Владимир Колесов - Мир человека в слове Древней Руси
Отметим еще одну подробность слова врагъ; становясь обозначением беса, оно, уже по христианским понятиям, не может обозначать неприятеля-человека, на смену слову врагъ приходит русская полногласная форма ворогъ. В Древней Руси именно ворогъ — постоянное обозначение недоброжелателя или неприятеля. «А рькуче ему: — Кто тобѣ ворогъ, то ти и намъ!» (Ипат. лет., л. 203, 1174 г.); «А се Игорь — ворогъ нашего князя» (л. 349) и др. Примеров слишком много, как много в те времена враждебных отношений и между князьями, и между их подданными. Возникает также множество слов, уточняющих смысл таких отношений: вражебникъ — кто-либо, враждебно настроенный, в системе понятий это хуже, чем просто «ворогъ»; сувражьники — те, кто поднимаются против кого-либо совместно, и т. д. Когда ключник Амбал и другие заговорщики убили князя Андрея, Кузьмище Киянин, который хотел закрыть тело убитого князя, крикнул ему: «Вороже! сверзи коверъ ли, что ли, что постьлати или чимъ прекрыти господина нашего!» (Ипат. лет., л. 208б). Пример этот примечателен: вчерашние вассалы, слуги одного господина, сегодня уже не могут считаться равными, так как убийца перестает быть другом, он выявил свои враждебные чувства, и потому, конечно же, стал ворогом.
Однако и ворог — не обязательно супостат, который всегда виден. Вот как галицкие бояре кричат князю Владимиру, который вместе с матерью бежал из города: «А се твои ворогъ Настасъка!» (Ипат. лет., л. 201, 1173 г.) — смотри, князь: та, которую любишь и которой веришь во всем, она — самый лютый твой враг: ведьма, ворожея! Только после того, как сожгли Настасью, горожане снова призвали Владимира Галицкого на княжение.
Здесь такая же четкая грань: у «своих» и «чужих» заметнее чужое. Друг и товарищ тоже «свои», и оттого они незаметней в своем отношении к врагу, незаметней оттого, что понятней. Перед высшей силой — противник, перед равным — супостат. Но нет для древнего русича слабого, или нехитрого, или бессильного ворога; злая сила внушает почтение, но ясно одно: враг — не обычный ворог, он другом не станет!
ГЛАВА ВТОРАЯ. ЖИЗНЬ И СВОБОДА
Ибо жизнь — это постоянное движение, и она вращается на месте, если не может двигаться по прямому пути.
Т. Гоббс
ЖИЗНЬ И ЖИТЬЕ
Все, что связано с существованием живого организма и прежде всего человека, славяне обозначали корнем жи-. Корень этот древний, восходит к индоевропейским временам (gi-), форма его жи- уже славянская: в начале нашей эры древнее г заменилось на ж по закону славянской палатализации (русскому живот соответствует, например, литовское gyvata).
Проявления жизни многообразны и бесконечны, и человек в своем сознании прежде всего устанавливает их опорные пункты — с теми непременными ограничениями, конечно, которые определялись уровнем его мышления. Присоединяя один из древнейших суффиксов к корню, постепенно образовывали новые самостоятельные слова, которые закрепляли в коллективном сознании основные признаки текучего и на первый взгляд неуловимого процесса жизни. Теперь же, имея в руках подобные свидетельства разных этапов развития речи и мысли, мы можем восстановить их последовательность и первоначальный смысл:
жиˊла "вена" — для обозначения силы жизни: по вене течет кровь — дарительница жизни, без крови нет жизни;
жилоˊ "жилье" — для обозначения места проживания: пространственные границы существования издавна интересовали людей; впоследствии слово сузило значение, стало обозначать дом;
жиро "пастбище" — для обозначения места пастьбы, ибо скот обеспечивал человека пищей; и это также основной элемент жизни (на что и устремлено особое внимание человека);
жиръ "пища" — для обозначения приготовленной к употреблению, уже сваренной или поджаренной еды;
жито "хлеб; плод" — для обозначения не готовой к употреблению еды, может быть, еще и не собранной, но такой, которая обязательно будет;
жижа "что-либо размельченное" — для обозначения еды, которая особым образом подготовлена (как жертва, приносимая богам в огне);
жица "(волосяная) нить" — для обозначения носителя жизни (символического, но в представлении древнего человека вполне реального).
Интересны два последних слова, поскольку они связаны с тем уровнем сознания, когда непременным участником человеческой жизни были высшие силы: давний предок, древний герой или просто домовой. Выдернутый из головы волосок (жица) олицетворял его владельца. Над волоском можно произвести заклинания, и в результате — околдовать человека, подчинить его своей воле, лишить жизни. Вот почему волосы предпочитали не стричь, за исключением некоторых ритуальных обрядов, например постригов при переходе из одной возрастной группы в другую. Только воины почти полностью сбривали волосы, посвящая свою жизнь и жизненную силу Перуну. Византийцев в свое время поразила прическа князя Святослава: на чисто выбритой голове клок волос на макушке, совсем, как позже у запорожских казаков. Жижа же — от слова жидкий, а это последнее связывали с древнейшими языками, в которых оно обозначало ритуал посвящения богам: "лить в огонь, творя жертву". Жижа обозначало благовония или жир, в жарком пламени возносившиеся к небесам, а не густую грязь в колее разбитой дороги.
И жижа, и жица — слова специального языка — языка магии. Со временем они изменили свое значение, потому что утратилась древняя магия слов, да и сама магия тоже. Впрочем, все приведенные слова в современном языке употребляются в измененном значении. Жито, например, означает определенный вид хлебов — в каждой местности свой: овес, ячмень, просо, греча — то, что когда-то на этой территории могло быть основным, а, возможно, и единственным видом пропитания. Изменилось и слово жир: оно тоже сузило свое значение, хотя общий смысл древнего обозначения остался: ведь именно на жиру готовится всякая пища.
Заключить наш список можно двумя столь же древними словами — жить и живот. Слово жить обозначает процесс и образ жизни; это — не глагол, а имя существительное (которое склонялось как слово нить); слово это родственно инфинитиву жити (современная форма жить), а именно эта глагольная основа и передавала в языке общее значение длительности, процессуальности жизни во всех ее проявлениях. «Да подвижиться земьна жить страхомь» — сказано в самом древнем переводе на славянский язык Псалтыри (Евг. псалтирь, с. 8), и в нем хорошо отражен смысл древнего, утраченного теперь слова. Вполне возможно, что земная «жить» в X в. противопоставлена небесной «жизни»; во всяком случае, Иоанн Экзарх говорит: «Жить бѣаше и жизнь бѣаше» (Шестоднев, с. 4).
Животъ — это имя прилагательное, и перевести его на современный язык можно примерно как "живой"; слово обозначало признак, которым обладало то или иное существо, тогда как жить, будучи глагольной формой, обозначало процесс, а также состояние, в котором это существо пребывало. Обычное для древнего сознания раздвоение внешнего обстоятельства и внутреннего состояния в этом слове как бы обобщает множество прежних — частных — значений, потому что живот — это отчасти и жица, и жила, и даже жито, тогда как жить включает в себя значения всех приведенных слов. Вот только само слово жить казалось слишком неопределенным, поэтому со временем оно осложнилось суффиксом со значением собирательности: возникло слово житье (церковнославянская книжная форма житие), которое вбирает в себя все прежние значения существительного жить, и последнее исчезает.
В древнерусский язык вошли в качестве опорных, выражая родовые понятия, эти два слова — животъ и житье. Все частные, дробные проявления жизни сошлись в отвлеченном и общем обозначении субъекта жизни (животъ) и жизненного процесса (житье). Известны также попытки расчленить как-то некоторые частные значения этих слов, выразить отдельными словами ту мысль, что житье как "тип жизни" (хорошее житье или дурное житье) отличается от житья как "имущества, состояния" (которое обеспечивает такое хорошее житье). В Древней Руси во втором значении употребляются слова зажитье или прожитье, особенно часто у новгородцев — купцов, богатых мужиков, ощущавших потребность в различении материальной и нравственной сторон жизни.
