Валентин Костылев - Иван Грозный (Книга 3, Невская твердыня)
Хмельной поп Рудольф Кленхен погрозился на женщин пальцем и сказал им тихо, вероятно, что-нибудь непотребное, ибо все женщины смущенно захихикали, закрыв лицо ладонями.
Один из дворян вскочил с места и, подняв свою чашу, громко провозгласил тост за русского великого князя.
Поднялись с места все находившиеся в палате.
Московские люди, не понимая восклицаний, которые то и дело раздавались в толпе быстро опьяневших мужчин и женщин, чувствовали себя великими грешниками. Шевригин крепился, стремясь и во хмелю в полной мере сохранять свое достоинство посла.
Чем дальше шла гульба, тем теснее льнули к московским гостям охмелевшие черноглазые женщины, и тем сдержанней становились Шевригин и его друзья. Особенно осмелели они, столпившись около Игнатия Хвостова.
- Неужели, - крикнули они попу Рудольфу, - в Московии все красавцы не умеют пользоваться близостью красоток?
- Москва - не Ватикан! - с пьяной грубостью ответил поп.
Зато Франческо Паллавичино совершенно потерял голову и куда-то исчез с одной из девиц у всех на глазах.
- С него пример не бери, - хитро улыбнувшись, сказал Шевригин. - Он итальянец.
Рудольф взял под руку Шевригина и, пошатываясь, вышел с ним в сад.
- По-русски говорят: "спасибо!" Так и я тебе скажу. Давно уж не приходилось мне веселиться. Его святейшество папа Григорий - суров... Он... не любит распутства и пьянства... Он трудился над искоренением еретичества в Европе... Ему хочется окатоличить даже домашний скот, кур и петухов. Нет таких средств, которых бы он чуждался. Варфоломеевскую ночь он праздновал, будто пасху... Во все страны он разослал своих людей. Они поднимают Ирландию против королевы Елизаветы. Они помогают испанскому Филиппу сеять смерть среди лютеран... И к вам он пошлет... обязательно пошлет иезуита... передай царю, что я говорю, а за это не забудь меня... Я бедный, одинокий... Меня некому пожалеть.
На глазах Рудольфа выступили слезы.
- Только молчи... Никому не говори моих слов о папе. Не то меня сожгут... Живьем, без всякого сожаленья... О вашем царе болтают разные страсти, но где больше ужасов, чем у нас?.. Я думаю, в аду менее строгие порядки, чем у римских первосвященников... В аду жарят на огне грешников, в Риме - праведников. Вся земля объята смутой, везде льется кровь по милости пап! Только молчи!.. Никому не говори!
Из палат Медичи неслись дикие выкрики, визг женщин, хохот, звон посуды...
Над головой в темно-синем небе светились жемчугом мириады звезд. Где-то вдали звенели струны гитар.
Шевригин тихо сказал попу Рудольфу:
- Служи нам... Батюшка государь озолотит тебя...
Поп скромно промолчал, затем, глубоко вздохнув, сказал:
- Я уже начал служить... Скажи об этом своему великому князю...
II
В палате дворца Медичи - Истома Шевригин и Игнатий. Шевригин тихо говорит, Игнатий пишет:
"Кардиналы суть советники папы, его вельможи... Те люди прилагают усердие к возвеличению власти папы и, к тому же, каждый из них втайне норовит быть сам папой... Кардиналы носят красные шапки, а сам папа венец... Тот венец называется тиарой... Кардиналов много, около шести десятков, почитай. Кардиналы, что были монахами, могут жениться, а те, что не были монахами... не могут. Они держат при себе непотребных женок, именуемых "любовницами"... При папском дворе многое множество подобных женок, кои кормятся около папского престола... А в каких мерах они с теми кардиналами и прочими священниками - о том грешно писать... блудницы искушали и моих подьячих Васильева Антошку и Голубева Сережку... И хотя оба подьячих во хмелю были, но колдовству их не поддались... Поведал мне один ихний человек о покойном ныне папе Александре Шестом... А рассказы те передать не имею сил... Тот папа даже дите имел от родной дочери. Лукреция ее прозывали. Прости нас, господи, куда мы попали!.. Тут даже грехами торгуют... На разные грехи - разные цены. У них сколь хочешь греши, потому что от греха можно потом откупиться, не как у нас. А доход идет в пользу папиной казны. А он богат и дюже скуп... Сказать попросту: народ здесь у папы неверующий, по названию токмо христианский, многие попы больны дурною болезнью, и коли не государева бы воля, во всю бы жизнь я к папе оному не поехал, ибо враг вокруг нас так и ходит, так и толкает в пропасть грехопадения..."
Послышался шум. Игнатий испуганно спрятал написанное за пазуху.
Явился сам Медичи, одетый в шелковые одежды; от него пахло розовым маслом. Он был весел. Его сопровождало несколько ватиканских дворян. Раскланявшись, Медичи поздравил Шевригина с предстоящей аудиенцией у его святейшества.
- Сегодня после полудня святой отец изволит пригласить вас в свои покои для беседы с его святейшеством... Надеюсь, что благородные синьоры пожелают соблюсти необходимый ритуал. О том в Ватикане благородным синьорам будет указано особо.
Шевригин и Хвостов учтиво поклонились в ответ на эти слова Медичи.
- Московские люди - верные слуги своего государя, - сказал Шевригин. - А батюшка государь наш, царь всея Руси Иван Васильевич, посылая нас, велел почтить его святейшество исконно обычными у нас на руси знаками великого почета, как и прочих владык, дружественных его величеству, нашему государю... Господь бог умудрит достойно собеседовать с его святейшеством.
Медичи, стоя неподвижно, с лицом, выражавшим почтительное внимание, выслушал слова Шевригина, а выслушав, поклонился:
- Я передам его святейшеству приветливые слова благородных синьоров, послов государя.
Переводчиком при этом разговоре был вчерашний католический священник Рудольф Кленхен, которому во время происходившей накануне попойки Шевригин тайком подарил золотую чарку. Уйдя вместе с Медичи, он вскоре вернулся и попросил у Шевригина вина. Тот с охотою стал угощать каноника.
- Любезен ты нам, Рудольф, простотой своей. Не похож на тех, что ходят к нам, - добродушно похлопывая Кленхена по плечу, сказал Шевригин. Одарим мы тебя, коли будешь держать нашу сторону.
Он налил вина ему и Хвостову.
- Поведай нам что-нибудь о папах. Нам нужно побольше знать о святейших правителях, чтобы было что государю потом доложить.
Рудольф тяжело вздохнул, выпил свое вино и, обтерев широким рукавом губы, покачал головою:
- Теперь уже не то, что было, далеко не то! Ограбили немцы Рим. При Клименте Седьмом на Рим напали шайки реформистов. Осадил нас своим голодным войском Карл Бурбонский... У него было пятнадцать тысяч немецких ландскнехтов. А вожаком их был Георг Фрундсберг. Этот немец ненавидел папу. Он носил при себе золотую веревку... Добивался повесить на ней святейшего. Папа бежал в замок Ангела. В ту пору Рим попал в лапы к немцам. Они грабили все, что только находили. Они крали и убивали, сколько их душе было угодно. Немец Вильгельм фон Зандицелл в одежде римского папы нарочно разъезжал перед замком Ангела. Немцы, одетые кардиналами, кричали: "Мы заставим тебя, безбожный папа, слушать нашего императора!.. Мы сделаем Лютера папой".
Продолжая потягивать вино, Рудольф с досадой махнул рукой:
- Не было ума у того папы Климента, не было и счастья. Сатана, видимо, надоумил его отлучить от церкви английского короля - деспота Генриха Восьмого... Генрих со всей страной после этого отрекся от Рима, а папа потерял "грош святого Петра" - ежегодный налог, который английское государство платило папе... А это значит: тридцать восемь миллионов гульденов убытка! Но теперь в Ватикане уже не так.
Сокрушенно вздыхая, Кленхен поглотил десятую чарку вина.
Он встал, поклонился и, сказав, что ему нельзя находиться долго в отлучке, ушел.
За окном царило солнце. Благоухали в саду цветы. Апельсиновые деревья разомлели. По краям окон спускались гирляндами листья плюща и дикого винограда. Вокруг них, казалось, трепетала дымка нежной испарины. На статуи в саду садились ярко-желтые одурманенные теплом бабочки. Где-то по соседству орган играл духовные песни.
- Что-то долго не идут наши подьячие!.. - сказал, глядя в окно, Шевригин.
Он послал их вместе с Франческо Паллавичино за книгами для царя. Вчера один из вельмож приказал ватиканскому библиотекарю выдать из книгохранилища, как дар его святейшества государю Ивану Васильевичу, книги на сербском и греческом языках, которые печатались в Ватикане по желанию самого папы Григория. В них было подробное изложение споров на Флорентийском и Тридентском соборах.
Игнатий Хвостов на слова Шевригина отозвался шутливым замечанием:
- Тридентский собор восемнадцать лет длился. Не беда, коли наши подьячие немного и задержатся...
- Восемнадцать лет?! - удивился Истома, обернувшись.
- Иезуиты хозяйничали на нем... Могла ли от таких споров быть прибыль реформатам? Папа всех перехитрил.
- Да, власть тут, видать, поповская!
- Война братоубийственная в здешних царствах... Ихняя распря на долгие годы. Меняют веру с пролитием крови, с яростью звериною. И убивают кощунственно: с крестом и молитвою.
