Бернар Эйвельманс - Чудовища морских глубин
Конечно, это приключение заключало в себе много информации морального плана. Это ни в коем случае не была просто хроника событий, вызванных встречей с морским чудищем. Из такого случая можно было извлечь гораздо больше пользы. Во всяком случае, так считали многие хитроумные комментаторы.
Так, например, в конце XI или в начале XII века очень эрудированный бельгийский агиограф (агиография ― жизнеописание святых) Сижбер де Жамблу приписывает Святому Маклу еще более назидательное приключение.
Этот Маклу (или Магу, или Мало) родился в конце V века в долине Лиан-Карвон, в стране галлов. Пройдя обучение в Ирландии, под внимательным руководством аббата Брандана, он в 538 году поселяется в Бретани и основывает скит недалеко от Алета. Через несколько лет он был назначен епископом этого древнего города, по соседству с которым впоследствии появился новый город, получивший его имя, ― Сен-Мало.
В соответствии с одним из вариантов романа «Путешествие Святого Брандана» Маклу был одним из семнадцати монахов, принимавших участие в достопамятной экспедиции. По мнению других комментаторов, только после этой первой экспедиции галльский монах отправился на поиски острова, открытого его бывшим наставником. Во всяком случае, однажды во время морского путешествия он оказался, как рассказывает Сижбер де Жамблу, в трудной ситуации.
Действительно, для человека набожного очень тягостно в пасхальное воскресенье не получить возможности на суше отслужить со всей торжественностью мессу. Маклу обратился по этому поводу к Всемогущему с горячей молитвой, и вдруг у него на глазах из воды поднялся новый остров. Это было первым чудом, которое, впрочем, не очень удивило будущего епископа, поскольку мысли его были заняты идеей посвятить безотлагательно эту необитаемую землю Богу. Этот проект был тут же воплощен в жизнь. Маклу велел перенести на остров походный алтарь и все необходимые для богослужения принадлежности и начал службу перед коленопреклоненным экипажем. Вся церемония прошла спокойно, и 180 матросов были приведены к причастию должным образом. Но едва верующие, священник и алтарь были перенесены обратно на корабль, как остров погрузился в глубину моря, оставив за собой большой водоворот: это был кит, остававшийся неподвижным на всем протяжении богослужения![16]
Этот набожный кит явно не имел ничего общего с зловещим и коварным демоном «бестиариев». Он похож скорее на далекого потомка того кита, который так своевременно всплыл, чтобы спасти от смерти пророка Иону. Несомненно одно: нельзя лучше обыграть сюжет с китом-островом, по крайней мере в религиозных целях.
Вообще-то маловероятно, что аббат Брандан сам сочинил небылицу о чудовище, принятом за остров, поскольку эта легенда гораздо старше него. Но несомненно то, что по возвращении из своих долгих странствий, во время которых он должен был встречать больших морских животных, святой путешественник находился под впечатлением их фантастических размеров, которые на первый взгляд позволяли их принять за песчаную мель или скалистый островок. Эта метафора не должна вызывать улыбку. В наше рациональное время иллюзии еще продолжают существовать. Рассказ об этом можно найти в книге Жоржа Блона, профессионального моряка, «Большое приключение с китами». Вот как он описывает первую встречу с одним из них:
«Что касается меня, я видел одного из них в море, однажды в Атлантике, на широте Гибралтара. Сначала я не мог поверить, что это животное. Волны захлестывали его бурую спину, как плавающий островок; меня охватило совершенно незнакомое чувство приобщения к космосу, которое можно, вероятно, сравнить с ощущениями людей во время землетрясения или извержения вулкана на островке».
Возьмите этот рассказ, вообразите, что он передавался из уст в уста в течение многих лет, пусть его затем изложит на бумаге какой-нибудь впечатлительный Жорж Блон, переведите его последовательно несколько раз, позвольте его затем перепечатать журналистам, любящим сенсации, ― и вы с удивлением узнаете, что «капитан Блон» и его экипаж едва не утонули, разведя огонь на спине кита, которого они приняли за островок. В конце концов, когда моряк видит что-то похожее на новый остров, разве не будет первой его мыслью высадиться на него и поесть в обстановке комфорта и стабильности, такой необычной на море?
Заметим, что в другом месте своей книги писатель совершенно справедливо отмечает, что кожа кита бывает покрыта мелкими морскими организмами, а иногда на ней растут водоросли, как на прибрежных скалах или на плавающих обломках. Можно себе представить, как у отдаленного во времени и пространстве комментатора водоросли превращаются в мох, который с помощью новых приукрашиваний принимает размеры кустов, а затем и деревьев. И в конце концов морские животные больших размеров принимают вид настоящих небольших островков.
Так, другая старая легенда, сделав забавный поворот, продолжила историю живого острова: это легенда о плавающих островах.
Острова, принимавшиеся за китов
В былые времена мореплаватели часто удивлялись, не находя земли, обозначенной на неточных, грубо выполненных картах своих предшественников. Случающиеся иногда движения земной коры, в результате которых исчезают острова или появляются новые, которых раньше никто не видел, способствовали постепенному рождению странного поверья: некоторые острова, состоящие, по всей вероятности, из сверхлегких материалов, пемзы например, должны плавать! Так, Геродот считал, что Киянейские острова или Эгадские в Босфоре были некогда плавучими. И Плиний уверяет, что остров Делос, один из Киклад, в прежние времена качался на волнах.
От такого взгляда до веры в то, что некоторые передвигающиеся острова были живыми, один шаг. Кто докажет, в конце концов, что исчезнувшие островки, принимавшиеся мореплавателями в незапамятные времена за новые земли, не были спиной какого-то морского чудовища, гревшегося на солнце?
Вот почему совсем не исключено, что Святой Брандан находился невольно под влиянием легенды о плавучем острове: он был одним из первых представителей Запада, который сделал после своих плаваний описание разных далеких островов, которые позднейшие географы помещали одни ― западнее островов Зеленого мыса, другие ― у берегов Ирландии, а кое-кто ― в Бразилии и даже в Индийском океане! Ввиду ускользающего, неуловимого характера описанных земель даже самые прозаические умы считали их плавающими; и можно найти в различных трактатах, вплоть до времен Ренессанса, замечания вроде нижеследующего, взятого из сочинения Педро де Медина, написанного в 1544 году (описанный остров очень походит на остров Брандана):
«Недалеко от острова Мадера находится другой остров, называемый Антилия, который сегодня уже нельзя увидеть; он находился среди Антильских островов, которым дал свое имя».
Поэты вслед за эрудитами тех времен, узнав о существовании морских чудовищ, похожих на острова, не упустили случая сравнить их с «блуждающими землями».
Одна иллюзия рождала другую, что придавало постепенно легенде о живых островах такую основательность, что писатели Возрождения повторяли ее с непоколебимой уверенностью в ее реальности. Так, например, Олаф Магнус, архиепископ из Упсалы, сообщает в 1556 году в своей «Истории северных народов», что в северных морях водится громадный кит, на спину которого морякам случалось бросать свои крюки и даже высаживаться.
Кит-остров в зоологической литературе
Западный мир встретил это авторитетное свидетельство о чудесах в северных морях как неопровержимое доказательство обоснованности своих верований. На самом деле почтенный Олаф ни в коей мере не был естествоиспытателем или наблюдателем природы: большую часть своей жизни он провел под жарким солнцем Рима, а свой документальный труд о Скандинавии построил отчасти просто на слухах. Не скроем, что он даже никогда не исполнял обязанности архиепископа в Упсале. Эти обязанности нес его старший брат, который был всего лишь архидиаконом собора в Стренгнесе. Когда Густав Васа, освободив Швецию от датского ига, проводил Реформацию в своем новом королевстве, Иоанн Магнус сначала пытался противостоять государю, но тот проявил твердость и настоял на его отъезде в Рим со всем имуществом. Его брат Олаф посчитал тогда, более благоразумным отказаться от своих должностных обязанностей. После смерти Иоанна папа торжественно передал его титул младшему брату, но Олаф должен был остаться в Италии до конца своих дней и так никогда и не вступил во владение своим епископатом. Он продолжал жить в Риме, в монастыре Святой Бригитты, основанном шведами. И что ему оставалось делать, как не беседовать о потерянной родине с другими беженцами, оставшимися верными папству, и пытаться под влиянием ностальгии познакомить со своей страной тех, кто его приютил?
