Грэм Робб - Открытие Франции. Увлекательное путешествие длиной 20 000 километров по сокровенным уголкам самой интересной страны мира
Некоторые из этих рассказов звучат неубедительно, но это отчасти потому, что они – результаты многих часов умственного труда. Те, кто их писал, старательно подбирали нужные слова, наряжая свою уезжавшую в город беду в негнущееся парадное платье, которое было ей не к лицу. Преувеличение было не уловкой, которую подсказала скупость, а способом выживания. Налоговые инспекторы являлись в деревню в сопровождении вооруженных драгун и начинали искать признаки того, что кто-то недавно получил доход, – перья домашней птицы на крыльце, новую одежду, следы недавнего ремонта на гниющих сараях и крошащихся стенах. Эти сборщики налога сами были местными и часто едва умели считать; если сборщику не удавалось набрать заданную ему сумму, он мог попасть в тюрьму.
Даже над зажиточным крестьянином всегда висела угроза попасть в беду. Мало было тех, кто прожил жизнь без внезапных неудач. Каждый год несколько деревень и городских округов превращались в дым. По словам английского путешественника, который в 1738 году ехал по Юре из Салена в Понтарлье, ему сказали, «что на всем этом тракте вряд ли есть хотя бы одна деревня, которая не погибает от пожара по меньшей мере раз в десять лет». Сам Сален в 1825 году был почти полностью уничтожен пожаром, который бушевал три дня. В 1720 году огнем был уничтожен город Ренн, а в 1864-м – значительная часть Лиможа. Солома была дешевым материалом для крыш (ее собирали в октябре с полей после жатвы), но в ней жило много насекомых, и она легко загоралась, если ее не покрывал полностью слой смеси из глины, негашеной извести, конского навоза и песка. (В некоторых местах в середине XIX века было запрещено крыть соломой новые здания. Ее заменило красное гофрированное железо; считалось, что оно приятно украсит пейзаж, добавив в него свой яркий цвет.) Многие люди сгорали в своих домах или погибали, когда их дом внезапно обрушивался. Можно удивиться тому, как часто люди оказывались в нищете из-за самопроизвольного возгорания навозной кучи или стога сена. Часто в таких пожарах обвиняли завистливых соседей или помешавшихся на страсти к поджигательству ведьм.
Самыми частыми бедствиями после пожаров были морозы, наводнения и болезни скота, но самые большие разрушения причинял град. Десять минут града могли уничтожить труд целого поколения – разрушить крыши, оголить деревья, прибить к земле посевы и покрыть землю ковром из веток, листьев и трупов мелких птиц. В 1789 году город Помпе возле Нанси еще не оправился после бури с градом, которая уничтожила урожай двадцать лет назад. В провинции Бурбоне через сорок лет после того, как гроза с градом пронеслась по одной долине, крыши некоторых домов еще состояли наполовину из черепицы и наполовину из шифера: всего местного запаса черепицы не хватило для ремонта. Вполне понятно, что неспособность предотвратить град была одной из главных причин недовольства прихожан их священниками. Жители более прогрессивных городов и деревень надеялись на сомнительный эффект «антиградовых» пушек и стреляли из них в небо, когда над полями начинали собираться черные батальоны грозовых облаков.
Эти бедствия касались почти всех. В стране, состоявшей из маленьких уязвимых краев – «пеи», та категория населения, которую обозначали удобным словом «бедняки», могла внезапно оставить огромную часть населения. В годы Французской революции почти половина жителей Франции могли быть названы бедными или неимущими. От половины до девяти десятых семей – эта цифра была разной в разных регионах – не могли прокормиться с той земли, которой они владели, и были вынуждены трудиться по найму или проваливались в долги как в яму, из которой нет выхода. Рядом с образом уверенно шагающего экономического прогресса образ народа-путника у Ипполита Тэна в книге «Происхождение современной Франции» (1879) может показаться персонажем мелодрамы, чьи страдания преувеличены. Но обычная повседневная жизнь повсюду во Франции показывала, что созданный Тэном образ верен: «Народ похож на человека, который идет по дну пруда, а вода достигает ему до подбородка. Самое маленькое понижение дна, самая легкая рябь на воде заставляет его терять равновесие, он начинает тонуть и задыхаться. Старомодная благотворительность и новомодный гуманизм пытаются помочь ему выбраться, но вода стоит слишком высоко. Пока ее уровень не станет ниже и в пруду не появится сток, несчастный человек может лишь иногда глотать воздух и каждое мгновение рискует утонуть».
Тревожная картина, которую нарисовал Тэн, – население целой страны тонет в нищете – относится к концу XVIII века, но она вполне была бы верна и для многих гораздо более поздних периодов.
Даже если человек был предприимчивым и умным, и если ему удавалось получить образование, и даже если он родился в XIX веке, когда экономика была более оживленной, жизнь такого человека чаще всего была игрой в «змейки и лесенки», где змеи-спуски очень длинные, а подъемы-лесенки очень короткие. Бретонский крестьянин Жан-Мари Дегинье (1834 – 1905) написал свои воспоминания потому, что нигде, кроме романов, не читал о таких людях, как он. Из книг в общественной библиотеке Кемпера он заметил, что горстка честолюбцев ярко осветила крошечный участок французской жизни, а основную массу людей оставила в темноте. Уже одни факты его собственной жизни вызывают приятное чувство своей обыденностью:
1834, июль. Родился в Генга в Нижней Бретани. Плохие урожаи и болезни скота заставляют его отца, крестьянина-арендатора, уйти в город.
1834, сентябрь. В возрасте двух месяцев переезжает в Кемпер вместе с несколькими досками, соломой, треснувшим котлом, восемью мисками и восемью деревянными ложками. Его самое раннее воспоминание: он смотрит, как его мать выбирает блох из волос его мертвой сестры.
1840. Живет в деревне Эрге-Габерик. Лошадь ударила его по голове и сильно искалечила. Несколько лет он страдает от отвратительного нагноения.
1843 – 1844. Старуха швея научила его читать по-бретонски. Он изучил «благородную профессию» – нищенство.
1848 – 1854. Работает пастухом коровьего стада, полевым рабочим на образцовой ферме, которую субсидирует государство, и слугой у мэра Керфёнтёна – одного из пригородов Кемпера. Научился читать газету по-французски.
1854 – 1868. Записался в армию, служил в Крыму, Алжире и Мексике.
1868 – 1879. Вернулся в Бретань, женился на девушке и арендовал участок земли у владельца замка в Тулване. Его «новомодные» приемы земледелия (он осушал скотный двор и дезинфицировал дом, подписался на сельскохозяйственный журнал, не обращал внимания на фазы Луны и советы тещи) встречают противодействие. Несмотря на это, он создает очень успешную ферму.
1879. Дом на ферме сгорел, и владелец земли отказался продлить арендный договор. «Еще пятнадцать лет жизни потрачены напрасно. Я так упорно работал, чтобы сделать эту ферму лучше, а теперь должен был ее покинуть».
1880 – 1882. Попал под телегу и остался после этого наполовину калекой. Нашел себе новую работу – стал продавать страховки против пожара. Его жена-алкоголичка отправлена в сумасшедший дом.
1883 – 1892. Получает лицензию на торговлю табаком в Плюгуффане возле Кемпера. Берет в аренду поле и начинает восстанавливать свое благосостояние. Кормит себя и своих троих детей.
1892 – 1902. Вынужден продать свою табачную лавку. Его дети отказались от него. Живет в трущобах и на чердаках и, «когда позволяет погода», пишет свои воспоминания.
1902. Изгнан из своей съемной «дыры» из-за жалоб на грязь. Заболевает параноидальной манией и пытается покончить с собой. Помещен в психиатрическую лечебницу в Кемпере. Умер в 1905 году в возрасте 71 года.
Дегинье не совсем типичный бретонский крестьянин – грамотный, атеист, интересуется новшествами в сельском хозяйстве. Но мир, который высосал из него силы, был хорошо знаком тысячам людей – мир, где достаток добывается с трудом и может быть потерян по воле случая и где семейные связи слабеют при столкновении с трудностями. Современное издание воспоминаний Дегинье рассчитано на тех, кто чувствует смутную ностальгию по деревенской жизни. Те, кто напечатал ее в наши дни, предполагают, что тема этой книги – «угасание сельской Франции». Они представляют Дегинье читателям как свидетеля «начала распада традиционного бретонского общества». Но на самом деле его воспоминания говорят о совершенно противоположном. Общество, в котором он родился, всегда было на грани катастрофы – не только из-за войны или анархии, но также из-за голода, болезней, плохой погоды, неудач, невежества и миграции. Бедность вытолкнула его родителей на дорогу, страх и зависть сделали его соседей врагами, пожар и феодальные привилегии уничтожили его средства к существованию.
Трудовой путь Дегинье прекрасно отражает суть его времени. Человек, который начал работать мальчиком-нищим, а закончил продавцом страховок, лучше символизирует свою эпоху, чем все знаменитые удачники, которые уехали с родины и если вернулись туда, то лишь через много десятилетий в виде бюста в ратуше или статуи на площади. Когда Дегинье был мальчиком-нищим, он работал на одну хозяйку, жил одним днем и использовал суеверия своих клиентов: люди подавали ему определенное обычаем количество овсяной или гречневой муки потому, что «были убеждены, что получат в сто раз больше», причем не на небесах, а, в буквальном смысле этих слов, в ближайшие несколько недель или месяцев. Продавая страховку против пожара, он работал для компании, имевшей офисы в городе, выполнял установленные процедуры и использовал разумные опасения своих клиентов.
