Зоя Ножникова - Загадочная Московия. Россия глазами иностранцев
На всем нашем пути мы нигде не видали большей толпы детей лет от четырех до семи, как здесь, в Ладоге. Когда некоторые из нас ходили гулять, эти дети толпами шли позади и кричали, не желаем ли мы купить красной ягоды, которую они звали «малина» и которая в большом количестве растет во всей России. Они давали за копейку полную шляпу, и, когда мы расположились для еды на зеленом холме, человек с пятьдесят стали кругом нас. Все, и девочки, и мальчики, были со стриженными волосами, с локонами, свешивавшимися с обеих сторон, и в длинных рубахах, так что нельзя было отличить мальчиков от девочек.
Здесь мы услыхали первую русскую музыку. Когда мы сидели за столом, явились двое русских с лютнею и скрипкою, чтобы позабавить господ послов. Они пели и играли про великого государя и царя Михаила Федоровича; заметив, что нам это понравилось, они сюда прибавили еще увеселение танцами, показывая разные способы танцев, употребительные как у женщин, так и у мужчин. Ведь русские в танцах не ведут друг друга за руку, как это принято у немцев, но каждый танцует за себя и отдельно.
А состоят их танцы больше в движении руками, ногами, плечами и бедрами. У них, особенно у женщин, в руках пестро вышитые носовые платки, которыми они размахивают при танцах, оставаясь, однако, почти все время на одном месте».
* * *Голштинское посольство, продолжал Барон читать Олеария, не спеша двигалось к Москве. Казалось бы, все должно быть спокойно, однако то и дело кто-нибудь попадал в западню:
«Мы ехали на лошадях, а вещи наши и утварь послали вперед на пятидесяти подводах. Этот багаж повстречали на дороге несколько немецких солдат. Они понаведались в корзину с провизиею, выбили дно в бочке с пивом, напились и отняли у нашего конвойного стрельца его саблю. Когда они наткнулись на нас, и сделанное ими дело стало известно, двое из них были сильно избиты нашим приставом, и шпаги и ружья у них были отняты.
Однажды наш повар отправился за две мили вперед для заказа кухни, а мы, из-за плохой дороги, не могли поспеть за ним в тот же вечер, и в этот день нам пришлось провести ночь на поле, без еды.
В эти дни мы встретили также несколько военных офицеров, которые, по окончании войны под Смоленском, возвращались из Москвы. Так, например, на ямской станции Зимогорье мы встретили полковника Фукса, а в Волочке полковника Шарльса с другими офицерами. Когда они пришли посетить послов, их угостили испанским вином. Так как все несколько часов подряд сильно пили, то наш трубач Каспер Герцберг до того захмелел, что спьяна смертельно ранил шпагою одного из наших стрельцов. Раненого мы оставили лежать, дали ему и тем, кто должны были ухаживать за ним, немного денег и отправились дальше.
Мы прибыли в деревню Будово, где живет русский князь. Едва прибыли мы в деревню, как наши лошади начали скакать, лягаться и бегать, точно они взбесились, так что иные из нас оказались на земле раньше, чем самостоятельно успели спуститься. Мы сначала не знали, в чем дело. Когда мы, однако, поняли, что явление зависит от пчел, которых в этой деревне очень много, да почувствовали, что и сами мы не смогли бы обезопасить себя от них, то мы накинули наши кафтаны на головы, выехали деревни и расположились в открытом поле на зеленом пригорке. Позже нам сообщили, что крестьяне раздразнили пчел, чтобы выжить нас из деревни.
Наконец мы достигли последнего села перед Москвою, Николы Нахимского, в двух милях от города. Отсюда пристав послал эстафету в Москву для сообщения о нашем прибытии».
Копорье, из А. Олеария Копорье, поздняя гравюра * * *К счастью, об этом путешествии осталось у Олеария немного и хороших воспоминаний:
«В дороге, когда мы доехали до крепости Копорье, нас прекрасно встретили салютными выстрелами, а наместник господин Бугислав Розен прекрасно угостил нас, накормив в тот же вечер сорока восемью блюдами и разными винами, медом и пивом. Угощений и пиршеств на следующий день было не меньше, но даже еще обильнее и с прибавлением к ним музыки и другого веселья. В три часа после обеда нас с салютными выстрелами и на свежих лошадях отправили дальше. Отсюда поездка шла через двор русского боярина, именем Никиты Васильевича; так как он расположен в семи милях от Копорья, а мы оттуда поздно выбрались, то нам пришлось ехать всю ночь, пока мы прибыли ко двору. Рано утром в три часа[28] боярин нас любезно принял и угостил разными кушаньями и напитками из серебряной утвари. У него были два трубача; при столе, особенно при тостах — чему он, вероятно, научился у немцев, — он заставлял их весело наигрывать. По всему было видно, что это человек веселый и храбрый.
Русский боярин XVII в.Перед нашим уходом он велел выйти к нам своей жене и ее родственнице, которые обе были очень молоды и красивы лицом и прекрасно одеты; их сопровождала некрасивая спутница для того, чтобы еще более выдвинуть их красоту. Каждая из женщин должна была пригубить чарку водки перед господами послами, передать ему в руки и поклониться ему. Русские считают это величайшею честью, которую они кому-либо оказывают, чтобы указать, что гость был им приятен и любезен. Если дружба и близость очень велики, то гостю разрешается поцеловать жену хозяина в уста».
* * *Терпеливо преодолев разложенные на длинной дороге в Москву западни, иностранцы вступали в русскую землю, и здесь начиналось долгое ожидание.
Ожидаем в терпении.
Глава 3
Первым испытанием, подстерегавшим посольства после пересечения границы, оказывался момент встречи хозяевами гостей. Несмотря на то что ритуал официальной встречи был выработан столетия назад и, в соответствии с законами дипломатии, никогда не менялся, иностранные посольства нередко находили в нем повод для недоумения и недовольства.
Первая встреча
Подробнейшим образом о том, как принимают и обходятся в Московии с послами, рассказал Герберштейн:
«Вот как было с нами в 1517 году. Приближаясь к границам Московии, посол отправляет в ближайший город вестника с сообщением, что он, посол такой-то, намерен вступить в пределы Московского государя. Вслед за этим начальник города тщательно исследует, каким государем отправлен посол и какое у него самого положение и достоинство, а также сколько лиц его сопровождает, причем их интересуют имена и отчества всех, даже слуг.
Разузнав это, он посылает для приема и сопровождения посла кого-нибудь со свитой, сообразуясь как с достоинством государя, отправившего посла, так и с рангом самого посла. Кроме того, он тотчас же дает знать великому князю, откуда и от кого едет посол. Посланный встретить посла также шлет с дороги вперед кого-либо из своей свиты, чтобы дать послу знать, что едет большой человек, чтобы встретить его в таком-то месте, и сообщается место. Русские используют титул «большой человек». Этот титул прилагается ко всем важным особам, не исключая князей и знати; они не именуют никого ни храбрым, ни благородным, ни бароном, ни сиятельным, ни превосходным, ни светлостью, ни высокородием или благородием и не украшают их другими какими бы то ни было титулами.
При встрече этот посланный не двигается с места, так что в зимнее время велит даже размести или растоптать снег там, где остановился, чтобы посол мог объехать его, а сам не двигается с наезженной торной дороги. Кроме того, при встрече у них обычно соблюдается следующее: они отправляют к послу вестника внушить ему, чтобы он сошел с лошади или с возка. Если же кто станет отговариваться или усталостью, или недомоганием, они отвечают, что-де ни произносить, ни выслушивать их господина нельзя иначе, как стоя. Мало того, посланный тщательно остерегается сходить с лошади или с возка первым, чтобы не показалось, будто он тем самым умаляет достоинство своего господина. Поэтому, как только он увидит, что посол слезает с лошади, тогда сходит и сам.
В первое мое посольство я ехал от Новгорода на почтовых лошадях. Как только я подъехал к Москве, навстречу мне послали толмача Истомина, который уговаривал меня сойти с коня. Однако я сообщил встретившему меня, что устал с дороги, и предложил ему исполнить то, что надлежало, сидя на лошади. Но он, приведя упомянутое основание, никак не считал возможным пойти на это. Толмачи и другие уже слезли, уговаривая и меня тоже слезть. Я отвечал им, что как только слезет московит, слезу и я. Видя, что они так высоко ценят это обстоятельство, я тоже не захотел выказать небрежение по отношению к своему господину и умалить его значение перед столь диким народом.
Но так как он отказался сойти первым, и из-за такой гордыни дело затянулось на некоторое время, то я, желая положить этому конец, вынул ногу из стремени, как будто собирался слезть. Заметив это, посланный тотчас же слез с лошади, я же сошел медленно, так что он был недоволен мной за этот обман».
