Борис Зотов - По следам золотого идола
- Вы, вы, - без всяких церемоний показал он пальцем на Александра, Андрея и, чуть поколебавшись прицелился в меня, - и вы! Ясно! Пойдете на деляны, лесосеки. Минполосы делать. Очищать! А вы двое, - он указал сразу двумя пальцами правой руки на стоящих рядом Липского и Вершинину, - на звероферму!
- Вы полагаете, что я не выдержу тяжелой работы, - обиженно сказал Липский, - но я бы хотел быть вместе со всеми.
- На звероферме тоже тяжелая работа, - вмешался Павел, - клетки чистить. Запах один чего стоит! Что у росомахи. Я же говорил, у нас прохладной работенки не бывает.
- Ладно! - подвел итоги Иванов. - Писать! Заявления! Быстро!
Он достал из стола и дал каждому по листу толстой зеленоватой бумаги и жестом указал: садитесь, мол, чего терять время даром, действуйте. Сам он снова вскочил, сделал несколько шагов по комнате, энергично взмахнул маленьким крепким кулаком.
- Вы говорите! Звероферма что, наше хозяйство что? Пушнина идет в Москву, на базу. Так? А с базы куда? Не знаете? С базы - за границу. Что получше, конечно. А на эти деньги мы строим заводы! Знаете, сколько завод стоит? Миллиарды! Север осваивать надо? Цветной металл брать, нефть брать, газ брать!
- Когда сможем приступить к работе? - спросил Андрей.
- Сегодня! После обеда! - пронзительно выкрикнул директор. - Павел, чтоб инструктаж по технике безопасности, понял?
Павел утвердительно кивнул, и оформление на этом закончилось. Иванов и впрямь был человеком дела, держался
очень просто, так сказать, с открытым забралом и, как всякий простой открытый человек, был уязвим со всех сторон. Мне он понравился. Мы вышли из конторы.
- Паша, а что это за минполоса, о которой говорил Иванов?
- Минерализованная полоса, защитная, ну, чтобы пожар не распространялся. Тайга-то горит...
- Раз я не вымахал физически, значит, меня можно и на задворки, в обоз, - хорохорился Митяй.
Вся наша компания стояла около конторы, рядом с доской "Наши ветераны". Первой в верхнем ряду была фотография Иванова в штатском костюме с боевыми наградами.
Я прямо ахнул: одних орденов штук семь или восемь!
- Наш директор - героический человек, - сказал Пашка, - как начнет другой раз про войну рассказывать - беда-а! Никаких романов не надо. Прожжен тремя пулями, а осколки и посейчас в нем сидят.
- Я преклоняюсь перед такими людьми. - Инга очень серьезно рассматривала фото.
- Да, это поколение сделало свое дело, - задумчиво сказал Андрей, и мне ясно послышался не произнесенный им вслух вопрос: а как мы? Выдержим, если придется пройти через такое же испытание? Сколько раз я задавал этот же вопрос себе!
Павел сиял. Он гордился своим директором.
- Ну-тк, - выдержав паузу, заговорил он, - теперь давайте на обед или там куда вам надо, а после соберемся здесь, у конторы. Должен подойти леспромхозовский КрАЗ, вот на нем мы и поедем на работу. А тебе, Инга, - на ферму. Это близко. Удивительное, должен сказать, дело. Девушка. Девушка! И в тайгу ходит, не боится.
- А чего бояться? - тряхнула литой волной волос Инга.
- А волков? - прищурился хитро Павел.
- А волков как раз в глухой тайге нет, - с вызовом сказала Вершинина, - волки держатся вблизи жилья, жмутся к дорогам, в общем, к человеку.
- Ты смотри, пра-авильно. Откуда узнала? На таежницу ты не похожа. Мамина дочка.
- Хм! Ну, отец говорил. Он начинал на Северном Урале, там во время войны был построен большой завод.
- А что, ла-адно.
Двинулись по улице. По-прежнему все застилал дым, солнца не было видно совершенно.
- Эх, парни! - сокрушенно сказал Яковенко. - Проканителился я сегодня, опять скучный будет обед. А так хотелось рыбки на ушицу наловить, не сига хоть или там нельмы, хоть плотвички. Перед работой надо ублажить желудок. Это обязательно.
- А кто ж тебе мешал порыбалить? Встал бы пораньше, и с богом.
Ребята, переговариваясь, шли посредине улицы, а я, чуть приотстав, задумался. Иванов-то! Вот как, оказывается, можно ошибиться в человеке, если смотреть только на внешность. Такая невзрачная, мелкая фигура, почти комедийные ухватки, а поди ж ты... Нам тысячу раз, наверное, говорили в школе, что в человеке все должно быть прекрасно. Должно! Может быть, в этом все дело? Долженствовать - глагол, имеющий здесь устремление к будущему, к идеалу, он не охватывает всего, так сказать, разнообразия, что каждодневно преподносит нам реальная жизнь. А тут еще повлияло, наверное, то, что дома мы привыкли к образу героя, каким он предстает в мемориале Сталинградской битвы на Мамаевом кургане, - мощным суровым атлетом, настоящим богатырем, и невольно думалось, что только такие люди и могли совершать великие подвиги.
Теперь до меня дошло и укрепилось окончательное мнение, что героическая песня войны была спета хором, составленным из разных - высоких и низких, сильных и слабых - голосов, - это был великий всенародный хор.
ЗАПИСЬ 5
Гулко, с присвистом выпустив воздух, КрАЗ остановился у магазина. Мы полезли в просторный кузов прямо по огромнейшим колесам, цепляясь за борта и помогая друг другу. Между ящиками с каким-то грузом сложили инструмент топоры, лопаты, бензопилы, и машина тронулась.
Пашка был неразговорчив, хмур даже, его круглые пунцовые щеки опали и посерели.
- Что, положение ухудшилось? - внимательно вглядываясь в его лицо, спросил Андрей.
- Угу. Ветер пошел сильней, огонь прорвался через минполосу, что делали леспромхозовцы. Сейчас главное - сделать и отстоять последний рубеж, а не то Слобода окажется под угрозой. Эх, сколько же леса выгорает, сколько зверья гибнет!
- А из-за чего загорелось?
- Поди спроси! Лето такое, дождей было мало... За последние десять пятнадцать дней один только и был дождь, и то прошел полосой. Сухо, вот и горит. Тут что? Конечно, бывает, само загорится или от молнии, но это на самый край. А так - кто-то костер не залил, кто-то окурок не потушил, кто-то запыжил патрон войлоком - бац, и готово.
- Кстати, Валька Кислый, - вспомнил я, - имел привычку таким шикарным жестом отшвырнуть куда попало недокуренную сигарету.
- Вот-вот. Может, из-за него и горит, чтоб ему ни дна ни покрышки. Мы и замков-то не знали, пока эти бичи не появились. И почему это жулья всякого еще так много! - в искреннем недоумении округлил глаза Пашка.
- Я тоже размышлял над этим, - сказал аспирант, - и пришел к парадоксальному выводу: чем больший процент общества составляют честные люди, тем легче жулику, ибо люди все больше и больше привыкают видеть в каждом, с кем сталкивает их жизнь, честного человека, привыкают доверять каждому. Понимаете, опыт общения этому учит. На Западе, как мне рассказывал знакомый журналист, наоборот, люди все больше и больше получают негативный опыт общения с посторонними. Там вам не откроют дверь, если вас не знают, женщина в собственном доме не войдет в лифт с незнакомым мужчиной, а если на улице вечером кто-то приближается, то первым делом хватаются за газовый пистолет, выстрел которого мгновенно выключает сознание человека на три-четыре минуты. Там...
Мы так и не узнали, о чем еще рассказал шефу приятель-журналист, потому что КрАЗ сильно встряхнуло и мы куда-то ухнули. Едва машина с воем выбралась из ямы, началась кое-как проложенная по подсохшему болоту лежневка. Здесь так трясло, что наши души были готовы вылететь из бренных тел. А тут еще взбунтовался груз. Пришлось своими телами, как на амбразуры, кидаться на скачущие по кузову ящики, чтобы не остаться без ног.
К счастью, вскоре наш КрАЗ, последний раз ухнув, остановился. Здесь, на просеке, уже кипела работа. Тарахтели бензопилы, мощно ревел бульдозер, гоня перед отвалом мешанину из дерна, земли, разной древесной мелочи и оставляя за собой серую полосу мертвого грунта. Просека была узкая, давнишняя, густо поросшая березняком и таежными низкорослыми травами кислицей, майником и еще какими-то, названий которых я не знал. Здесь и там виднелись ажурные нежно-зеленые перья папоротника.
Нас рассортировали по бригадам, приставили к опытным местным рабочим. Меня взял в подручные Павел. Махнув рукой вдоль просеки, где клубилась мгла, он обрисовал нашу задачу так:
- Видишь, просека заросшая, старая. Ее еще геодезисты делали для своих, значит, дел. Им было к спеху, тут все захламлено порубочными остатками, сушниной - самое оно для пожара. Чтобы огонь не перекинулся поверху, будем просеку расширять, сосну валить. Пошли. Вон там наша делянка, впереди бульдозера.
Взвалив пилу на плечо, он крупно зашагал по рубчатому следу, оставленному гусеницей бульдозера. Обогнав лязгающую железом разгоряченную машину, мы прошли еще немного по просеке и остановились около высокой сосны. Пашка сбросил пилу на землю.
- Вот, смотри сюда, - начал показывать он, - пила называется "Дружба". Знаменитая, брат, машина! Была признана лучшей в мире - легкая, удобная. Ее авиаконструкторы делали, красавицу нашу. Сейчас мы ее запустим.
Павел наклонился, дернул, мотор фыркнул два раза и заработал.
