Лив Нансен-Хейер - Книга об отце (Ева и Фритьоф)
В конце апреля 1888 года все было готово. Фритьоф простился с Бергеном, с товарищами по работе, с друзьями и со своими приемными родителями. Из Христиании через Копенгаген и Лондон он приехал в Шотландию и там, в Лейте, встретился с остальными участниками экспедиции. Датский пароход «Тира» переправил их в Исландию, а там они пересели на промысловое судно «Язон» из Сандефьорда. Когда они ступили на палубу «Язона», вся команда, состоявшая из шестидесяти трех человек, приветствовала их троекратным «ура». И вот наконец-то они держат путь через Датский пролив к восточному побережью Гренландии.
Владевшая судном компания взялась доставить экспедицию к пункту назначения при условии, что это не помешает промыслу. Целый месяц шхуна провела в охоте на хохлачей, прежде чем приблизилась к Гренландии на расстояние, достаточное для того, чтобы участники экспедиции смогли добраться до берега на двух лодках.
Вечером 17 июля все было готово: сани и ящики уложены в лодки, написаны последние письма. В последний раз Нансен поднялся на мачту, чтобы сориентироваться в ледовой обстановке, и — прощай, «Язон»!
Они находились к западу от Семиликфьорда. Там был удобный подъем на ледник. Когда они подошли к берегу так близко, что стали различать камни и другие предметы на берегу, льды стали плотнее и течение оказалось настолько сильным, что их понесло к югу. Одна лодка дала течь и чуть не потонула под тяжестью груза. Пришлось высадиться на льдину и чинить лодку, а в это время льды стали еще сплоченнее. «Течь в лодке решила нашу судьбу,— пишет Нансен в книге о Гренландии.— Небо нахмурилось, полил дождь, и туман окутал все вокруг нас. Оставалось только поставить палатку и ждать».
В последний раз увидев со льдины шхуну, Равна сказал Балту: «Ах, какие мы, лопари, глупые! Покинули корабль, чтобы умереть здесь». Слова его чуть было не оправдались. Сильный дрейф льда вдоль берега увлек их на юг. Дрейф оказался гораздо стремительнее, чем предполагал Нансен, и вскоре их отнесло далеко в сторону от Семиликфьорда. Через сутки льды разредились. Образовались длинные разводья, и путешественники принялись изо всех сил выгребать к берегу поперек течения. Но теперь до земли уже было вдвое дальше, чем прежде. Вскоре лед опять стал сплоченнее, и опять пришлось выбирать льдину и ставить лагерь. На счастье, выглянуло солнце. Это было очень кстати,!так как Нансен, прыгая в лодку, угодил в воду. Хотя такие «купания» были ему не в новинку, но от этого не становилось приятнее. Теперь их уносило прямо в открытое море, горы постепенно исчезали за горизонтом, а Семиликфьорд остался далеко на севере. Чтобы скрасить вынужденное безделье, Нансен вынул альбом для рисования. Но в то время, как он пытался нанести на бумагу контуры исчезающих горных вершин, он вдруг ощутил качку. На льдину стало выбрасывать осколки льда, и вскоре до них донесся шум прибоя, разбивающегося о льды. Взобравшись на самый высокий торос, они увидели огромные льдины, нагроможденные друг на друга, и пену прибоя, вздымавшуюся белым облаком к небу. Теперь каждая минута была дорога. «Если не будет иного выхода, то мы в крайнем случае попытаемся провести лодку через прибой. Жизнь хороша, и мы продадим ее дорого»,— записал Нансен в дневнике.
Еды у них было вдоволь, в снежницах — хорошая питьевая вода, палатка стояла еще сносно, и они спали в мешках, по очереди неся вахту. Только лопари были в полном отчаянии. Однажды утром они куда-то исчезли, и только после долгих поисков Нансен нашел их в одной из лодок, накрывшихся палаткой. Они приготовились к смерти, и Балту читал вслух по-лопарски тексты из Нового завета. Чтобы как-то их приободрить, Нансен разрешил сварить гороховый суп — неслыханная роскошь. Но лопари ели в мрачном молчании.
В самую страшную ночь на вахте стоял Свердруп. Волны вздымались над торосами и водопадом обрушивались на палатку. Казалось, льдина вот-вот расколется надвое. Но, просыпаясь от толчков и качки, Нансен слышал равномерные, твердые шаги Свердрупа, взад и вперед, взад и вперед между лодками и палаткой. Успокоенный, он снова засыпал. В ту ночь Свердруп не раз подходил к входному отверстию палатки, чтобы разбудить всех, но передумывал. И вот случилось чудо. Льдина уже была готова попасть в водоворот, как вдруг течение повернуло и стремительно помчало их к берегу. Наутро Свердруп рассказал, что льдину будто повернула невидимая рука. Теперь лед был надежным, но зато вырваться из ледовых тисков было невозможно. Дрейфуя все дальше к югу, они все время видели берег. Материковый ледник спускался до самого моря, и только несколько горных вершин и нунатаков чернело на фоне неба.
Лопари по-прежнему пребывали в унынии. Однажды, когда все сообща обсуждали, как бы им высадиться на берег, Балту сказал: «Не говорите об этом. Мы никогда не высадимся на берег, нас унесет в Атлантический океан. Об одном только я молю господа — чтобы он не дал мне умереть нераскаявшимся грешником».
Нансен спросил его — разве не нужно раскаиваться в грехах, даже когда смерть далеко? Балту с ним согласился, но сказал, что обычно с этим не спешат.
Утром, отстояв последнюю вахту, Равна просунул бородатую физиономию в палатку. «Ну, ты видишь берег?» — шутливо спросил Нансен. «Да, берег слишком близко»,— живо ответил Равна. Оба лопаря вместо «очень» говорили «слишком».
Все участники экспедиции с быстротой молнии повыскакивали из спальных мешков. И впрямь — вот он, берег, «слишком» близко! Лодки вошли в бухту и вскоре уже лежали на берегу. «Мы ощущали камни под ногами. Мы гуляли по горам, мы вели себя, как мальчишки. Клочок мха, какая-нибудь травинка вызывали бурю радости». Однако еще не все напасти миновали. Их лодки чересчур далеко отнесло к югу, и было потеряно много времени. Поэтому они снова сели в лодки и на веслах отправились к северу вдоль дикого побережья. То сзади, то спереди с берега в море срывались огромные льдины. Льдины и айсберги ежеминутно грозили раздавить лодки, но они плыли и плыли вперед. Они расталкивали льдины баграми и палками, топорами обрубали их края, чтобы провести между ними лодки. Это был бесконечный изнурительный труд.
Однажды они высадились на мысу, чтобы приготовить еду. Вдруг сквозь крики чаек и шум моря до них донеслись звуки, которые они совсем не ожидали здесь услышать. Это были человеческие голоса. Двое маленьких эскимосов подплыли на каяках к берегу и не спеша шли к ним. Широкие улыбки озаряли их сморщенные физиономии. Перебивая друг друга, они заговорили на совершенно непонятном языке.
Нансен не растерялся. Он заранее заготовил несколько вопросов и ответов по-эскимосски и теперь достал свои записки и принялся расспрашивать о ледовой обстановке на севере. Эскимосы в ответ только улыбались. Он попробовал задать другие вопросы. Эскимосы опять ничего не поняли. С досадой отбросил он бумаги и перешел на язык жестов. Так дело пошло лучше. Кое-как удалось выяснить, что дальше на север живет много эскимосов. Но большой ледник Пуисорток, мимо которого предстоит плыть норвежцам, очень опасен. Под ним надо плыть, не произнося ни слова, не то он их накажет.
Когда Нансен и его товарищи в тот же вечер приблизились к мысу Кап Билле севернее опасного Пуисортока, там действительно оказалось много эскимосов. Они группами стояли на вершинах холмов, кричали и размахивали руками. Одни побежали вниз, на берег, чтобы указать место высадки, другие полезли наверх, оттуда виднее. Несколько человек сели в каяки и поплыли навстречу.
Улыбками и жестами гостей пригласили в самую большую хижину. Там сидели, стояли и лежали вдоль стен мужчины, женщины и дети, и все они были голые. Пахло рыбьим жиром, ворванью светильников, мочой и еще чем-то. Потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к этому «букету». Между тем в хижину набивалось все больше эскимосов. У входа они раздевались и, оставшись голыми, усаживались. Гостей усадили на ящиках в переднем углу перед пологом, сшитым из нерпичьих кишок. Эскимосы начали демонстрировать свою домашнюю утварь, оружие, объясняли свои родственные отношения. Потом норвежцы получили подарки. Мужчины принесли связки упругих, прочных ремней из тюленьких шкур, из которых эскимосы делают арканы, и отрезали гостям длинные куски.
Наутро экспедиция отправилась дальше на север. Многие эскимосы вышли на лодках проводить их.
«Беззаботное племя простых, счастливых детей,— пишет Нансен в своем дневнике.— Невольно позавидуешь их свободе и независимости. Они подарили нам самое лучшее из того, что имели, то, что, по их мнению, могло нам пригодиться. Гостеприимство этих людей, жителей пустынного побережья, не знает границ».
Вечером 10 августа члены экспедиции достигли наконец Умивикфьорда, и здесь они попытались взойти на материковый лед. Подъем они начали под проливным дождем. Как пригодилась бы теперь собачья упряжка! Ведь им пришлось на себе тащить тяжелые сани вверх, по крутым склонам, через предательские трещины.
