От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав

После чего Молотов подчеркнул:

– Советское правительство, уточняя свою позицию, не возражает против того, чтобы Главнокомандующий мог, в случае необходимости, сменять отдельных министров Японского Правительства. Что же касается смены всего японского правительства в целом, во главе с премьер-министром, то считаем, что решения по такому вопросу необходимо принимать на основе соблюдения принципа единогласия четырех главных союзников.

– А как быть в таких случаях, если премьер-министр японского правительства откажется повиноваться приказам и распоряжениям Главнокомандующего, и премьеру надо будет предложить немедленно подать в отставку, – начал придумывать Гарриман.

Молотов и здесь готов бы пойти навстречу:

– Я считаю исключенным, чтобы советский представитель в контрольном органе мешал главнокомандующему принимать решения в подобных случаях. Это – случай невероятный. К тому же не следует забывать, что Главнокомандующий располагает достаточно широкими возможностями и именно он, а не кто другой, располагает всеми оккупационными войсками в Японии, то есть имеет реальную силу для принятия быстрых мер.

– Согласно последней, полученной мною из Вашингтона телеграмме, я должен заявить, что правительство США настаивает на своем праве издавать временные директивы по всем вопросам. Но могу Вас заверить, что наше правительство намерено всемерно стремиться к тому, чтобы договариваться по всем вопросам с союзными странами, – в который уже раз врал Гарриман.

Молотов сделал вид, что поверил:

– Именно с учетом этих стремлений и намерений правительства США и в соответствии с этим советское правительство и дает данный ответ.

Посол напомнил наркому его вопрос на предшествовавшей беседе об участии Китая в оккупации Японии.

– Я получил сообщение, что о посылке китайских войск в Японию для участия там в оккупации пока не ведется никаких переговоров.

Вновь никаких развязок. Казалось, советско-американские отношения в тупике.

Гарриман 22 ноября после встречи с Литвиновым докладывал в Вашингтон, что о будущем двусторонних отношений его собеседник рассуждал с крайним пессимизмом и обреченностью: никаких надежд на улучшение отношений нет и будет только хуже, что бы американцы ни делали. Утверждал, что ни одна из сторон не знала толком, как держать себя со своим контрагентом.

Но 24 ноября появился луч надежды. Поздно вечером Гарриман оказался у Молотова с еще более неожиданным предложением. Он дал ему прочесть письмо от госсекретаря Бирнса, датированное предыдущим числом: «Как Вы припомните, на Крымской конференции было решено, что министры иностранных дел трех держав, представленных там, будут устраивать регулярно консультации, возможно, встречаясь через каждые 3 или 4 месяца. Это было в феврале.

В мае министры иностранных дел были в состоянии консультироваться друг с другом, когда они трое были в Сан-Франциско на Конференции Объединенных Наций. В июле подобные консультации состоялись в Берлине, когда там встречались главы трех правительств, и в сентябре – в Лондоне во время Конференции министров иностранных дел.

В Берлине было согласовано, что учреждение Совета министров иностранных дел не должно нанести ущерба соглашению Крымской конференции о том, что между министрами иностранных дел трех держав должны происходить периодические консультации. Скоро будет три месяца, как мы встретились в Лондоне 11 сентября. Поэтому я предлагаю, чтобы следующая встреча состоялась во вторник 11 декабря. Согласно Крымскому соглашению, при выборе места встреч трех министров иностранных дел мы должны поочередно выбирать одну из трех стран. Так как министры иностранных дел встречались в Сан-Франциско и в Лондоне, я предлагаю декабрьскую встречу провести в Москве. Если Вы с этим согласны и если дата удовлетворительна, я снесусь с г-ном Бевином и выясню его мнение».

Ознакомившись с письмом, Молотов заявил:

– Действительно, имеется такое решение Крымской конференции о регулярных встречах министров иностранных дел трех держав и очень хорошо, что Бирнс напоминает об этом. И все же, какие вопросы Бирнс считает наиболее актуальными для данной Конференции?

– Могу об этом лишь строить свои личные догадки. Полагаю, на этом Совещании министров может быть обсужден вопрос о выработке мирных договоров. Надеюсь, что по японскому вопросу к этому времени будет достигнута договоренность. Возможно, Бирнс пожелает обсудить вопрос о положении в Китае и о гражданской войне там. Вообще на этом совещании могут быть обсуждены любые вопросы. Возможно, и вопрос о Болгарии.

– Что ж, сообщите Бирнсу, что я доложу своему правительству об этом предложении и дам ответ. Но уже сейчас готов приветствовать мысль Бирнса о конференции трех министров и, конечно, буду рад видеть и приветствовать Бирнса и Бевина в Москве. Я понимаю Ваше заявление в том смысле, что на конференции могут быть поставлены на обсуждение любые вопросы и что Бирнс каких-либо особых вопросов со своей стороны пока не выдвигает.

– Бирнс не информировал меня о намерении поставить на обсуждение какие-либо особые вопросы, – повторил Гарриман. – Но уверен, что Бирнс не выдвинул бы этого предложения, если бы он не был уверен в том, что оно будет встречено Вами одобрительно. Просит извинения, что так поздно побеспокоил Вас своим визитом.

Молотов, для которого это был разгар трудового дня, ответил:

– Вы, по-видимому, уже привыкли к встречам со мной в поздние часы.

– Я с удовольствием следую этому хорошему примеру работать в поздние часы, – заверил посол.

Молотов, давая предварительное согласие на совещание трех министров, был уверен, что Сталину идея понравится. Так оно и оказалось.

Уже 25 ноября наркоминдел сообщал Гарриману, что Бирнсу ушел ответ на его послание: «Вы совершенно правильно напомнили о том, что на Крымской конференции было решено устраивать периодические консультации министров иностранных дел трех держав и что в Берлине это решение было подтверждено. Я согласен, чтобы очередная встреча трех министров состоялась в Москве. Было бы желательно уже теперь обменяться мнениями о тех вопросах, которые будут поставлены на Совещании, что, однако, не должно препятствовать, при общем согласии, поставить в повестку дня и другие вопросы.

В связи с тем, что предварительный обмен мнениями относительно повестки дня Совещания и подготовка к Совещанию требуют некоторого времени, я предлагаю назначить встречу трех министров на вторую половину декабря, во всяком случае не ранее 17–19 декабря».

Бирнс в ответ назвал свою дату – 15 декабря. Молотов, согласовав вопрос со Сталиным, дал добро на эту дату.

Гарриман по поручению Бирнса запросил встречу с Молотовым для уточнения повестки предстоявшей конференции, после того как Москва и Вашингтон обменялись своими предварительными предложениями по набору предложенных к обсуждению вопросов.

– Я не знаю, насколько исчерпывающими являются американские предложения, – отрезал Молотов. – При этом в Вашем письме говорится, что окончательная повестка дня будет составлена по взаимному согласию между тремя министрами иностранных дел, когда они встретятся в Москве. Кроме того, я еще не знаю, что предложит Бевин.

Посол дал понять, что Вашингтон серьезно волнует ситуация в Китае.

– Я предполагаю, что ввиду наличия в различных районах Северного Китая еще неразоруженных японских войск, китайских коммунистических войск и войск национального правительства Китая, а также американских войск, будут обсуждаться пути решения всего этого вопроса в целом. Это, конечно, повлечет за собой обсуждение всего вопроса о взаимоотношениях между китайскими коммунистическими войсками и национальным правительством в Китае.

– Неужели японцы еще до сих пор не разоружены там? – удивился нарком.

– Я не знаю.

Молотов проявил большую осведомленность:

– В Маньчжурии не осталось неразоруженных японских войск. Поэтому непонятно о разоружении каких японских вооруженных сил в Северном Китае говорится в проекте американской повестки.