Михаил Горбачев - Жизнь и реформы
Все-таки усилия в этом направлении предпринимаются. Можно не сомневаться, что совместные действия европейских государств позволят избавить континент от войн. К этой теме я еще вернусь. А пока остановлюсь на двусторонних отношениях с главными актерами европейского процесса в этот период.
Франция: откровенные беседы с Франсуа Миттераном
В декабре 1989 года по инициативе Миттерана у нас состоялась короткая встреча в Киеве. Его интересовала прежде всего моя оценка только что прошедших на Мальте переговоров с Бушем. Вторым крупным вопросом, который мы обсуждали, были события в Германии (Коль только что выступил со своими «10 пунктами» — «нажимной» программой объединения Германии). Не первый раз мы говорили на эту тему, последний такой разговор состоялся по телефону всего за полтора месяца перед встречей в Киеве.
На 20 декабря у Миттерана был запланирован визит в ГДР, и его интересовала моя оценка хода событий.
«Ситуация противоречива, — сказал Миттеран. — Конечно, когда народ проявляет сильную волю, высказывает ее, трудно это не учитывать. Точно так же трудно не учитывать то, что граница между двумя Германиями — это не то же самое, что граница, разделяющая разные народы.
С другой стороны, в Европе никто не хочет, чтобы на континенте произошли глубокие пертурбации в результате объединения Германии, которое неизвестно что принесет. Нам надо совершенствовать свое сообщество на западе континента. Вы должны увидеть, как дальше пойдет дело в странах, входящих в Организацию Варшавского Договора. И естественно, мы должны все вместе работать над дальнейшим углублением общеевропейского процесса. База европейского развития — решения совещаний общеевропейского характера. Необходимо добиться того, чтобы общеевропейский процесс развивался быстрее германского вопроса, обгонял немецкое движение. Мы должны создать общеевропейские структуры. А германский компонент должен быть одним из элементов европейской политики… Это не только моя точка зрения. Так думают практически все европейцы. Они считают, что мы должны вместе идти вперед, чтобы минимизировать германскую проблему. Я не боюсь воссоединения Германии. Но надо, чтобы оно проходило демократически и мирно.
Я сделал, признаюсь, замечание нашим немецким друзьям, выразив удивление по поводу того, что они, выдвигая свои соображения, не упомянули о границах с Польшей. Это — серьезная проблема».
Я согласился с Миттераном, так как наш подход был таким же в отношении перемен и на Востоке, и на Западе. И в том, что касается новой ситуации в германском вопросе.
Он должен рассматриваться в контексте общеевропейского процесса, найти в нем свое место.
К германскому вопросу мы с Миттераном вернулись во время его визита в Москву в мае 1990 года. Восприятие этой острой проблемы в нашем обществе, в том числе и мое собственное, претерпевало быструю эволюцию. Если еще пару лет назад я считал практическое решение этого вопроса делом будущего, то теперь стремление немцев в обеих частях Германии к воссоединению страны стало таким мощным, что надо было это учитывать, чтобы не сорвался весь европейский процесс.
Вопрос был не в том, чтобы блокировать объединение, а в том, как, какими темпами, на каких условиях этот процесс будет идти. Как он отразится на ситуации в Европе, к каким последствиям приведет с точки зрения интересов безопасности нашей и общеевропейской. Этот вопрос задавали себе не только в Москве, но и в Варшаве, Праге, Брюсселе, Гааге, Лондоне и в других столицах. И конечно, в Париже.
Несмотря на официальную поддержку со стороны НАТО и ЕЭС, отношение к тому, что происходило в эти месяцы в Германии, было весьма неоднозначным. Об этом я могу судить на основании моих личных встреч со многими западноевропейскими политиками.
Суммируя мои тогдашние впечатления, можно сказать так: большого энтузиазма не испытывал никто, в разных странах были разные представления о том, какими методами и в каких масштабах следует реагировать на происходящее.
На определенном этапе у меня возникло ощущение, что Бонн форсирует процесс объединения при поддержке США, пытаясь поставить остальных перед лицом свершившихся фактов.
Миттеран довольно ясно дал понять, что, по его мнению, в сложившихся условиях ставить вопрос о неучастии объединенной Германии в военно-политических союзах или об одновременном участии в НАТО и ОВД — дело малоперспективное.
Едины мы были в том, что в качестве условий воссоединения должно быть обязывающее заявление германской стороны о нерушимости восточных границ объединенной Германии, ее однозначный отказ от всяких притязаний на обладание ядерным, химическим и другими видами оружия массового уничтожения, а также нераспространение зоны действия НАТО на территорию ГДР и неразмещение здесь натовских войск.
В ходе проявилось общее понимание необходимости синхронизировать насколько возможно развитие общеевропейского процесса и германского объединения.
Миттеран, пожалуй, как никто другой, остро чувствовал необходимость форсировать общеевропейское сотрудничество в этот переломный период. Мне особенно импонировала его способность подняться выше сиюминутных проблем и заглянуть за политический горизонт, широко и масштабно очертить перспективы. Тонкий аналитик, он трезво оценивал не только позитивные, но и потенциально опасные последствия головокружительных темпов перемен в Восточной Европе.
Мы оба исходили из того, что в любом деле, а в политике особенно, опасно разрушать старое, не создавая одновременно нового. Обвальный характер крушения коммунистических режимов в Восточной Европе, роспуск Варшавского Договора, а затем и СЭВ породили новые проблемы, о которых тогда мало кто задумывался.
Стремясь разом перечеркнуть прошлое и начать жизнь, что называется, с новой страницы, многие из политиков, пришедших к власти на волне демократических перемен, готовы были вместе с водой выплеснуть и ребенка. В то время как Западная Европа шаг за шагом продвигалась по пути углубления интеграционных процессов, в восточной части континента развернулись центробежные тенденции. Шел стремительный разрыв традиционных связей — политических, экономических, торговых. Лозунги национального возрождения с удивительной быстротой трансформировались в национализм и сепаратизм. Словно из небытия всплывали старые территориальные споры и претензии. Уже стоял перед глазами пример Югославии и Нагорного Карабаха. Вовсю шли разговоры о разделе Чехословакии. Венгрия и Румыния готовы были силой выяснять отношения из-за Трансильвании. Появился лозунг «великой Румынии», включающей территорию Молдавии.
Я сказал Миттерану, что для меня все эти факты являются свидетельством возникновения новых источников напряженности, дополнительным аргументом в пользу того, что с реализацией планов общеевропейского сотрудничества следует спешить. Если не канализировать процессы в рамках общеевропейской кооперации и общеевропейских структур, то в скором времени мы можем столкнуться с опасной ситуацией. Попросил конкретизировать выдвинутую Миттераном идею «европейской конфедерации», поделиться соображениями о том, как можно ее перевести в план практической политики.
Обмен мнениями убедил, что не только анализ ситуации, но и концептуальные наши подходы в основном совпадают.
«МИТТЕРАН. Перед завтрашней Европой может возникнуть несколько опасностей. Первая — страны Восточной и Центральной Европы достаточно слабы. Каждая из них может вступить на путь поиска неупорядоченных соглашений или же оказаться в трагической изоляции. Вторая опасность — развал многих из этих стран, а в результате дробление всей Европы, превращение ее в хаос государств, из которых ничего не слепишь.
У вас в СССР и еще больше в Югославии тоже дают себя знать центробежные тенденции. Необходимо любой ценой продумать создание структур, которые позволили бы удержать все эти движения, предложить им иной выход из положения.
В целом я за то, чтобы придать активную жизнь структурам СБСЕ в духе Парижской хартии. Считаю, что в этом плане имеет место отставание. Развивая общеевропейский процесс, мы должны быть благоразумными. Иначе возродятся старые расколы. Ведь существуют традиции, история, идеологии.
Вы предложили прекрасное выражение — общеевропейский дом. Этот дом должен включать всех, без изъятия. Там надо говорить и об окружающей среде, и о технологии, экономике, культуре, а затем мы логично перейдем к политике. Европейские сообщества начинались с экономического объединения, но теперь мы говорим обо всем. Это хороший пример.
Я употреблял понятие «конфедерация». Можно, конечно, предложить что-то другое. Но иметь общее учреждение, общую структуру надо. И если даже потребуется девять лет для того, чтобы от отдельных переговоров перейти к такой структуре, то это совсем не так долго. Может быть, мы с вами пустим поезд, а другие встретят его на вокзале.
