Эдуард Шарапов - Судоплатов против Канариса
Наш связной перешел линию фронта и передал разведчику приказ о расконспирации и само задание. И вот наконец радиограмма: «В лесной глуши к северу от Минска стекаются группы уцелевших немецких солдат».
Около двух тысяч человек под командованием подполковника Шерхорна находились в районе, указанном весьма неопределенно.
Разведчику сразу же приказали наладить радиосвязь с затаившимся отрядом, сообщили соответствующие частоты и код, но до сих пор все попытки оставались тщетными — по-видимому, у Шерхорна не было передатчика. Главнокомандующий уже посчитал невозможным найти и вернуть отряд. Ему посоветовали обратиться за помощью к моим «специальным частям».
— В состоянии ли вы выполнить подобное задание? — спросили встретившиеся со мной офицеры.
Я с достаточным основанием дал утвердительный ответ, зная, что эти офицеры и их коллеги были бы счастливы вернуть своих друзей, затерявшихся в русском цунами. В тот же вечер я вернулся на самолете в Фриденталь, и мы принялись за дело.
Моей службой в считаные дни был разработан план под кодовым названием «Браконьер». Его реализация началась. Прежде всего предстояло решить многие технические проблемы. Проект предусматривал создание четырех групп, каждая из которых состояла из двух немцев и троих русских. Людей вооружили русскими пистолетами и снабдили запасом продовольствия на четыре недели. Кроме того, каждая группа была снабжена палаткой и портативной радиостанцией. Все члены группы были на всякий случай переодеты в русскую военную форму, обеспечены удостоверениями, пропусками и т. д. Всем пришлось привыкнуть к русским сигаретам, в вещмешке у каждого имелось несколько ломтиков «русского» черного хлеба и советских консервов.
Все были подстрижены почти наголо в соответствии с военной нормой советских солдат. В последние дни перед вылетом всем пришлось расстаться с привычными предметами гигиены, включая даже бритвы. Вот такая подготовка была проведена. Теперь двум группам предстояло прыгнуть с самолетов восточнее Минска, почти точно посредине между городами Борисов и Червень, продвинуться на запад и обследовать бескрайные леса в этом районе. Если не удастся обнаружить отряд Шерхорна, надлежало самостоятельно добираться к линии фронта. По замыслу две другие группы должны были десантироваться между Дзержинском и Витией, приблизиться к Минску и обшарить обширный сектор вплоть до самого города. Если поиски останутся бесплодными, им тоже следовало пробиваться к линии фронта. Мы отдавали себе отчет, что сей план является лишь теоретическим руководством, и предоставили всем группам достаточную свободу действий: изначальная неопределенность не позволяла предусмотреть все детали операции, и потому им было дано право действовать по собственному разумению в соответствии со сложившимися обстоятельствами. Нам же оставалось уповать на радиосвязь, которая в случае успеха позволяла передавать новые указания. После обнаружения отряда Шерхорна следовало соорудить в занятом им лесу взлетно-посадочную полосу. Тогда можно было бы постепенно эвакуировать солдат на самолетах.
Уже в последних числах августа первая группа поднялась в воздух на «Хейнкеле-111».
С лихорадочным нетерпением ждали мы возвращения самолета — ведь предстояло пролететь более 500 километров над вражеской территорией (к тому времени линия фронта проходила через Вистюль). Поскольку подобный полет мог состояться только ночью, истребители не могли сопровождать транспортный самолет. В ту же ночь состоялся сеанс радиосвязи между разведчиком и группой.
«Скверная высадка, — докладывали нам парашютисты, — попробуем разделиться. Находимся под пулеметным огнем».
Это было все сообщение. Видимо, группе пришлось отступить, бросив передатчик.
Между тем дни и ночи проходили, а из радиопередатчика доносился лишь негромкий треск атмосферных помех. Ничего больше, никаких вестей.
В начале сентября была отправлена вторая группа. По возвращении самолета было доложено, что парашютисты прыгнули точно в указанном месте и приземлились без происшествий. Однако следующие четыре дня и ночи радиопередатчик молчал.
…Оставалось единственное объяснение — еще один провал, еще одна катастрофа. Но на пятую ночь наше радио, от которого ждали хоть каких-нибудь признаков жизни, уловило ответ. Сначала пошел настроечный сигнал, затем особый сигнал, означавший, что наши люди вышли на связь без помех (нелишняя предосторожность: отсутствие сигнала означало бы, что радист взят в плен и его силой заставили выйти на связь). И еще великолепная новость: отряд Шерхорна существует и его удалось обнаружить! На следующую ночь подполковник Шерхорн сам сказал несколько слов — простых слов, но сколько в них было сдержанного чувства, глубокой благодарности! Вот прекраснейшая из наград за все наши усилия и тревоги!
Через сутки после принятого сообщения вылетела третья пятерка с унтер-офицером «М» во главе. О судьбе этой группы немцы так и не узнали никогда. И как ни пытались радисты искать их позывные в эфире, группа не объявилась. «М» исчезла в бескрайних русских просторах.
Ровно через двадцать четыре часа вслед за группой «М» на задание отправилась и четвертая группа «Р». С этой группой повезло, радисты четыре дня регулярно выходили на связь с ней. После приземления направилась в сторону Минска, но не могла держаться строго этого направления, поскольку то и дело натыкалась на военные патрули. Иногда группа встречала дезертиров, которые принимали шедших в ней людей за товарищей по несчастью. На пятый день сеанс связи с группой «Р» неожиданно прервался. Мы даже не успели сообщить им координаты отряда Шерхорна. Вновь потянулось тревожное, нестерпимое ожидание. Каждое утро Фолькерсам грустно объявлял: «Никаких вестей от групп „Р“, „М“. Наконец через три недели мы получили телефонограмму откуда-то из района литовской границы: „Группа „Р“ перешла линию фронта без потерь“. Как и следовало ожидать, отчет „Р“ чрезвычайно заинтересовал разведывательные службы. Ведь случаи возвращения германских солдат с занятых русскими территорий были крайне редки… Переодетому лейтенантом Красной Армии командиру „Р“ достало смелости проникнуть в офицерскую столовую и получить обед. Благодаря безукоризненному знанию русского языка он оказался вне подозрений. Несколькими днями позже „Р“ добралась до наших передовых частей…
Немецкое командование, все еще желая сохранить отряд Шерхорна, старалось удовлетворять наиболее насущные его нужды. Более трех месяцев отряд, находившийся в полной изоляции и лишенный буквально всего, требовал побольше медицинских препаратов, перевязочных средств и врача. Прыгнувший с парашютом врач при приземлении в темноте разбился, сломал обе ноги и через несколько дней скончался. …В течение двух-трех ночей 200-я эскадрилья высылала по нескольку самолетов для снабжения затерянного в лесу лагеря. К сожалению, ночная выброска материалов не могла быть точной: зачастую спускаемые на парашютах контейнеры опускались в недоступных местах или оставались ненайденными в лесных зарослях, хотя солдаты Шерхорна вели непрерывные поиски. Тем временем совместно со специалистами эскадрильи мы подготовили план эвакуации, решив использовать в качестве аэродрома обширную лесную поляну, обнаруженную невдалеке от лагеря Шерхорна. Операцию решили проводить в октябре, в период наиболее темных безлунных ночей, наметив в первую очередь вывезти на самолетах раненых и больных, а уж затем здоровых. К Шерхорну направили специалиста по быстрому развертыванию взлетно-посадочных полос в полевых условиях. Но едва начались подготовительные работы, как русские мощным ударом с воздуха сделали выбранное место непригодным. Пришлось изыскивать другой способ. После переговоров с Шерхорном решили, что отряду следует покинуть обнаруженный лагерь и совершить 250-километровый переход на север. Там в окрестностях Дювабурга, возле прежней русско-литовской границы, находилось несколько озер, которые замерзали в начале декабря. Когда лед достаточно окрепнет, озера превратятся в подходящие аэродромы для транспортных самолетов. Проделать столь долгий путь в тылу врага — дело непростое. Шерхорн предложил разделить отряд на две маршевые колонны. Первой, под командой моего офицера С, надлежало идти прямо на север. Вторая, под командованием Шерхорна, должна была идти параллельным курсом, но немного позади. Следовало снабдить людей теплой одеждой и прочими необходимыми материалами. (Хорошо еще, что Скорцени не написал о своем личном присутствии в лесу и о беседе с Шерхорном. — Э.Ш.) Для двух тысяч человек такая операция требовала огромного количества вылетов. Мы. послали им девять радиопередатчиков, чтобы при дроблении отряда каждая часть имела бы связь с другими и с нами.
Поздней осенью 1944 года колонны немцев медленно потянулись на север. Телег было мало, на них с трудом разместили больных и раненых. Кто мог, шел пешком. Переход оказался намного более длительным, чем предполагалось. В среднем за день преодолевали чуть более десяти километров. Шерхорн был вынужден то и дело останавливать отряд для отдыха на день-другой. Иногда за неделю не удавалось пройти и сорока километров. С другой стороны, не обходилось без кровопролитных схваток с русскими военными патрулями, число погибших и раненых росло с каждым днем, и темпы продвижения, естественно, снижались. Мало-помалу все мы, успевшие хорошо узнать русских, теряли последние надежды. Шансы Шерхорна на возвращение в Германию были до ужаса малы.
