Денис Абсентис - Христианство и спорынья
Вернемся к интересному момент, не подмеченному профессором Лиенхардом в работе историка искусства Диксон — причин присутствия на картинах Босха мандрагоры. Наличие мандрагоры — главного средневекового лекарства для борьбы с эрготизмом — только добавляет картинам Босха реалистичности. Надо помнить, что применение мандрагоры, как сосудорасширяющего средства для лечения отравления спорыньей, было вполне логично для облегчения физических симптомов эрготизма. А с психическим аспектом все происходило наоборот — на галлюцинации от алкалоидов спорыньи накладывались галлюцинации от мандрагоры, многократно увеличивая эффект. На фоне этого вся «странность» картин Босха мгновенно улетучивается.
* * *Реалистичность изображений Босха подтвердили и медики, решившие поставить диагноз калекам с его рисунка «Процессия калек». Три бельгийских врача — Ян Декекер, Ги Фабри и Людо Ванопденбосх — исследовали рисунок Босха из королевской библиотеки им. Альберта I в Брюсселе (в отчете рисунок ошибочно подписан как принадлежащий Венской Альбертине, где находится очень похожая работа). Выяснилось, что одним из наиболее распространенных заболеваний оказалось отравление спорыньей, а не проказа, как считалось ранее.
«С медицинской точки зрения, человеческое страдание из-за эрготизма лучше всего и очень реалистично отражено в картинах и рисунках Иеронима Босха, Питера Брейгеля старшего и Матиаса Грюневальда. Эти живописцы часто документировали несчастную жизнь калек», — считают авторы статьи «Следы эрготизма и изображение человеческих страданий средневековом искусстве».
Но не только мандрагора, ампутированные ноги и калеки в творчестве Босха намекают на эрготизм и спорынью. Не реже встречаются на его картинах мельницы.
* * *Ртутные лужи мыслей быстро растут, испаряясь в мозг
Пружинка закручена плотно. Черти — за иконостасом
На горизонте — мельница пылает крылами. Сущий Босх.
Свои картины Босх писал в определенное время, на определенной основе, в них вплетены и сказки, и песни, и легенды и поверья народа. Искусствоведы находят в картинах Босха множество интерпретаций голландских пословиц и поговорок. Например, рисунок Босха «У леса уши, у поля глаза…». — это условное название представляющее нидерландскую пословицу с моралью — «…поэтому я молчу» и т. д.
Но Босх, похоже, знал, что он хотел сказать своими творениями, по крайней мере об источнике вдохновения он не молчал. Он говорил — в своих картинах. Святой Антоний… Ни одному другому святому Босх не уделил столько внимания. Чем это было вызвано? Возьмем для примера одну из самых известных работ — триптих «Искушение Святого Антония» (1505—06 гг., дерево, масло, Национальный музей древнего искусства, Лиссабон, Португалия)
В триптихе «Искушение св. Антония» изображен мир мерцающих на фоне неба призрачных видений и отвратительных созданий, ползающих среди мрачных развалин. Эти фантастические образы могут заключать в себе множество скрытых смыслов, но расшифровать их совсем не просто. Левая часть триптиха написана в красновато-коричневой цветовой гамме; напряженность лишь немного смягчается голубыми отблесками. С большим трудом можно обнаружить фигуру св. Антония, окруженного колдунами, которые, вероятно, служат черную мессу.
Нас интересует правая створка: «Святой Антоний и Дьяволица». И не святой Антоний, отводящий взгляд от обнаженной, стыдливо прикрывающей ладонью лобок Дьяволицы привлечет наше внимание. И не подзывающие его пирующие бесы, и не дракон во рву. Интереснее город-ад, где из круглой башни извергается пламя и …голландская мельница, не слишком-то, по мнению искусствоведов, вписывающаяся в общую картину.
Можно, конечно, попытаться объяснить «мельницу в аду» отражением мифов (и реальной практики) человеческих жертвоприношений для увеличения урожая. Хотя сейчас в реальной жизни человеческие жертвы заменяются на животных, как, например, в практике «племен холмов» в северо-восточных областях Ратанакири и Мондулкири в Камбодже, или на петухов, как в Перу, тема «красной пшеницы» вечна и, например, реинкарнировалась в 2004 году в очередном тупом американском ужастике «Свежая кровь» (Slash), разве что пшеница была заменена на кукурузу (ну, это уже местная специфика), а вот размалывание человеческих тушек и поливание кровью полей для улучшения урожая, похоже, архетипично:
Однако идея любви и плодородия постоянно соседствовала (во многом из-за центрального положения зерна в мифах о воскресающей и умирающей растительности) с идеей смерти; в месопотамском летнем обряде оплакивали Таммуза, кости которого смолоты в мельнице и развеяны по ветру. Отметим и смоделированный по образу мельничного здания домик Бабы-яги, отмечающий вход в подземное царство, а также мотив мельницы в аду, прослеживаемый от раннесредневековой ирландской литературы до творчества Данте и Босха. В некоторых фольклорных традициях предметом обработки могло стать не только зерно, соль, золото и т. д., но и человеческое тело. К Либрехт, изучивший мрачную тему «красной пшеницы», пришел к выводу об отражении в ней древних обрядов человеческого жертвоприношения, осуществляемого с помощью зернотерки.
Еще один вариант символических мельниц — так называемая мельница гостий, в соответствии с евангельским уподоблением Христа пшеничному зерну (Иоанн, 12, 24). Петр Вайль в своей книге «Гений места» писал, что мельница в голландских пейзажах — и аллегория таинства евхаристии, и напоминание о многоступенчатом освоении мира. «В иконографии евхаристическую мельницу обычно окружали фигуры евангелистов, ссыпающих зерно из мешков в воронку, а под нею располагались отцы церкви, держащие свитки с толковательными надписями и принимающие в подставленный потир младенца Христа с гостиями в качестве атрибутов… Символика евхаристической мельницы претендовала на вселенскую масштабность, тесно связанную с космологическим смыслом таких предметов церковной утвари, как дискос». Церковный дискос — это блюдо с младенцем Христом, так что истоки такой мельницы явно прослеживаются в доктрине Священного Каннибализма.
Масленкова Н.А, отмечая в своей диссертации роль евхаристической мельницы: «человек у нее причащается святых тайн, ищет свой путь. Но традиционная мельница гостий — всего лишь посредник, а причащающийся обращается через нее к Богу и разговаривает с ним», недалека от истины. В средние века, правда, именно «мельница гостий» помочь общаться с Богом не могла — гостии делались из хлеба белого, и для «общения с Богом» лучше подходил хлеб черный. Со стороны же «чистого» Священного Каннибализма евхаристическая мельница — часть ритуала евхаристического пресуществления. И в этом смысле связана с вышеупомянутой «красной пшеницей» и христианскими мучениками. «Измолотый зубами зверей, подобно пшеничным зернам на мельнице, мученик становится евхаристической материей, полностью причастной обожающей плоти Христа» — писал известный патрист, профессор Свято-Сергиевского богословского института в Париже, Оливье Клеман (Olivier Clement). А в средние века все уже связывали мельницу с ведьмовством, там творящимся. Мельник-колдун стал распространенным персонажем фольклора. С чего бы это? Но вернемся к Босху.
Мельницы у Босха изображаются не «сами по себе», а соседствуют со Св. Антонием и его «огнем». С мнением, что большинство фантастических видений, запечатленных на картинах Босха, вызваны галлюцинациями вследствие отравления спорыньей, согласна большая часть искусствоведов. В составленных ими списках найденных в картинах художника символов, среди таких как, например:
Закрытая книга — тщетность знания в столкновении с людской глупостью
Уши — сплетня. Висячие уши — глупость.
Ключи — знание и т. д.,
присутствуют и прямые ссылки на спорынью:
Летающие чудовища — посланцы дьявола, галлюцинации отравившихся спорыньей.
Пламя — адский огонь, отравление спорыньей.
Босх использовал потрясающие изображения огней и пожарищ на фоне многих из его картин. Но если пламя — «антонов огонь» — указывает на эпидемии эрготизма, то вносящая в картину диссонанс мельница, быть может, указывает на происхождение этого огня? А ведь Босх рисовал картины лет за 80 до первого упоминания спорыньи Лоницери (1582 г.), и почти за триста лет до опубликования предположения о связи эрготизма со спорыньей. Босх знал? Или, что более вероятно, этот «диссонанс» мельницы существует только в головах искусствоведов, а для современников Босха мельница — это вполне органичная часть ада? Ведь мельница всегда была «домом нечистой силы». В любом случае, мельницы — настоящие, игрушечные и объятые «огнем Антония» — будут постоянно присутствовать в работах художника, как ключ к безумию его картин.
