самодур, с которым личные отношения были крайне неприятны. Вот что из себя представлял новый председатель! Члены Редакционной комиссии так были ошеломлены, что собирались сообща подать в отставку, от которой успел, однако, отговорить их великий князь Константин Николаевич. Но не одни эти качества были причиною того всеобщего смущения[159] и негодования, которые вызвало среди членов Редакционной комиссии и вообще среди друзей свободы, начиная от Герцена и кончая Аксаковым[160], непостижимое назначение гр. Панина, а главным образом репутация его, как надменного и завзятого крепостника с феодально-аристократическими тенденциями. Назначение гр. Панина считалось победою дворянской партии, хотя с другой стороны стало известно, что Я. И. Ростовцев, как за меньшее из зол, высказался перед своею смертью[161] за назначение гр. Панина, полагая, что он ради сохранения места не постеснится действовать и вопреки своим политическим и нравственным взглядам и убеждениям[162].
Таким образом и здесь повторилось то же странное явление, которое раньше заметно было в Главном комитете по крестьянскому делу, где председателем был граф А. Ф. Орлов, такой же завзятый крепостник, как и гр. Панин. Причину этого на первый взгляд непонятного явления разъясняет в своих любопытных записках бывший в 1857 г. товарищем министра внутренних дел при Ланском А. И. Левшин. Приведем относящееся сюда замечательное место, достойное пера Тацита.
«Пестрота Главного комитета, – говорит он, – несогласие членов его в воззрениях на порученное ему дело и происходившее из того противодействие их друг другу не должны удивлять нас: в другом государстве, где люди дорожат своими мнениями и своею репутациею, подобное собрание лиц не могло бы осуществиться. Быв назначены верховной властью к рассмотрению подобного дела, они бы прежде всего ощупали друг друга, опросили, выведали убеждения каждого и затем составили бы программу действий, которую бы поднесли Государю на утверждение. Если бы он ее не принял, они все или частью отошли бы прочь, почитая бесчестием действовать вопреки совести. Почему не сделал того же князь Орлов? Он стоял так высоко, что ничего бы не потерял, а, напротив, выиграл бы в глазах Государя и всей публики, если бы сказал: я не убежден в современности освобождения крестьян и потому не могу с полным усердием и беспристрастием двигать этого дела; я гожусь вам, Государь, на что-либо иное. Мы спрашиваем, почему не сделал этого князь Орлов или иной член Комитета, не разделявший мысли Государя? Потому, что в России никто и ни от чего не отказывается, никто своим мнением не дорожит и думает только, как угодить царю и получить за то какую-либо награду. Пока наши государственные люди будут так действовать, не быть добру: в этом и заключается корень неустройства в России. Сравнивая разные лица между собою, – продолжает Левшин, – можно быть еще снисходительным к человеку, который подавляет свою совесть, отказывается от своих мнений, потому что ему нужно место для физического существования, но можно ли тем путем сколько-нибудь оправдать Орлова, Панина и подобных им? Неужели они не знают, что их при жизни и по смерти ожидает неумолимый суд истории? Такое ослепление, такое унижение и добровольная кабала могут быть объяснены только отсутствием всякой самостоятельности…»[163]. Предоставление руководства делом освобождения крестьян человеку, в душе ему не сочувствовавшему, но обязанному официально ему содействовать, создавало уже само по себе двусмысленное фальшивое положение, помимо личных особенностей гр. Панина. На место прежнего живого, теплого, сердечного отношения к «святому» делу, проявлявшегося в последние годы Ростовцева[164], крестьянская реформа получала, точнее, снова приобретала педантический, приказный[165], угрюмый, подозрительный, мрачный колорит – да, именно мрачный, и вот почему
Главный узел крестьянского вопроса заключался в том или другом отношении к крепостному народу Старые государственные люди вместе с большинством помещиков считали его зверем и боялись «воли». Первоначально, до своего «обращения», летом 1858 г. Ростовцев держался этого же воззрения. Уже, усваивая понемногу аллюры временщика[166], выработал он проект о чрезвычайных временных генерал-губернаторах, снабженных чрезвычайными полномочиями для усмирения бунтовщиков. Милютинский либеральный кружок, веривший в разум и добрые инстинкты народа, сильно вооружился против проекта. Ланской подал в этом смысле записку Государю, из-за которой чуть не лишился места.
Содержание записки Ланского и особенно встречавшиеся в ней обороты речи разгневали Императора, который возвратил записку Ланскому, испещренную пространными собственноручными замечаниями на полях, ярко характеризующими взгляд как на предпринятое им преобразование, так и вообще на задачи внутреннего управления, его цели и средства. На утверждение министра, что народ не только не сопротивляется, но вполне сочувствует намерениям правительства, Государь возразил: «Все это так, пока народ находится в ожидании, но кто может поручиться, что когда новое положение будет приводиться в исполнение, и народ увидит, что ожидание его, т. е. свобода, по его разумению, не сбылась, не настанет ли для него минута разочарования? Тогда уже будет поздно посылать отсюда особых лиц для усмирения. Надобно, чтобы они были уже на местах. Если Бог помилует, и все останется спокойно, тогда можно будет отозвать всех временных генерал-губернаторов, и все войдет опять в законную колею». Против успокоительных уверений записки, что не должно опасаться важных затруднений, Государь написал: «Напротив, того-то и должно опасаться», что крестьяне спокойно будут ожидать утверждения положений. «Дай бог! Но этой уверенности, по всему до меня доходящему, я не имею»[167]; что спокойствие народа тогда только надежно, когда оно есть плод удовлетворения законных потребностей и всеобщего довольства. «Да, но, к несчастию, наше положение и административная организация еще далеки от этого». В особенности возмутило Государя суждение, высказанное в записке, что можно обойтись без чрезвычайных мер, если только самые положения будут составлены в видах государственной пользы. «Какие же другие виды могут быть?» (заметим, что это говорилось в то время, когда правительство только что обрушилось на Кавелина за предложение наделения крестьян землею в собственность, т. е. когда правительство подчинялось давлению узких помещичьих домогательств) – вопрошал он и, соглашаясь с мнением министра, что успех крестьянского дела будет зависеть от верного практического соглашения прав и выгод помещиков и крестьян, приписал: «совершенно так». Утверждение записки, что последствием учреждения генерал-губернаторов окажется возбуждение в народе мысли, что правительство ему не доверяет, а это вызовет подобное же чувство недоверия народа к правительству, Император опровергал самым положительным образом: «В этом я вовсе не согласен, ибо мы не должны от себя скрывать, что Россия входит в новую, еще небывалую эру, и потому на будущее преступно было бы правительству смотреть, так сказать, сложа руки. Так мы должны быть готовыми ко всему, и в этом случае предусмотрительность должна успокоить, а не тревожить. Эти все опасения возбуждены людьми, которые желали бы, чтобы правительство ничего не делало, дабы им легче было достигнуть их цели, т. е. ниспровержения законного порядка». На замечание министра, что правительству нет надобности ставить себя в оборонительное положение, и что оно с полною уверенностью в общее спокойствие может держаться законного способа действий, Государь строго возразил: «Дело не в оборонительном положении, а в том, чтобы дать более власти местному начальству. Никогда и речи не было о незаконном способе действия, но в экстренных случаях должны быть принимаемы и экстренные меры. У нас, к сожалению, довольно было примеров пагубных последствий нераспорядительности местных властей, привыкших к одному формализму и совершенно теряющихся в подобных случаях». Доводы министра: что единоличная власть генерал-губернаторов поведет за собою произвол, который даже в отдаленном крае, какова Сибирь, старались ограждать советами, – вызвали замечание: «По теории это прекрасно, но не на практике»; что в два предыдущие царствования каждый раз, когда возникала мысль о повсеместном учреждении генерал-губернаторов, мера эта была отвергаема – «это так, но не должно забывать, что мы теперь находимся не в нормальном положении»; что несвойственно изменять иерархические отношения с той единственною целью, чтобы сделать возможной власть временную и притом личную. «Я тут ничего несвойственного не вижу, ибо дело идет о временном учреждении, долженствующем кончиться с окончательным введением нового устройства крестьян. Обыкновенный административный порядок этим не изменится, а учреждается только временно новая полицейская власть». Опасение министра о возникновении столкновений и пререканий между властями постоянными и чрезвычайными Государь отвергал, заметив, что столкновений и пререканий быть не должно, ибо в инструкции временных генерал-губернаторов должен быть положительно определен круг их действий». Другое опасение, что власть губернаторов упадет до низкого значения несамостоятельных чиновников, и они принуждены будут заботиться не только об управлении губерниею, сколько об угождении генерал-губернаторам, – оспаривалось так: «С этим я также не согласен, ибо дело не в угождении, а в исполнении приказаний лиц, облеченных от меня особыми полномочиями». Власть генерал-губернаторов, – говорилось в записке, – не имеет никаких условий к усовершенствованию администрации. «Власть генерал-губернаторов, – разъяснял Император, – как я ее понимаю, должна быть основана совсем на других началах». Большая часть доводов, изложенных в записке, представленной Государю, служила лишь более или менее благовидными предлогами, истинный же повод к сопротивлению Министерства внутренних дел предположенной мере усмотрел Государь в заключении министра, что власть генерал-губернаторов уничтожит начало, в силу которого предоставлялось губернским по крестьянским делам расправам, или присутствиям, как они названы впоследствии, – решать окончательно и без апелляций все споры между помещиками и крестьянами. Против этого места Его Величество начертал: «Слова эти, кажется, довольно объясняют дело». Далее министр находил, что и губернаторы имеют право обращаться к военному начальству с требованием содействия; Государь же пояснял: «В этом и будет разница, ибо генерал-губернаторы должны будут сами действовать, а не обращаться с просьбой к военному начальству». Против общего заключения записки Император написал: «Это собственно гражданский или канцелярский взгляд и вовсе не согласный с моим». Согласился только Государь с мнением министра, что необходимо озаботиться возвышением власти губернаторов. «Этим и должно заняться для будущего», – замечал он, а против предложения предоставить губернаторские места наиболее способным из членов губернских комитетов, не стесняясь чинами, сделал надпись: «Весьма будет полезно». Зато все резче становились его замечания на заключительные представления министра. Министр: «Составление инструкции генерал-губернаторам преждевременно, так как не составлены еще крестьянские положения и не утверждены проектированные учреждения по крестьянским делам». Государь: «Это значит отложить ее до того, когда в ней не будет уже нужды или когда будет поздно». Министр: «Предполагается предоставить генерал-губернаторам для сохранения общественного порядка употреблять не одни только законные меры, но «все без разбора средства». Государь: «Не понимаю, как такая мысль может войти в голову человеку, знающему мой образ мыслей и мои желания». Министр: «Генерал-губернаторы будут преувеличивать опасность из желания придать себе новую важность и значение». Государь: «Надеюсь, что лица, которые будут для сего выбраны мною и облечены полным моим доверием, вполне его оправдают». Министр: «Генерал-губернаторов, если они будут учреждены, нельзя освободить от текущих и маловажных дел, ибо они, чтоб не уронить своей власти, обязаны будут принимать прошения, жалобы, письма и т. п.». Государь: «Непременно должно их от этого освободить. Жалобы, им приносимые, должны ими передаваться губернаторам». Министр: «При введении крестьянского положения следовало бы временно освободить губернатора от председательства во всех подвластных ему учреждениях». Государь: «Здесь предполагается именно то, что я хочу сделать для временных генерал-губернаторов». Министр: «Следовало бы ассигновать особые суммы в распоряжение губернаторов на экстраординарные расходы». Государь: «Будет излишне с учреждением временных генерал-губернаторов». Министр, перечислив предположенные им меры к расширению власти губернаторов, замечал: «Все эти меры достаточны для поддержания порядка и повиновения». Государь: «Я их не считаю достаточными без учреждения временных генерал-губернаторов». Министр: «В случае каких-либо особых местных затруднений, всегда можно будет командировать уполномоченных и доверенных лиц». Государь: «Вот почему я желаю, чтобы подобные лица были уже на местах». Решение свое Император выразил в последнем замечании: «Все сии соображения не изменяют моего убеждения в необходимости и пользе учреждения временных генерал-губернаторов», а общее впечатление, произведенное на него запиской – в следующем обращении к Ланскому: «Я прочел все с большим вниманием и должен вам откровенно сказать, что записка эта сделала на меня весьма грустное впечатление. Она верно составлена не вами, а кем-нибудь из директоров департаментов или канцелярий, которым предполагаемое новое учреждение крепко не нравится, ибо должно ослабить их власть и то значение, которым они привыкли пользоваться и часто употреблять во зло».
