Владимир Колесов - Мир человека в слове Древней Руси
Между тем точно разграничить значения слова животъ очень важно, например, для понимания грамот-завещаний. Вот отрывки из двух псковских грамот XV в.: «Сим я, раба божия Ульяна, ходя при своем животу (1), учинила перепись животу (2) своему да и селу своему... деверю своему Ивану до его живота (3) кормити ему»; «А село свое... даю жене своей Федосьи до живота (3) и до замужества. А если жена моя вторично выйдет замуж или умрет, то брату... а если и брат умрет, то после его живота (1)... приказываю присматривати живота своего (2) жене своей» (Колесов, 1982а, с. 23). В одном и том же тексте, по традиции очень кратком, мы встречаем три (или даже четыре) значения одного слова. В употреблениях с пометкой (1) вместо слова животъ можно поставить равнозначное ему слово жизнь, в употреблениях (2) — слово имущество (причем в некоторых случаях оно обозначает только скотину, в других — все движимое и недвижимое имущество, кроме пашни, земли, т. е. села), в употреблениях (3) — слово смерть. В современной передаче текст будет таким: «при своей жизни я переписала все свое имущество и пашни и даю их на кормление деверю моему до его смерти». Одно и то же слово обозначает и "жизнь", и "смерть". Иногда же трудно определить значение слова, вот как здесь: «а после его живота отдать село [такому-то]» (после жизни? после смерти?). Особенно после XVI в. слово животъ широко отмечается в значении "домашнее животное". К этому значению восходит и современное живот "желудок" — крайняя точка в развитии значений этого старого слова: "существование" — "имущество" — "скот" — "жизнь" — "смерть" — "желудок". Обилие конкретных значений этого слова объясняется тем, что по происхождению оно — прилагательное и как таковое сочетается с самыми разными словами, определяя важный признак выражаемого этими словами понятия. В том и заключалось определенное противоречие в семантике слова животъ: значение корня жи- самое широкое, а значение осложненной основы жи-в-от-ъ, напротив, необычайно конкретное, что и предопределило гибкость в выражении смысла в каждом новом употреблении.
Однако новые условия социальной жизни и развитие мышления требовали сохранить осознанное в Древней Руси противопоставление двух форм жизни: жизнь тела и жизнь духа, а вместе с тем и сосредоточить в каком-то одном слове общее понятие о жизни как бытии. Возможно, со словосложением житье-бытье связан по происхождению и термин бытие (обозначение того самого бытия, которое определяет сознание), хотя он возник довольно поздно, известен в книжной форме (бытие, а не бытье) и является, по-видимому, калькой соответствующего немецкого термина.
Сходным образом изменилось и слово жизнь, также пришедшее из книжного языка. Поскольку оно обозначало жизнь духовную, небесную, все значения, связанные с жизнью физической, земной, по принципу отталкивания постепенно сосредоточились вокруг слова животъ. Многозначность последнего всегда требовала уточнений в контексте, что в конце концов привело к сужению семантики самого этого слова. В результате последовательное сужение значений дошло, наконец, до обозначения органа, который по общему мнению, больше других определяет физическое существование живого существа; в разных славянских языках словом живот называют различные реалии: русские — желудок, кашубы — женскую утробу (дающую жизнь) и т. д. Заменив нераздельность смысла в слове животъ дробностью отдельных понятий, представленных в ряде слов (жизнь — житие — животъ), христианские книжники добились своего: стилистический ранг исконных слов под давлением новых обозначений последовательно понижался, да так, что в конце концов высшей жизни как проявлению духа противопоставленным оказался лишенный духовности скот (животъ — животина), а то и вовсе брюхо (животъ).
Как бы то ни было, но постепенное сужение семантики слова живот (от значения "жизнь вообще" к значению "срок земной жизни", а отсюда через обозначение «границ земной жизни» человека к его «рабочему механизму» — желудку) приводило к тому, что прочие значения этого важного слова переходили к слову жизнь. Последнее стало общим обозначением жизни благодаря не только своей инородности по отношению к русскому языку (в нужный момент это способствовало тому, что оно стало выступать в качестве общего слова), но и своей универсальности. Такую роль слово жизнь сыграло только в русском литературном языке; в польском или чешском, даже в близких к русскому украинском и белорусском литературных языках вместо него главным словом ряда стало слово житье, а у южных славян — живот: совершенно разное представление о сущности жизни как бы отпечаталось в ключевом слове, и теперь незаметно воздействует на сознание каждого народа.
С точки зрения современного мышления, внутренняя противоречивость древних обозначений заключалась в том, что они всегда конкретны и вместе с тем синкретичны по существу. Они включают в себя сразу как бы несколько значений, которые с высоты сегодняшних знаний мы легко расчленяем, но которые в далекие времена были представлены в слове комплексно, нерасчлененно. Все дело в том, как понимать слово, что видеть за ним. Это же зависит не от самого слова, а от уровня мышления, в конечном счете — от уровня развития цивилизации. Совсем не обязательно считать, что сегодня мы богаче и умнее наших предков потому только, что в слове жизнь они видели всего лишь одно значение, а мы различаем по крайней мере десяток. Саму жизнь в духе своего времени они понимали иначе, чем мы, опорные точки членения окружающего их мира были иными, чем у нас. Даже привнесенное церковью раздвоение понятия «жизнь» на духовную и физическую формы закрепилось лишь потому, что соответствовало рождавшимся представлениям самих восточных славян; внешние по отношению к выражению народного духа сочетания и значения слов оказались случайными и ушли — на время или навсегда. На протяжении всего древнерусского периода основным для его представлений был субъект жизни, живое существо — то, что обозначалось словом животъ. Торжество «жизни» над «животом» обнаруживается в XVI в., оно определялось философскими и нравственными поисками книжников того времени. В данном случае слово появилось раньше обобщающего понятия, однако само понятие образовалось у восточных славян, оно не заимствовано. Такова обычная логика развития и старых слов и новых понятий. Сначала множество частных обозначений (жила, жица и др.) сменилось противопоставлением отвлеченных понятий, выраженных словами животъ — жить(е), а затем и эта противоположность была снята философски абстрактным жизнь. Неслучайной оказалась и последовательная смена слов, рожденных от одного глагольного корня. В их семантике отразилась реальная последовательность в восприятии «жизни»: только физической — животъ, по преимуществу нравственной и духовной — житие и, наконец, социально значимой — жизнь.
Но что важнее всего и что становится объектом пристального внимания современного ученого — это постоянное кружение мысли вокруг одного и того же глагольного корня. В неустанном движении, в действии дробится на частности коренной его смысл, но мало-помалу потребность в цельном абстрактном понятии вновь возвращает к необходимости создать самое общее слово, и слово это жизнь. Каждый раз, постоянно обогащаясь конкретным содержанием, все новые степени отвлеченности возносят мысль до новых высот сознания. Человек живя постигает смысл жизни.
ЖИЗНЬ ЧЕЛОВЕКА
Противопоставления старого молодому вполне достаточно для самого общего указания на контраст между пожилым и юным. Это древнейшее противопоставление выражалось многими словами, например: ветхий — новый и т. д. Оно существует и сейчас, как и слова, его выражающие. Юноша — старик (или старец) — так это противопоставление выражается по отношению к людям.
Столь неопределенное, весьма относительное по смыслу и связанное только с физическим существованием противопоставление для средневековья становилось недостаточным. Старым человек мог стать и в 30 лет, юноша же вообще оказывался неопределенным по возрасту: просто "новый". Древний корень *jun-, сохраненный многими родственными языками, имеет значение "молодой, новый" — в противоположность обозначению ветхого (*senos), того, который был прежде, как и обозначение молодого (*mold- "мягкий") противопоставлено обозначению старого (*star- "крепкий"), т. е. зрелого (Фасмер, III, с. 747; ЭССЯ, вып. 8, с. 195—197).
