Федор Раззаков - Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди
Виктория подъехала к месту встречи практически минута в минуту. Увидев ее, Генри повел себя как заправский шпион: оглядевшись по сторонам, он затолкал ее в машину, на которой они отправились в аэропорт. Там Генри приказал девушке подойти к кассе и купить два билета на завтрашний утренний рейс из Москвы в Брюссель. «Почему в Брюссель?» — удивилась Федорова. «Так надо, — ответил Генри. — Когда вы назовете наши имена для регистрации, попросите служащую оказать вам любезность и никому не говорить, что вы летите этим рейсом». Федорова в точности исполнила все его инструкции.
Когда она вернулась в машину, Генри соизволил объяснить ей весь смысл происходящего. По его словам, Брюссель был выбран по нескольким причинам: во-первых, там уже зарезервированы места для них на самолет компании «Сабена», летящий в Нью-Йорк, во-вторых — в Брюсселе имеется один из немногих аэропортов, где есть гостиница для транзитных пассажиров, а это значит, что они смогут отдохнуть между рейсами без предъявления визы, следовательно, никто и знать не будет, что они там. Выслушав его доводы, Федорова поняла, что у этого парня голова работает отлично.
В тот же пятничный вечер 21 марта в доме Федоровых состоялся прощальный ужин, на который были приглашены только избранные: родная сестра Зои Александра, возлюбленный Виктории Борис, подруга Зои Федоровой Зося (они вместе сидели во Владимирской тюрьме) с дочерью, Генри. Поначалу вечер складывался вполне благополучно. Но затем Генри достал из кармана свой портативный магнитофон и попытался задать Зое Федоровой несколько интимных вопросов относительно ее отношений с Джексоном Тэйтом. Хозяйка дома наотрез отказалась это делать, а когда Генри стал настаивать, она призвала на помощь свою дочь:
— Вика, он опять мучает меня своими вопросами!
Виктория попросила журналиста спрятать его технику, а когда он отказался, вспылила: «Тогда уходите домой. Вы меня сердите». В итоге Генри пришлось покинуть вечеринку, что называется, не солоно хлебавши. Прощаясь, он напомнил всем собравшимся, что отъезд состоится завтра в пять часов утра.
В назначенное время Генри подъехал к подъезду федоровского дома на такси. При этом водителю он сообщил, что выполняет официальное поручение по сопровождению актрисы Виктории Федоровой в аэропорт. «Я прошу вас пресекать любые попытки иностранных журналистов приблизиться к ней, — наставлял Генри водителя. — Никто не должен задерживать машину. Вы меня понимаете?». Водитель ответил утвердительно.
Когда Генри поднялся в квартиру Федоровых, там уже все было готово к отъезду. Отправив Бориса проверить, нет ли посторонних лиц возле подъезда, Генри вскоре отдал команду собираться в дорогу. Мать собралась было надеть на себя пальто, чтобы вместе с дочерью отправиться в аэропорт, но Генри ее остановил, сказав, что ей там показываться не стоит: «Вас сразу же все узнают», — объяснил он ей. Зоя заплакала, что окончательно вывело Викторию из себя. Он заявила Генри, что ее мать поедет с ней, и точка. «Вы же сами сказали, что всему миру известно, что мы летим завтра, а не сегодня», — аргументировала она. Видя ее решимость, Генри пришлось согласиться. Правда, одно условие он все же отстоял: мать и дочь должны были попрощаться в машине. Далее послушаем рассказ самой В. Федоровой:
«В машине мы поцеловались, и мамуля расплакалась.
— Почему, мамуля? Почему? Всего три месяца, и я вернусь.
— Знаю, — сказала она, — но это так далеко. Я снова поцеловала ее.
— Не глупи. Представь, что я на съемках в Молдавии или где-нибудь еще, какая разница?
Кивнув, она вытерла слезы.
— Я все понимаю, но не могу забыть тех лет, когда мы были в разлуке. Поэтому мне так тяжко остаться без тебя хоть на минуту.
Генри махнул нам рукой. Мы снова поцеловались.
— Я люблю тебя больше всех на свете, — шепнула я, прижавшись губами к ее щеке, и вышла из машины.
Генри снял с плеча фотокамеру и передал ее мне. Наверно, хотел, чтобы я выглядела как американская туристка. В парике и в огромных черных очках я чувствовала себя полной идиоткой, но зато Генри был доволен…».
Самолет с Викторией Федоровой на борту оторвался от земли в девять часов утра. В тот момент ни она сама, ни ее мать, да и никто другой еще не знал, что Виктория вернется в Советский Союз не через три месяца, а спустя долгие годы. Но вернемся в конец марта 75-го.
Эльдар Рязанов продолжает в поте лица снимать фильм, который станет его лучшим творением, — «Иронию судьбы». Съемки идут в бешеном ритме, практически без выходных, с утра и до глубокого вечера. В одном из павильонов «Мосфильму» были построены декорации двух квартир — Жени Лукашина и Нади Шевельковой, — в которых и велись съемки. В те мартовские дни снимали эпизоды из начала фильма: Лукашин пытается объясниться в любви своей невесте (Ольга Науменко); Лукашин засыпает в чужой квартире; Надя находит в своей постели Лукашина и поливает его водой из чайника; Надя пытается объяснить Ипполиту (Юрий Яковлев), что не знает Лукашина. Вспоминает Б. Брыльска:
«Однажды гримерша, готовя меня к очередным съемкам, сказала: «Барбара, сегодня у вас будет потрясающий партнер — Юрий Яковлев. Его любят все советские женщины». Ее слова меня заинтересовали. Пришла на площадку, жду Яковлева. Появился Юра. Я посмотрела и подумала: «Наверное, у женщин Советского Союза со вкусом что-то не то…». Яковлев прекрасный артист, но как мужчина он меня совсем не взволновал. Готовимся снимать сцену поцелуя. Чувствую, что Яковлев слишком эмоционально настроен. Я иду к Рязанову и голосом, не терпящим возражений, говорю: «Эльдар, что хочешь делай, но с Яковлевым я целоваться не буду!». Тот успокоил: «Не переживай. Я сниму вас с затылка, губ видно не будет».
Возвращаюсь на площадку, а Юра мне говорит: «Барбара, давай целоваться, надо порепетировать. Надо, чтобы все было естественно». Я ему в ответ: «Юра, ты не волнуйся. Целоваться не будем». Он здорово тогда на меня обиделся…».
Тем временем хоккеисты сборной Советского Союза, готовящиеся к предстоящему в начале апреля чемпионату мира и Европы, проводили время на тренировочной базе в Нрвогорске. Причем настроение у спортсменов в те дни было, скажем прямо, не самым лучшим. А причиной этому стала недавняя поездка в Чехословакию, где наши ребята сыграли два матча (18–19 марта) с национальной командой этой страны в рамках турнира на приз газеты «Известия». Обе игры советские спортсмены, что называется, «слили»: 1:6 и 2:4, после чего чехословаки стали во второй раз обладателями почетного приза (в первый раз это произошло в 1970 году). Когда наши хоккеисты вернулись на родину, их ждал отнюдь не теплый приём. Уже спустя пару дней после возвращения игроков сборной вместе с их тренером Борисом Кулагиным вызвали на Старую площадь, в отдел спорта ЦК КПСС, где пропесочили по первое число. И назад в Новогорск хоккеисты возвращались в подавленном состоянии. В этом же автобусе находился и тогдашний корреспондент газеты «Спортивная Москва» Александр Львов, которому главред газеты дал задание взять интервью у кого-нибудь из игроков. Далее послушаем его собственный рассказ о событиях того дня:
«Уже в автобусе было ясно: настроение у ребят не для газетной беседы. А Володя Шадрин — давний мой дружбан — прямо заявил: «Зря ты, Саня, с нами катишь. Не тот момент, чтобы интервью давать…».
Но работа есть работа. Плюс партзадание: газета, в которой я в ту пору работал, была органом того самого гришинского горкома, который городом правил. Ну и заработать, конечно, немного хотелось. Жизнь-то была гонорарная…
На базе громовая тишина. Идет переваривание цековских наставлений. К Мальцеву подошел: «Извини, — говорит, — давай до лучших…». К Петрову сунулся, к Михайлову — то же самое. И тут навстречу… Анатолий Карпов — самый шахматный в мире чемпион. Он к матчу с Фишером здесь же готовился.
Я к нему — так, мол, и так, Анатолий, давайте хоть с вами о хоккее, о мировом первенстве. Повезло. «Давайте, — как-то растерянно говорит он. — А что надо-то?». Тут мой спутник — фотокор Сергей Войков — подсуетился: «А вы на бильярде играете?» — спрашивает. «Да так, не очень, — признается чемпион, — но если надо — попробую».
Ладно, думаю, с хоккеем не вышло, хоть кадр с Карповым интересный привезем. А заодно и Фишера им попугаем. Заходим в бильярдную. А там Валерий Харламов шары в одиночку гоняет. Ну уж Валерка подвести не должен! «Давай, — говорю, — браток, для истории мы вас, двух гениев, щелкнем». — «Что за проблема, — говорит Борисыч, — давай щелкай». И кий Карпову подает. Тот берет его с толстого конца и к столу. Потом сообразил, что по-другому надо, примерился и по шару аккурат попал. А тот возьми да и в одну из шести луз и упади.
— Артист! — отреагировал Харламов. — Несдобровать Фишеру!
А затем аккуратно и свой шарик через весь аршин положил. Ас! Потом ребята подошли. Шутки посыпались. Стали высчитывать, кто кому из двух гениев бутылку должен ставить, кому за ней бежать…
