Александр Костин - Слово о полку Игореве – подделка тысячелетия
«Гнездо» в узком смысле этого слова, то есть семья князя Игоря в этих оргиях участвовать не могла и отдыхала, кроме самого Игоря, который наблюдал за пришедшей в движенье Степью. «Но видим мы бесчисленные полки половецкие – чуть ли не все половцы тут собрались», и призывал князей быстрее покинуть гиблое место, куда втянули все войско Игоря безрассудные действия молодого князя Святослава: «Так поедем же сейчас, ночью…». Куда там, опьяненные в переносном, да и в прямом смысле этого слова легкой победой, усталые от разбойного преследования воины осознали всю опасность произошедшего лишь утром, но было уже поздно. Хан Гзак знал, кого подлежит уничтожить в первую очередь, поскольку разведка донесла ему, кто особенно «отличился», попав в западню, им устроенную. Половцы методично истребляли слабо сопротивлявшийся полк Святослава, воины которого после пьянки и забав с «красными девками половецкими» не могли противостоять «детям бесовым», которые «…кликомъ поля прегоридиша…», а могли лишь пассивно защищаться: «…а храбрии русици преградиша чрълеными щиты». В лице Святослава мстил хан Гзак его отцу Олегу Святославичу, который год назад, разгромив его войско, взял в плен его молодую жену и двоих сыновей.
В планы хана Гзака вовсе не входило уничтожение всего Игоревого войска, поскольку он позволил князю Игорю по прибытии к месту сражения хана Кончака беспрепятственно сдать свату в плен большую часть своего войска (свой полк, полк сына Владимира и Ковуев Ольстина Олексича, а также остатки полка Буй Тура Всеволода – всего около 5 тысяч человек): «Игорь плъкы заворочаетъ: // жаль бо ему мила брата Всеволода».
В повести ни слова не говорится о дрогнувших ковуях, которых якобы Игорь поскакал заворачивать к месту истребления своего войска. Да, Игорь скакал, но только между станом Кончаковских войск и местом сражения, выводя поочередно уцелевшие полки, которым грозило полное истребление. Он, конечно, не мог знать, что хан Гзак сквозь пальцы смотрел на его действия, и вот почему.
По неписаным законам Степи ему грозило суровое наказание за нападение на свадебный кортеж, который направлялся в юрт самого грозного его соперника – хана Кончака, – о мирных намерениях которого говорил огромный обоз и совсем не угрожающая внешняя атрибутика воинов. Как мы уже отмечали ранее, тяжелое оружие и доспехи, а также «чръленые щиты» находились в обозе, они были предназначены для послесвадебного похода в Тмутаракань. Позволив пленить основную часть Игорева войска, Гзак легко отчитается на большом совете степных ханов половецких, что ничего не имел против свадебного кортежа русских, но они сами напали на «беззащитные» половецкие вежи на пограничье Кончаковского и Гзаковского юртов, за что и поплатились. О трагической судьбе дружины князя Святослава упоминается в «Российской истории» Ф. А. Эмина (1867 год): «Полк Святослава… в несколько минут был весь почти изрублен». Исследователи с недоверием относятся к некоторым фактам, изложенным Эминым (ок. 1735—1770 годов), поскольку неизвестны источники, откуда он брал некоторые сведения, отсутствующие у других историков XVIII века (В. Н. Татищев, М. М. Щербатов, И. Стритер, митрополиты Киприан и Макарий – авторы «Степенной книги»).
Но главное дело было сделано: Гзак блестяще провел операцию по срыву совместного похода русских и половецких воинов хана Кончака по взятию Тмутаракани.
Любознательный читатель:
– Так что же сталось с князем Святославом Олеговичем, летописи об этом молчат. Уж не пал ли он на поле боя вместе со своей дружиной?
– Возможно, что так оно и случилось, поскольку его в конце повести не славословит автор «Слова», что является первым признаком смерти князя. Однако в летописи есть упоминание о том, что князь Рыльский Святослав Олегович преставился в 1186 году. Возможно, что во время сражения он был тяжело ранен и в беспомощном состоянии оказался в плену у хана Елдечука из Вобурцевичей, где и скончался на следующий год[122]. Понятно, что автор «Слова» без всякой симпатии относился к князю, из-за бездумного поступка которого сорвалась великая миссия князя Киевского Святослава, но о покойниках либо хорошо, либо ничего. Вот почему имя провинившегося князя буквально вычеркнуто из списков героев «Слова».
Князь Святослав Олегович сыграл незавидную роль отрицательного героя, сорвавшего грандиозные планы по укреплению государственности Древней Руси.
Примерно такая же роль выпала через шестьсот тридцать лет на долю Наполеоновского маршала Э. Груши, который не только упустил уготованный судьбой счастливый случай стать героем сражения наполеоновской армии при Ватерлоо (17.06.1815), но стечением обстоятельств стал причиной разгрома самого героя «ста дней». Возглавив одну треть армии Наполеона для преследования отступающей полуразгромленной армии прусского генерала Блюхера, Э. Груши не только упустил опытного генерала, но не набрался смелости вовремя возвратиться к месту сражения, не получив на то личного указания императора. Когда Груши осознал свою ошибку, было уже поздно. Англо-голландские войска под командованием генерала А. Веллингтона и «ускользнувшая» от маршала Груши армия Блюхера практически уничтожили французскую армию.
В заключение настоящей главы сделаем небольшой экскурс по следам «саги» о семейной жизни князя Игоря Святославича (Георгия Николаевича) и его сыновей, принимавших участие в походе весной 1185 года в Половецкую Степь.
Ни в одной из летописей, тем более в самой повести, ничего не говорится о судьбе младших князичей после пленения их отца, князя Игоря, и его старшего сына Владимира. Скорее всего, они тоже были в плену у хана Кончака при своем отце. Однако по поводу дальнейшей судьбы Олега есть подозрения, что он не вернулся из плена, поскольку его имя больше никогда и нигде не упоминается, как это имеет место в отношении его брата Святослава. Возможно, что он даже мог погибнуть в этой кровавой сумятице полуторадневного сражения на реке Каяле, о чем с грустью поведал автор «Слова» «…молодая мѣсяца – // Олегъ и Святославъ – // тъмою съ поволокоста // и въ морѣ погрузиста…». Но младший брат Олега Святослав остался жив, о чем речь впереди… тогда выходит, что с ним погиб его двоюродный дядя князь Святослав? Короче говоря, «темное место».
Прежде чем рассказать о дальнейшей судьбе наследников князя Игоря, вспомним, что в Путивле «на забрале» все это время плачет и убивается Ефросинья Ярославна – жена князя Игоря и мать всех его пяти сыновей. Здесь также своеобразное «темное место» «Слова о полку Игореве». Кто только не упрекал Ярославну за ее бездушие к своим детям. Первым был профессор московской духовной академии Е. Е. Голубинский, который бросил следующий упрек автору «Слова» по поводу плача Ярославны:
«…Тут вот какая странность: она лишилась не только мужа, но и сына, юноши в первой юности, и однако ее плач ограничивается только мужем, ни словом не касаясь сына, что совсем хороший поэт никак не забыл бы про мать и даже поставил бы ее впереди жены…». Не знал профессор богословия, похоже, о том, что помимо старшего сына в плену оказались еще и два младших сына, тогда бы его упрек в отношении автора песни перерос бы, наверное, в возмущение.
Е. В. Барсов в своей трехтомной монографии о «Слове» как мог оправдывал поэта[123]:
«Нельзя спрашивать, почему жена плачет о муже, забывая сына, так как одно горе подавляет другое: это обыкновенный психологический процесс».
На обоих авторов приведенных замечаний обрушился Сергей Лесной (псевдоним Сергея Яковлевича Парамонова) со свойственной ему язвительной манерой обращения к своим оппонентам:
«Прежде чем писать приведенные отрывки, обоим почтенным исследователям следовало бы познакомиться с примечанием на первой странице «Слова» издания 1800 года и сделать соответствующие выводы. Оно гласит:
«Игорь Святославичь родился 15 апреля 1151 года… женился в 118 году на княжне Евфросинии, дочери князя Ярослава Володимировича Галичьскаго, а в 101 году скончался, оставив после себя пять сыновей».
Следовательно, князь Игорь женился на Ярославне всего за год до похода, в походе же участвовал сын от первого его брака. Принимая это во внимание, совершенно ясным становится умолчание Ярославной в плаче пасынка, который, вероятно, был ее ровесником и вряд ли питал к ней особенно приязненные чувства (известно, что, как правило,пасынки недолюбливают мачех). Горе Ярославны естественно устремлялось только к мужу, с которым она, вероятно, не прожила и года и с которым она была связана взаимной глубокой любовью»[124].
Следуя иронической манере С. Лесного в полемике со своими оппонентами, в свою очередь, можно сказать, что, критикуя корифеев «Словистики», следует как минимум внимательно прочитать их труды, что в отношении трудов Е. В. Барсова представляет собой непростую задачу. Преодолев же трудности и внимательно изучив его трехтомное исследование «“Слово о полку Игореве”, как художественный памятник Киевской дружинной Руси», наш критик узнал бы, что Ефросинья Ярославна, дочь Ярослава Осмомысла, была выдана 14 лет от роду за 16-летнего князя Игоря в 1167 году, а в 1169 году у них родился первенец княжич Владимир Игоревич.
