Александр Зимин - Россия на пороге Нового времени. (Очерки политической истории России первой трети XVI в.)
Иосиф упрекал Серапиона Новгородского за то, что противился решению великого князя. На это Вассиан отвечает, что еще пророки отстаивали свою правду перед лицом царских судов: «Ти (т. е. пророки. — А. 5.), господине, вси не угожали человеком и о царских судех не брегли. Супротивно всем царем на злых и неугодных соборищах о Христе стояли и страсти претерпели… а нигде ни которому властелину, ни царю, ни князю не повиновалися». Вассиан Патрикеев с сочувствием вспоминает поведение Пафнутия Боровского, который якобы мужественно защищал память Дмитрия Шемяки перед лицом великого князя и митрополита. По-иному поступает Иосиф: «А ты, господине, у кого ся научил ратовать и кто тя вооружил на брань? У кого еси взял стрелы и кто тя научил стреляги и кто ти щит приготовил? И почему еси дворянин великого князя?»[499] Точка Зрения князя-инока в этих утверждениях проявляется довольно явственно. Самовластный князь Патрикеев выступал против союзников московского государя, презрительно называя Иосифа «дворянином» великого князя. Знаменательно, что в борьбе с Иосифом Саниным теорию независимой от царской власти церкви начинают защищать представители нестяжателей.
Следующий вопрос, по которому разошлись воззрения Вассиана и Иосифа, касался монастырского землевладения. Следуя теории Нила Сорского, Вассиан считал, что монахи должны получать средства существования «от своих трудных подвигов», а не от «лихоимания». Критикуя воззрения волоцкого игумена, Вассиан Патрикеев понял чрезвычайно важное логическое противоречие в его теории. Иосиф Санин запрещал расточать монастырские имения, «разве убогих и нищих». Следовательно, по его мысли, монастырское имущество должно было раздаваться на прокормление голодающих и нищих (ведь монастырь — «нищих прекормление»). Эту же мысль он проводил и в других своих сочинениях. Именно о раздаче имущества нищим говорили и противники Иосифа — нестяжатели. Зачем же, совершенно естественно спрашивает Вассиан, монастырь должен сохранять себе имения, если существует обязанность все раздавать нищим? Выходит, по мысли Иосифа, что этот монастырь сам является «нищим», которому все дают имения.
Это, несомненно, сильнейшее логическое возражение Вассиана против теории волоцкого игумена. Он верно понял противоречия в идеологии Иосифа Санина между стяжанием имений и проповедью нищеты, которую тот развивал, в частности, в своем монастырском «Уставе». В дальнейшем все оппоненты иосифлян повторяют аргументацию Вассиана. Да и сама жизнь показывала, что при стяжательной политике монастырей сохранить «нищету» монахов было невозможно.
Вассиан отвергал также довод Иосифа о необходимости монастырского землевладения как средства для поддержания обители. Вассиан писал, что поскольку своим личным трудом может пропитаться каждый монах, то этого труда достаточно для поддержания всей обители[500].
Мысль о необходимости земельных владений у монастыря как средства для пропитания монахов Иосиф высказывал в ряде частных посланий еще первого периода своей деятельности. Но в такой форме, как передает ее Вассиан (о пропитании именно большой обители), мы ее в творениях Иосифа Волоцкого не встречаем. Речь идет, очевидно, не о теоретическом воззрении Иосифа, а об обычных разговорах, которые велись иосифлянскими монахами в защиту монастырского землевладения. Это характерный штрих. В дальнейшем Вассиан и другие противники монастырского землевладения направляют главный удар своей полемики именно против практической стороны воззрений иосифлян, а не против их теоретических основ (ссылки на постановления соборов и т. д.).
Наконец, третий пункт, по которому Вассиан ведет полемику с Иосифом, касается преследования еретиков. Специально по этому поводу в послании к И. И. Третьякову не говорилось ничего. Но, воспользовавшись тем, что Иосиф Волоцкий привел в своем послании ссылку на одно постановление Вселенского собора, где говорилось о сжигании святотатцев, Вассиан развивает свою мысль о необходимости милования еретиков, которую он неоднократно высказывал и раньше, и в более позднее время[501].
Ответ Вассиана Патрикеева имел большой успех при великокняжеском дворе. Василий III резко переменил свое отношение к волоцкому игумену. Конечно, общественное мнение оказывало свое влияние на великого князя. Но главным все-таки для него были реальные политические интересы. В ходе спора игумена Иосифа с князем Федором Борисовичем, очевидно, брат Василия III князь Юрий Дмитровский занял позицию, благоприятствовавшую волоцкому, а не великому князю. Переход Иосифова монастыря под великокняжескую опеку означал ущемление интересов и самого князя Юрия, на территории удела которого находилась большая часть владений монастыря (в Рузском и Дмитровском уездах). Ходили слухи, что князь Юрий хотел «отступить» от своего брата, т. е. великого князя. Возможно, в связи с этим московский государь и собирался «поимати» своего удельного братца, давно уже вызывавшего его подозрения. Но тут за Юрия вступился Иосиф Волоцкий, решивший очевидно, примирив дмитровского князя с его братом, добиться со стороны последнего реальных выгод. Перемирие действительно состоялось, и в благодарность за это князь Юрий 1 июля 1510 г. пожаловал Волоколамскому монастырю крупное село Белково[502].
Было, однако, еще одно обстоятельство, осложнившее отношения великого князя с иосифлянами. В январе 1511 г. стало известно, что в Литву решил бежать князь Семен Иванович Калужский (якобы по совету «младых… советников»). Это вызвало страшный гнев Василия III. Но за удельного брата великого князя вступился митрополит Симон. По его «печалованию» к князю Семену были посланы с ближайшим сподвижником Василия III дворецким В. А. Челядниным и дьяком Елизаром Цыплятевым «речи… жаловальные». Калужскому князю на этот раз удалось избежать опалы, но великий князь «людей его, бояр и детей боярских всех переменил»[503]. С. М. Каштанов полагает даже, что у князя Семена отобран был и удел (во всяком случае Бежецкий Верх)[504]. Конечно, на Симона и его союзников — иосифлян великий князь с той поры стал смотреть косо. Да к тому же и Вассиан Патрикеев при великокняжеском дворе решительно действовал против своего старого идеологического противника.
Изменение ситуации почувствовал и сам Федор Борисович, решивший примириться с волоцким игуменом. В ноябре 1509 г. после длительного перерыва он выдает Волоколамскому монастырю льготную грамоту[505].
Недовольный позицией Иосифа Волоцкого, Василий III стал искать путей ликвидации конфликта с Серапионом. Во всяком случае 26 апреля 1511 г. он повелел тяжелобольному митрополиту Симону примириться с опальным новгородским архиепископом, т. е., очевидно, снять с него отлучение от церкви. Вскоре после этого (30 апреля) Симон скончался[506]. 15 мая Серапион был отпущен в Троицкий монастырь, игуменом которого он когда-то был[507]. Здесь его с почетом встречают игумен Памва и братия[508]. В июне того же года на митрополичий престол возводится Варлаам, архимандрит Симонова монастыря (где в это время проживал Вассиан Патрикеев)[509]. Сближение Василия III с Варлаамом относится еще ко времени осенней поездки в Новгород (в 1509 г.). Симоновский архимандрит не только сопровождал великого князя, но и, возможно, подписал тогда его духовную[510]. Позиция нового владыки во внутрицерковных спорах была недвусмысленно пронестяжательская. Ведь и на симоновскую архимандрию он был взят из Кирилло-Белозерского монастыря (18 февраля 1506 г.), основной цитадели нестяжателей. По вкусу московскому государю была и секуляризационная программа нестяжателей, которую он разделял еще в 1503 г. Дело дошло до того, что великий князь прямо выражал свое желание, чтоб Иосиф Волоцкий отправился с повинной к Серапиону[511]. Волоколамский игумен выразил свое согласие («как ты, государь, велишь, и яз так бью челом»), но ничего больше не предпринял для перемирия со своим врагом.
Конец всей истории относится уже к 1513–1516 гг. Первым из участников событий умер князь Федор Борисович (в мае 1513 г.)[512]. После его смерти Волоколамское удельное княжество перешло к Василию III, и тем самым вопрос о взаимоотношении Иосифа Волоцкого с удельным властелином был исчерпан.
До самых последних дней своей жизни Иосиф Санин и Серапион оставались непримиримыми врагами. Это явствует из текста Новгородской II летописи, согласно записи которой, великий князь «смирился» с архиепископом Серапионом, а те, кто «на него ни постоял… вси умерли», в числе последних назван и Иосиф Санин. Вассиан Патрикеев также писал, что Иосиф Волоцкий «ниже у нас еси потребовал прощения… ниже сам еси нас простил, отходя на путь вечный»[513]. После смерти Серапион был причислен к лику святых.
