Борис Акунин - Между Азией и Европой. История Российского государства. От Ивана III до Бориса Годунова
Историки точно не знают, чем были вызваны столь резкие зигзаги в политике Ивана III, однако после победы «Софьиной» фракции участь «жидовствующих» была предрешена.
В 1503 и 1504 годах состоялись два собора. На первом из них начался спор о церковных землях, в котором были обозначены позиции двух направлений православия, так называемых «иосифлян» и «нестяжателей» (историю этого важного противостояния я расскажу в следующем разделе, поскольку спор растянется на десятилетия). Позицию первых отстаивали единомышленники Геннадия Новгородского, близкие к наследнику. Это, по-видимому, и определило исход. Старый, недужный Иван III готовился передать престол сыну и перечить не стал. «Жидовствующие» остались без защиты, и год спустя, на следующем соборе, с ними окончательно расправились.
Председательствовал Василий – Иван, видимо, уже был разбит параличом. Хотя сам Геннадий к этому времени со сцены сошел (чрезмерно ретивого архиепископа незадолго перед тем сняли по обвинению в мздоимстве), его мечта о русском аутодафе все-таки осуществилась.
В декабре 1504 года в Москве сожгли нескольких видных деятелей из числа «еретиков» и сторонников Федора Курицына, в том числе его родного брата. Дальнейшая судьба самого Федора неизвестна, но больше его имя в летописях и документах не встречается.
Разгром скептиков, смевших подвергать сомнению авторитет церкви, означал, что «самовластие души» в религиозных вопросах столь же недопустимо, как вольнодумство в вопросах государственных. Русское самодержавное государство и русская православная церковь должны быть едины.
1462–1505 Оценки и итоги
Оценки деятельности Ивана III в классической отечественной историографии на удивление неоднородны и в значительной степени объяснялись мировоззрением автора: историки либеральных взглядов относятся к этому монарху прохладно, поскольку именно он основал систему самодержавия и положил начало закрепощению крестьянства; «государственники» и монархисты превозносят Ивана до небес.
К числу последних, например, относится придворный историограф и статский советник Николай Карамзин, восторженно писавший: «Иоанн III принадлежит к числу весьма немногих Государей, избираемых Провидением решить надолго судьбу народов: он есть Герой не только Российской, но и Всемирной Истории».
Сергей Соловьев, Константин Бестужев-Рюмин и Венедикт Мякотин сдержанно отдают должное дарованиям Ивана III, однако объясняют впечатляющие итоги его княжения трудами рачительных предков и исключительно удачными внешними обстоятельствами (временным ослаблением Литвы и межтатарскими усобицами). Впрочем, во второй половине XIX века восторженность у историков вообще вышла из моды и возобладала научная умеренность. Знаток эпохи Николай Костомаров был скорее писателем и публицистом, нежели ученым, поэтому он позволяет себе довольно эмоциональные суждения об Иване Васильевиче, причем с резко негативным оттенком: «Он умел расширять пределы своего государства и скреплять его части под своею единою властью, жертвуя даже своими отеческими чувствами, умел наполнять свою великокняжескую сокровищницу всеми правдами и неправдами, но эпоха его мало оказала хорошего влияния на благоустроение подвластной ему страны. Сила его власти переходила в азиатский деспотизм, превращающий всех подчиненных в боязливых и безгласных рабов. Такой строй политической жизни завещал он сыну и дальнейшим потомкам. Его варварские казни развивали в народе жестокость и грубость. Его безмерная алчность способствовала не обогащению, а обнищанию русского края».
Во времена Сталина, когда тоталитаризация государственной власти достигла апогея, Иван III, наоборот, оценивался очень высоко. Осуждать «варварские казни» и «грубость» в ту эпоху считалось бестактностью, а державность, приращение русской земли, повышение международного престижа воспринимались как безусловное благо. Единственное уточнение, которое не забывали делать сталинские историки – это обязательное упоминание о роли народных масс. Владимир Снегирев, автор научно-популярной книги «Иван Третий и его время» (1942) пишет, что все эти успехи произошли лишь благодаря всенародной поддержке, и назидательно присовокупляет к похвалам в адрес правителя: «Русский народ, понимая прогрессивную политику Ивана Васильевича, активно поддерживал его».
Вероятно, правильнее всего оценивать правление этого монарха по объективным итогам, сравнивая две даты: 1462 и 1505 годы.
Разница поистине удивительная.
В 1462 году русского государства еще нет. Мы видим довольно большое княжество, московское, но в нем нет внутреннего единства, поскольку оно поделено на уделы; видим еще несколько княжеств; видим три купеческие республики, живущие собственным укладом.
Рост Московского государства при Иване III и при Василии III. С. Павловская
Кроме того, почти половина русского населения живет в Литве – государстве, управляемом иноплеменной династией Ягеллонов и официально исповедующем другую религию.
Вся восточная, бóльшая часть русских земель формально принадлежит Орде. Для внешнего мира русские – это народ, поделенный между владениями польско-литовского монарха и «тартарским» ханом.
Теперь переместимся в 1505 год.
На карте Европы появилось новое большое независимое государство, первое по размеру и второе или третье по населению.
Русский монарх общается на равных с римским папой и германским императором, а с ближайшими соседями – литовским государем и ливонским магистром держится высокомерно. Татарские владыки либо дружат с Русью, либо находятся от нее в политической зависимости.
Внутренне это государство достигло единства; централизационные процессы в нем практически завершены. Никакая сила не может соперничать с властью государя.
Дело объединения всех русских земель еще далеко не завершено, но эта цель поставлена. Более того – новая Русь претендует на гораздо большее: на статус «Третьего Рима», то есть уже не национального государства, а наднациональной империи.
И все эти свершения связаны с именем одной личности, являются плодом ее усилий.
Если создателем первого русского государства был полумифический Олег, то второе русское государство – то самое, на фундаменте которого существует современная Россия, – создано Иваном III. Именно он определил контуры постройки, которая во многом сохраняется и поныне, с ее достоинствами и недостатками.
Вот почему мне кажется справедливым мнение тех историков, кто оценивает деятельность Ивана III как блистательную. Я даже склонен согласиться с Карамзиным, который ставит этого государя на первое место среди отечественных правителей, выше Петра Великого. В самом деле: Петр не строил русское государство с нуля, он лишь произвел его реконструкцию. К тому же у осторожного Ивана не было тяжелых неудач, вроде Нарвской и Прутской конфузий. В отличие от прославленного в нашей истории Петра, великий князь Иван Васильевич оставил свою страну не истощенной, а процветающей, богатой и сильной.
И если «второе» русское государство продержалось меньше полутора столетий, виноват в этом не Иван III, а его преемники, не только не сумевшие довести начатое строительство до завершения, но и в значительной степени разрушившие уже построенное.
Время Василия Третьего (1505–1533)
Правителей эпохи самодержавия, когда жизнь всей страны почти полностью зависела от воли (или безволия) одного человека, можно условно поделить на три типа: выдающиеся, скверные и посредственные.
Основное различие здесь следующее.
Выдающиеся правители были активны, сами создавали стратегическую повестку, нацеленную на усиление своей державы, и успешно ее осуществляли. Лучший пример такого самодержца – Иван Третий.
Скверные правители тоже были активны, но своими действиями лишь создавали себе и стране тяжелые проблемы, справиться с которыми не умели. Такие монархи приносили государству множество бедствий, а бывало что и приводили его к катастрофе.
Правители средние чаще всего были малодеятельны и просто плыли по течению, с большим или меньшим успехом решая проблемы по мере их возникновения. Ни стратегии, ни далеко идущих планов такие государи не строили.
Василий Третий, как и два предыдущих московских Василия, был правителем дюжинных способностей. Выражаясь метафорически, он не вел государственный корабль каким-то определенным курсом, а приспосабливался к направлению ветра, поворачивая то в одну, то в другую сторону. Поэтому события его княжения удобнее пересказывать не стратегическими «узлами», как мы это сделали с Иваном Третьим, а хронологически. С течением времени обстоятельства менялись, и государь на них реагировал – будь то события внутри страны, на Востоке или на Западе.
