Теодор Моммзен - Моммзен Т. История Рима.
Таким образом, обстоятельства принуждали обе стороны к коалиции. Правда, недостатка во взаимной личной антипатии не было; победоносный полководец не мог полюбить уличных ораторов, а последние еще менее были рады приветствовать убийцу Карбона и Брута как своего вождя; тем не менее политическая необходимость — по крайней мере на время — взяла верх над моральными соображениями.
Но демократы и Помпей не одни заключили свой союз. И Марк Красс был в таком же положении, как Помпей. И он был сторонником Суллы; но его политика была направлена прежде всего на личные цели, а вовсе не служила господствовавшей олигархии; и он находился теперь в Италии во главе сильной и победоносной армии, с помощью которой он только что подавил восстание рабов. Ему оставался выбор — либо соединиться с олигархией против коалиции, либо вступить в коалицию; он избрал последний путь, бесспорно, более надежный. При его колоссальном богатстве и влиянии, которым он пользовался в столичных клубах, он и всегда был бы ценным союзником, но при данных условиях переход единственной армии, которую сенат мог бы противопоставить войскам Помпея, на сторону агрессивной силы означал огромный успех. К тому же демократы, которым был не по душе союз со всесильным полководцем, были не прочь создать ему в лице Марка Красса противовес и, быть может, будущего соперника.
Так состоялась летом 683 г. [71 г.] первая коалиция между демократами, с одной стороны, и двумя сулланскими полководцами — Гнеем Помпеем и Марком Крассом — с другой. Оба они признали партийную программу демократов; за это им обещано было избрание в консулы на следующий год, а Помпею — также триумф и земельные наделы для его солдат. Крассу же как победителю Спартака — хотя бы часть торжественного въезда в столицу.
Против обеих италийских армий, крупных капиталистов и демократии, соединившихся для свержения сулланского режима, сенат мог выставить только вторую испанскую армию под начальством Квинта Метелла Пия. Но Сулла правильно предсказал, что сделанное им не случится вторично: Метелл, не имея никакой охоты впутываться в гражданскую войну, распустил своих солдат тотчас же после перехода через Альпы. Таким образом, олигархии оставалось лишь подчиниться неизбежному. Сенат дал необходимое для избрания Помпея в консулы и устройства триумфа разрешение. Красс и Помпей, не встретив никакого противодействия, были избраны в консулы на 684 г. [70 г.], между тем как их войска, якобы в ожидании триумфа, расположились лагерем под городом. Еще до вступления в должность в созванном народным трибуном Марком Лоллием Паликаном народном собрании Помпей открыто заявил, что будет поддерживать демократическую программу. Тем самым изменение конституции было в принципе решено.
К упразднению сулланских учреждений приступили со всем усердием. Прежде всего получила свое прежнее значение должность трибунов. Помпей в качестве консула сам внес закон о возвращении народным трибунам их традиционных полномочий, в том числе и законодательной инициативы, — странный дар из рук человека, который более чем кто-либо из находившихся в живых способствовал отнятию у народа его старых прав.
Что касается судов присяжных, то постановление Суллы, чтобы присяжные избирались из списка сенаторов, было отменено, но это отнюдь не означало простого восстановления всаднических судов. Согласно новому закону Аврелия, коллегии присяжных должны были состоять на одну треть из сенаторов и на две трети из лиц, обладавших всадническим цензом, причем половина последних должна была набираться из представителей триб или так называемых эрарных (казначейских) трибунов. Последнее новшество было дальнейшей уступкой демократам, так как теперь хотя бы треть присяжных по уголовным делам косвенным образом избиралась трибами. Если же сенаторы не были совершенно устранены из судов, то причиной этого, по-видимому, были отчасти связи Красса с сенатом, а отчасти присоединение сенатской партии центра к коалиции, в связи с чем и закон этот был предложен братом ее недавно умершего вождя, претором Луцием Коттой.
Не менее важна была и отмена установленной Суллой в Азии системы налогового обложения, также относящаяся, вероятно, к этому году. Наместнику Азии Луцию Лукуллу было дано указание восстановить введенную Гаем Гракхом систему откупов, благодаря чему крупным капиталистам возвращался этот важный источник доходов и могущества.
Наконец, была восстановлена и цензура. На выборах в цензоры, назначенных новыми консулами вскоре после вступления их в должность, были избраны, в явную насмешку над сенатом, оба консула 682 г. [72 г.], Гней Лентул Клодиан и Луций Геллий, устраненные сенатом от командования за неумелое ведение войны против Спартака. Понятно, что эти люди пустили в ход все средства, чтобы угодить новым властителям и досадить сенату. Из списка сенаторов было исключено не менее восьмой части их, целых 64 сенатора, — неслыханная до сих пор цифра, в том числе Гай Антоний, обвинявшийся уже однажды, но безуспешно, Гаем Цезарем, и консул 683 г. [71 г.] Публий Лентул Сура, а также, по-видимому, еще многие из ненавистных ставленников Суллы.
Таким образом, в 684 г. [70 г.] Рим в основном вернулся к порядкам, существовавшим до сулланской реставрации. Опять столичная чернь кормилась за счет государственной казны, т. е. за счет провинций; должность трибуна по-прежнему давала всякому демагогу законное право нарушить государственный порядок; денежная аристократия, державшая в своих руках откупа и судебный контроль над наместниками, снова выдвинулась на первое место наряду с правительством, могущественная, как никогда еще; сенаторы опять трепетали перед приговором присяжных из всаднического сословия и порицанием цензора. Система Суллы, основавшая единодержавие знати на политическом уничтожении торговой аристократии и демагогии, была совершенно разрушена. За исключением некоторых второстепенных постановлений, которые были отменены лишь позднее, как, например, возвращение жреческим коллегиям права кооптации, из всех общих мероприятий Суллы остались в силе, с одной стороны, те уступки, которые он сам нашел нужным сделать оппозиции, как предоставление всем италикам права римского гражданства, а с другой стороны, меры, не имевшие узко партийной тенденции, так что против них не возражали и рассудительные демократы, — сюда относились, между прочим, ограничение вольноотпущенников, регулирование компетенции должностных лиц и материальные изменения в уголовном праве.
Относительно персональных вопросов, возбужденных подобным государственным переворотом, коалиция была гораздо менее единодушна, чем в вопросах принципиального порядка. Демократы, разумеется, не удовлетворялись одним только общим признанием их программы и также требовали теперь реставрации, но в своем духе: реабилитации памяти их умерших единомышленников, наказания убийц, возвращения изгнанников, отмены тяготевшей над их детьми политической дискриминации, возвращения конфискованных Суллой имений, возмещения убытков из имущества наследников и сподвижников диктатора. Таковы должны были, конечно, быть логические последствия полной победы демократии, но победа коалиции 683 г. [71 г.] далеко не была таковой. Демократия дала свое имя и программу, а перешедшие на ее сторону офицеры, и прежде всего Помпей, дали силу для осуществления этой программы, но они ни за что не могли дать своего согласия на такую реакцию, которая не только потрясла бы существовавший порядок до самого основания, но и обратилась бы в конечном счете против них самих, — ведь свежа еще была память о людях, кровь которых была пролита Помпеем, и о том, какими средствами Красс положил основание своему огромному богатству. Поэтому понятно, что коалиция 683 г. [71 г.] ничего не сделала для того, чтобы отомстить за демократов или хотя бы для реабилитации их, но в то же время это свидетельствует о слабости демократии. Едва ли можно считать исключением взыскание еще не внесенных или прощенных Суллой покупателям платежей за приобретение конфискованных имений, состоявшееся на основании особого распоряжения цензора Лентула. Хотя эта мера чувствительно задевала личные интересы многих приверженцев Суллы, она, в сущности, только санкционировала произведенные Суллой конфискации.
Дело Суллы было уничтожено, но этим был только поставлен, а не решен вопрос о том, что будет дальше. Коалиция, связанная лишь общей целью свержения режима реставрации, распалась, если не формально, то по существу, как только эта цель была достигнута. По вопросу же, куда теперь перенесется центр тяжести власти, подготовлялось, казалось, столь же быстрое, как и насильственное решение. Армии Помпея и Красса все еще стояли у ворот города. Помпей обещал, правда, распустить своих солдат после триумфа (декабрь 683 г. [71 г.]), но не выполнил этого, первоначально для того чтобы благодаря давлению, которое оказывала на столицу и на сенат стоявшая под городом испанская армия, беспрепятственно завершить государственный переворот; в таком же положении была и армия Красса. Причина эта уже более не существовала, но армии все еще не были распущены. Дело принимало такой оборот, как будто один из вступивших в союз с демократией полководцев установит военную диктатуру и заключит в оковы как олигархов, так и демократов. Но этим лицом мог быть только Помпей, Красс с самого начала играл в коалиции подчиненную роль; он должен был предложить свое вхождение в коалицию и даже своим избранием в консулы он был обязан, главным образом, гордому заступничеству Помпея. Помпей, значительно более сильный, бесспорно, был господином положения; стоило лишь ему выступить, и он, казалось, стал бы тем, чем его инстинктивно считала толпа, — неограниченным господином могущественнейшего государства цивилизованного мира. Масса раболепствующих теснилась уже вокруг будущего монарха. Более слабые противники его искали опоры в новой коалиции. Красс, движимый обострившейся старой завистью к своему младшему, но настолько превзошедшему его сопернику, сблизился с сенатом и старался привлечь на свою сторону столичную толпу беспримерной щедростью, как будто ослабленная при помощи самого же Красса олигархия и вечно неблагодарная чернь могли еще оказать какую-нибудь помощь против ветеранов испанской армии. Одно время казалось, что дело дойдет до сражения между армиями Помпея и Красса у ворот столицы.
