Аркадий Захаров - Вслед за Великой Богиней
Комполен-йети имеет такое же право на признание своего существования, как Баба-Яга и леший — это утверждение скептиков, похоже, имеет глубокий, обратный первоначальному, смысл. Из вышеизложенных материалов следует, что Баба-Яга — существо не абсолютно вымышленное. Лесной мужик комполен, он же леший, имеет значительно больше оснований претендовать на реальность своего существования.
Среди коренных жителей низовьев Иртыша издревле бытует то ли поговорка, то ли ругательство: «На-а, лешак!», — означающая: леший тебя забери. Эта поговорка могла бы представлять интерес, пожалуй, разве что для специалистов по местным говорам, не сочетайся она еще с одним местным понятием: «маячит!» Словечко это не производное от всем нам привычного «маяк», а скорее всего от слов «маять», «замаять». Если старый северянин скажет другому: «В этих местах маячит», значит, там нечисто, место гиблое. Есть в тех местах даже остров «маячный», хотя никаким маяком там никогда и не пахло.
Все это давно показалось мне странным, и я обратился за разъяснениями к старожилке тех краев, неугомонной бабусе Марье Ивановне Разбойниковой. Ответила она не сразу и без большой охоты: «В этих местах лешак маячит. Идут, значит, зимой кони по зимнику, как до острова дойдут — захрапят, забьются, встанут или, наоборот, понесут и воз опрокинут. Бились-бились ямщики да и переменили дорогу. Уж на что зверовые лайки ушлые, а и то в тот урман не идут — шерсть дыбом и к ногам жмутся. Старики-туземцы сказывают: лешак там маячит».
Подивился я тогда бабкиным рассказам, поухмылялся в неверии и чуть было не забыл с годами. Статья Ольги Тапит снова мне о них напомнила и подвинула к новому поиску.
Верста пятнадцатая
Там леший бродит
Люди глаголемые сатыре (сатиры), жилище их в лесах и по горам; а хождение их скоро, егда текут, никто не может настигнуть их, а ходят наги, а живут со зверьми, а тела их обросли волосами, токмо гласом кричат.
Из древней хроникиПока я в читальных залах перелистывал страницы пожелтевших фолиантов и новейших изданий, способных так или иначе пролить свет на темную историю «снежного человека», на страницах печати возникла новая полемика по поводу его существования.
В областной газете поочередно выступили ученый, действительный член Географического общества и простой охотник из Надыма. Ученый категорически настаивал, что никакого «снежного человека» не было и не может быть, потому что местное население и охотники его никогда не встречали и ни один из литературных источников о нем не упоминает.
Охотник написал попроще, но не менее убедительно: «Мне довелось около пяти лет жить в одном из северозападных районов области. Именно в тех краях, как следует из „Комсомольской правды", скрывается неизвестное доселе существо. Но так ли уж необитаема эта территория? Даже в небольших массивах тайги ведут заготовку леса, большинство водоемов облавливается рыбаками. Но почему-то никому из них до сих пор не посчастливилось встретиться с легендарным „человеко-зверем". Возможно, он прячется от людей в самых глухих урманах. Однако такие места, более или менее богатые промысловым зверем, почти сплошь закреплены за охотниками коопзверопромхозов, которые на своих участках знают едва ли не каждое дупло. Промысловики в один голос жалуются, что во все заповедные острозки нога человека ступила уже уверенно. „Энциклопедический словарь биолога" сообщает в статье „Популяции": „В популяции млекопитающих в среднем должно быть не менее 500 размножающихся особей. Иначе может произойти случайное вымирание популяции". Даже если допустить, что где-то в западно-сибирской тайге бродит один-единственный экземпляр гоминоида, то в XIV, а тем более в XVII–XVIII веках количество их должно было измеряться сотнями. Не верится, чтобы такое распространенное существо оставило свой след в описаниях русских землепроходцев лишь очень редкими и весьма сомнительными фактами, а у местного населения — только легендами. И все же после вышесказанного осмелюсь утверждать, что встречи с гоминоидом в наши дни довольно часты. Рыбоохрана и охотинспекция выявляют немало браконьеров, оторые забираются в самые труднодоступные места. Используя современную технику, они варварски уничтожают все живое. И отнести их к „гомо сапиенс" язык не поворачивается».
Вот такую тревожную заметку написал охотник. Очень мне понравилось его выступление, но между тем обидно стало за Ольгу Тапит, работу которой упорно ставили под сомнение. У меня и у самого подобрался кое-какой материал. Не мог я согласиться с почтенным членом Географического общества, что не осталось никаких письменных источников о реликтовом гоминоиде. Ученый араб Ибн-Фадлан, отправленный из Багдада послом к волжским булгарам в 921–922 годах, оставил достоверное описание своей поездки, в котором содержатся драгоценные для нас известия о русских, варягах, хазарах и башкирах, рассказывает со слов булгарского царя, что за его страною, на расстоянии трех месяцев пути, живет народ по имени Вису, у которого ночь меньше часа… (По мнению многих исследователей, Вису — это Югра, населявшая область Северного Урала)… За Вису же далее на север живет страшное племя великанов. Сам царь видел однажды такого человека: он был высотой в 12 локтей, с головой величиной с большой котел, с носом в пядь длиною, с громадными глазами и пальцами; вид его привел в ужас царя и его людей; они заговорили с ним, но не получили никакого ответа — он только пристально смотрел на них… Может, немного и приукрасил булгарский царь, чтобы припугнуть любознательного араба, говоря о голове великана размером с огромный пивной котел. Сомнительно, чтобы в природе могли существовать такие великаны. Однако интересно, что его место обитания указывается на Севере, за Югрой. После Ибн-Фадлана огромную голову великана мы находим только у Пушкина, в поэме «Руслан и Людмила», тоже на Севере у полунощных гор. Вот как у Пушкина, в песне четвертой:
…Руслан свой путь отважно продолжает
На дальний север;
С каждым днем преграды новые встречает:
То бьется он с богатырем, то с ведьмою, то с великаном…
А вот Руслан, победив в полунощных горах карлу, возвращается к Голове: «…Пред ними стелется равнина, / Где ели изредка взошли; / И грозного холма вдали / Чернеет круглая вершина…» В этой сцене поэт совершенно четко нарисовал картину лесотундры, указав характерную для ее ландшафта деталь — изредка взошедшие ели.
Определенно, что поэт имел подручную информацию о природе северных земель и их легендарных обитателях. Для определения первоисточника стоило и даже следовало заняться изучением книг личной библиотеки Пушкина: вдруг в ней отыщется что-нибудь о загадочном лешем.
Конечно, его личная библиотека (описанная Модзелевским), несмотря на то, что в ней сохранилось достаточно много редких и просто уникальных изданий, не в полной мере отражает круг чтения и интересов поэта и ни в коей мере не дает полного представления обо всех прочитанных им книгах; известно ведь, что наиболее ценные и интересные книги имеют свойство бесследно пропадать в первую оечредь, а у Пушкина была привычка брать самые любимые книги в дорогу.
Тем не менее среди прочих книг его библиотеки сохранилась книга Павла Йовия Новокомского. Листы ее оказались разрезанными лишь частично, как обычно бывает, когда владелец книги давно знаком с ее содержанием и приобрел ценный экземпляр специально для того, чтобы она в нужный момент оказалась «под рукой».
Павел Йовий Новокомский был личностью замечательной. Он жил в начале XVI века в Ватикане, встречался там с русским послом к папе Клименту VII Дмитрием Герасимовым и с его слов написал в 1525 году книгу, принесшую итальянскому историку всемирную и непреходящую известность: «Книга о посольстве Василия, великого государя Московского к папе Клименту VII, в которой с особой достоверностью описаны положение страны, неизвестные древним религия и обычаи народа. Кроме того, указуется заблуждение Страбона, Птолемея и других, писавших о Географии, там, где они упоминают про Рифейские горы, которые, как положительно известно, в настоящее время нигде не существуют».
Московия, рассказывал Йовию Герасимов, простирается от истоков Дона до самого берега Ледовитого моря, подвластного московскому князю. Со слов Герасимова, Павел Йовий впервые сообщил Западной Европе о лапландцах и не удержался, чтобы не приукрасить его достоверные сведения легендой о пигмеях, якобы живущих в стране глубокого мрака за Лапландией.
Чтобы еще более изумить несведущих европейцев, неизвестный автор дополнил книгу Павла Йовия рассказом о северных великанах: «Я видел одного из них, пойманного живым и приведенного в Норвегию… ростом 20 футов, весь в волосах, большие и красные глаза. Он наводил страх и ужас на тех, кто на него пристально смотрел. В конце концов, в нем было больше звериного, чем человеческого».
