Михаил Горбачев - Жизнь и реформы
Остальная часть беседы была посвящена в основном внешним аспектам германской проблемы. Тэтчер рассказала о своей встрече (накануне) с Бейкером — они обсуждали ситуацию в Европе в контексте германского объединения. Отметила актуальность создания европейских структур безопасности, роль процесса СБСЕ. Я как бы размышлял вслух о проблемах европейской безопасности, возникших в связи с объединением двух германских государств. Реакция Тэтчер меня обнадежила, укрепила уверенность в том, что решение, которое бы устраивало всех, может быть найдено.
Последняя встреча с Тэтчер в бытность ее еще премьер-министром состоялась в Париже в моей резиденции 20 ноября, во время общеевропейского совещания. Много говорили о ситуации в Персидском заливе. Накануне мы обсуждали эту тему с Бушем, и Тэтчер «одобрила» наши размышления. Отвечая на мой прямой вопрос, призналась, однако, что не верит в возможность политического решения и считает применение военной силы неизбежным. Поэтому она высказалась за то, чтобы новая резолюция Совета Безопасности (о чем у нас был разговор с Бушем) была сформулирована возможно более жестко. Даже посетовала, что американцы «несколько осторожничают». Конечно, говорили, как всегда, о положении в Советском Союзе. Тэтчер не скрывала своей обеспокоенности: как опытный политик она видела подстерегающие нас опасности. Прощаясь на ступеньках у выхода из моей резиденции, тихо произнесла: «Благослови вас Господь!»
В отсутствие Тэтчер проводились перевыборы лидера консервативной партии, и Тэтчер не получила в первом туре необходимого большинства. Она говорила мне, что у нее есть враги. За одиннадцать с половиной лет у власти нельзя, мол, не нажить врагов. Но, похоже, не собиралась сдаваться. Получив в Париже сообщение о результатах голосования, заявила журналистам: вот, мол, вернусь и покажу им! Но вернувшись в Лондон, объявила о своей отставке. Это был благородный шаг. Тем не менее я воспринял его с огорчением.
В конце ноября она прислала мне «прощальное» письмо. Я ответил ей дружеским посланием. Позволю себе привести здесь два ее письма ко мне, связанные с ее уходом.
Послание премьер-министра Президенту М.С.Горбачеву
Уважаемый господин Президент!
Вероятно, к тому моменту, когда Вы получите данное послание, Вы уже услышите заявление, сделанное сегодня утром на Даунинг-стрит, 10, о моем решении освободить место для преемника и подать в отставку с поста премьер-министра, как только парламентская фракция консервативной партии завершит необходимую подготовку к избранию нового лидера партии. Разумеется, я останусь во главе правительства до тех пор, пока не будет назначен мой преемник.
Мне хотелось бы поблагодарить Вас за то великолепное сотрудничество, которое установилось между нами, и большую дружбу, которую Вы проявляли по отношению ко мне в течение всего периода, когда мы с Вами занимали свои должности и когда так многое было достигнуто, и я шлю Вам самые горячие, добрые пожелания на будущее. Я знаю, что мой преемник будет, как и я, придавать самое большое значение отношениям между нашими странами.
Я рада, что мы смогли провести свою последнюю встречу в Париже, и шлю Вам самые лучшие пожелания успеха в осуществлении тех великих реформ, которые Вы проводите. Мы будем по-прежнему следить за Вашими успехами с огромнейшим интересом.
Дэнис вместе со мной выражает Вам и Раисе Максимовне самые теплые чувства и шлет самые добрые пожелания.
Искренне Ваша,
Маргарет ТЭТЧЕРДорогой Михаил Сергеевич,
Я чрезвычайно благодарна, получив от Вас теплое и великодушное послание. С Вашего визита в Чекерс в декабре 1984 года до самого последнего нашего разговора в Париже я помню каждую нашу встречу, которые были чрезвычайно интересны и имели практические результаты. Я верю, что мы вместе действительно внесли вклад в изменение нашего мира. А Ваш собственный вклад является поистине выдающимся. Я разделяю Вашу надежду, что мы сможем и впредь при случае встречаться. Дэнис присоединяется ко мне, посылая Вам и Раисе Максимовне наши самые теплые пожелания.
Искренне Ваша,
Маргарет ТЭТЧЕРМы встретились спустя полгода, в мае 1991 года, когда Тэтчер приехала в Москву — уже в качестве частного лица. Она выступила с лекцией в Институте международных отношений, общалась со студентами, с молодежью. Живо интересовалась обстановкой в стране, задавала много вопросов. Речь зашла о позиции Запада, о «семерке>>, возможности моего участия в лондонской встрече. Тэтчер обещала использовать свое политическое влияние, связи в пользу положительного решения.
На посту лидера консервативной партии и премьер-министра Великобритании проявился большой политический талант Тэтчер. Более того — в масштабах своей страны ей было «тесновато». Стремясь утвердить свою роль в мировой политике, она, надо сказать, сделала много полезного в поддержку нашей перестройки. Конечно, она понимала ее по-своему, как перетягивание Советского Союза на западные позиции, как советский вариант «тэтчеризма». Но искренне хотела нам помочь, мобилизовать усилия Запада для содействия перестройке. А в дни августовского путча подняла голос в защиту демократии и Президента СССР, его семьи.
Нельзя отрицать ее заслуг перед своей страной. Она застала ее в ситуации перманентного отставания от других крупных в западном мире государств. И сумела существенным образом изменить положение Великобритании внутри и вовне. Однако жесткие методы Тэтчер, свойственный ей авторитаризм раздражали даже ее окружение, не говоря уже об оппозиции, приводили к конфликтам. Мне казалось, что с нею могли работать лишь те, кто готов был безропотно мириться с ее стилем и характером. Ее авторитарность проявлялась и во внешней политике, в ее склонности к силовым методам. В кризисных ситуациях она выступала за военные санкции. Даже после ухода из правительства иногда вдруг доходила информация, что она выдвигает идею бомбовых ударов. Эта жесткость проявилась особенно рельефно в ее подходе к кризису в Персидском заливе, о чем я уже упоминал.
Так что для нас Тэтчер была непростым партнером, особенно принимая во внимание ее яростный антикоммунизм, который иногда мешал ей смотреть на вещи более реалистично. Хотя во многих случаях она могла иллюстрировать свои обвинения фактами, которые мы потом сами стали подвергать переоценке и серьезной критике. В общем, защита интересов Запада, его ценностей нашла в ее лице сильного адвоката. В ней много сохранялось от старой Англии, как мы, русские, привыкли это себе представлять, — приверженность традициям, прочным, испытанным ценностям. Во время официальных встреч она была очень- внимательна, вежлива. А когда мы узнали друг друга ближе, то, несмотря на различия во взглядах и политические споры, в ее отношении ко мне, Раисе Максимовне проявлялась настоящая человеческая теплота.
Премьер-министром Великобритании в ноябре 1990 года стал Джон Мейджор — представитель нового поколения политиков. Наше первое знакомство было телефонным: 23 февраля 1991 года я позвонил ему, чтобы информировать об ответе иракского руководства на предложения по урегулированию кризиса в Персидском заливе. Поблагодарив за информацию и прокомментировав ее, Мейджор сказал, что ожидает предстоящей встречи в Москве (договоренность об этом была достигнута заранее), чтобы продолжить диалог, начатый у нас с Тэтчер.
Спустя две недели Мейджор приехал в Москву с рабочим визитом, и состоялось первое наше очное знакомство. За несколько дней до этого закончились военные операции союзных сил в Персидском заливе. Международое сообщество пережило кризис, ставший серьезным испытанием для новых критериев в мировой политике. Перед поездкой в Москву Мейджор встретился с Бушем и Колем. Поэтому переговорам с ним я придавал большое значение: важно было устранить возможное недопонимание с Западом в новых условиях.
Я изложил мотивы нашей позиции в связи с кризисом в Персидском заливе. Подчеркнул, что с самого начала с огромной ответственностью отнесся к тому, как все будут действовать в Заливе. Слава Богу, к этому времени уже была некоторая степень доверия между политиками.
Поступила конфиденциальная информация, признался я Мейджо-ру, что некоторые люди начали в тот момент поговаривать, не пора ли пересмотреть отношения с Горбачевым. Главная задача для меня была в том, чтобы уберечь достигнутое нами в международных делах, в советско-американских отношениях. И мне, и президенту Бушу приходилось испытывать огромное давление. Хорошо, что нам удалось до конца остаться на позициях взаимопонимания. Никому, в том числе и Хусейну, не удалось вбить клин между нами. Это — огромное достижение!
