История Великого мятежа - "лорд Кларендой Эдуард Гайд"
Ролф привез в Лондон письмо от коменданта Гаммонда, в котором тот ручался за его честность и пространно исчислял его заслуги перед государством. Осборн также явился к решетке Палаты лордов, где подтвердил под присягой все свои прежние показания и обязался представить новые доказательства. Палате общин не хотелось продолжать разбирательство, но возмущенный народ так громко этого требовал, что после долгих проволочек Палата постановила передать дело коллегии присяжных в Вестминстере. Туда, в качестве единственного судьи для этого округа, коммонеры послали своего верного и испытанного пристава Уайлда, и в его присутствии в список присяжных, коим предстояло теперь судить Ролфа, была включена большая часть заседателей, в свое время признавших виновным капитана Берли. Осборн и Доусетт (отпущенный под залог для участия в процессе) явились, чтобы обосновать свое обвинение и под присягой сообщили все, что слышали от Ролфа (изложенное нами выше).
Обвиняемому (если можно так называть того, чью свободу ничем не ограничили), вопреки закону и принятому в подобных случаях обычаю, предоставили в качестве адвокатов сразу двух юристов. Впрочем, он и не нуждался в адвокатах, ибо лучшим его защитником был сам судья, который объявил присяжным, что им предстоит разбирать дело величайшей важности, а потому они должны действовать с особой осмотрительностью; что было время, когда слова и намерения действительно считались доказательствами измены, однако Господу не угодно, чтобы так было теперь.
Способен ли кто-нибудь знать наверное, вопросил судья, что эти двое, Осборн и Доусетт, не собирались бежать с королем, а Ролф зарядил свой пистолет не для того, чтобы защитить Его Величество? А может быть, они хотели увезти короля, чтобы вовлечь его затем в новую войну? Заблуждаются те, вещал присяжным судья, кто полагает, будто король находится ныне в заключении — нет, Парламент печется единственно лишь о безопасности короля, дабы предотвратить дальнейшее пролитие крови. После столь мудрых наставлений большое жюри вынесло вердикт о прекращении дела за отсутствием состава преступления.
Когда комиссары, участвовавшие в переговорах с королем на острове Уайт, возвратились в Парламент, обсуждение их отчета в Палате общин затянулось на много дней. Следовало решить главный вопрос — является ли ответ, данный королем на предложения Парламента, удовлетворительным? Прения по нему велись со всей злобой и язвительностью, коих можно было ожидать от людей, охваченных той одержимостью, какая владела тогда обеими сторонами.
Сэр Генри Вен-младший открыл дебаты чрезвычайно дерзким вызовом, объявив, что в этот день коммонеры узнают и определят, кто им друг, а кто враг, или, выражаясь понятнее, кто из членов Палаты принадлежит к партии короля, а кто стоит за народ. Затем он перешел к обычным своим жестоким нападкам на особу короля и на издревле установленное правление. Он указал коммонерам, что их склонили к отступлению от прежде с твердостью ими принятых резолюции и декларации о прекращении всяких сношений с королем — после коих королевство управлялось самым мирным образом и начало вкушать сладость республиканских порядков, которые они сами намеревались учредить и уже начали было учреждать. Он напомнил членам Палаты, что, несмотря на жалкое положение, в котором находится ныне король, им так и не удалось убедить его дать им хоть какие-то гарантии безопасности — напротив, король оставил за собой полномочия, позволяющие ему (или, во всяком случае, его потомству) осуществлять свою власть прежним, то есть тираническим, образом. Он заявил, что им теперь не требуется ничего, кроме собственной воли и решимости, чтобы превратить англичан в счастливейшую нацию на свете. Для этого, сказал Вен, они должны, не теряя более времени, вернуться к прежней своей резолюции и прекращении всяких сношений с королем, без его участия установить систему правления и сурово покарать тех, кто нарушил их мир и покой — дабы примерным этим наказанием внушить страх всем остальным и навсегда отбить у них охоту к повторению подобного рода дерзких попыток.
Речь Вена была, по-видимому, встречена крайне неодобрительно — насколько можно было судить по тому ропоту, который обыкновенно показывает настроение Палаты и по которому ее члены пытаются предугадать возможный успех тех или иных предложений. Вступление к ней и переход к основной части вызвали резкие возражения, как и нахальное высокомерие, с которым посмел он разделить Палату на партии и судить о преданности ее членов интересам народа лишь по тому, соглашаются они или нет с его собственными взглядами и мнениями. А поскольку Вен позволил себе неслыханную дерзость, то ему не следовало обижаться, если его противники поступили подобным же образом, и другой коммонер, заявивший, что он лично от нынешней смуты ничего не выиграл, имел точно такое же право разделить Палату на партии и утверждать, что в предстоящих прениях обнаружится, что здесь есть люди, которые проиграли от войны, или, во всяком случае, ничего не выиграли.
Пока в Палате шли дебаты по этому вопросу — продолжавшиеся несколько дней — шесть офицеров, прибывших из главной квартиры в Виндзоре, куда армия была переведена накануне или тотчас после завершения переговоров на острове Уайт, представили Палате свою обширную Ремонстрацию. В ней армия требовала, чтобы Палата не вела впредь никаких переговоров с королем, но вернулась к прежней своей резолюции о прекращении всяких сношений с ним и со всей поспешностью установила новый порядок управления государством. Армия также требовала, чтобы главнейшие виновники недавней смуты были преданы суду (прочие, по должном подчинении и раскаянии, могли получить прощение); чтобы был назначен твердый срок для возвращения в Англию принца Уэльского и герцога Йорка, а в случае их отказа явиться они были объявлены находящимися в изгнании изменниками; чтобы настоящий Парламент был распущен и народ мог избрать новых представителей, которые будут управлять всей нацией и защищать ее интересы; чтобы впредь ни один король не был допускаем к власти иначе, как по выбору народа и в качестве его доверенного лица, полномочия коего ограничиваются и определяются представительным собранием. В Ремонстрации присутствовали и другие ни с чем не сообразные пункты, которые именно по причине своей нелепости и неосуществимости не слишком беспокоили Парламент.
Зато Парламент чрезвычайно встревожило и даже внушило ему самые мрачные предчувствия известие о том, что какой-то офицер забрал короля из Карисбрук-касла и увез в Херст — замок, расположенный неподалеку, но в столь ужасной и нездоровой местности, что солдат тамошнего гарнизона часто приходилось менять ради их здоровья. Еще до завершения переговоров полковник Гаммонд отправил немало писем Парламенту с просьбой уволить его с поста коменданта острова Уайт и освободить от обязанности вести надзор за особой короля. По-видимому, настойчивые просьбы Гаммонда вызвали раздражение у офицеров, и на него стали смотреть с подозрением. И как только переговоры окончились (но еще до представления комиссарами отчета Палатам) Гаммонда сняли с должности и послали на остров другого полковника, и приказом овладеть особой короля и доставить его в Херст-касл.
Известие это Палата получила в разгар прений об ответе королю, после чего, отложив все споры на сей счет, коммонеры немедленно постановили, что захват особы короля, а также его заключение в качестве пленника в Херст-касл были произведены помимо их указаний и без их согласия, каковая резолюция не вызвала ни малейших возражений, ведь никто бы не посмел открыто признать, что это он дал подобное указание. Затем Палата велела составить письмо к главнокомандующему, в котором объявлялось, что распоряжения и инструкции, полученные полковником, захватившим особу короля, противны резолюциям Палаты и данным ею полковнику Гаммонду инструкциям, а потому Палате угодно, чтобы главнокомандующий отменил эти распоряжения, а начальство на острове Уайт вновь принял полковник Гаммонд. Однако главнокомандующий, не обратив внимания на их жалобы и приказы, потребовал уплаты причитавшегося армии жалованья и объявил, что если необходимые для расчета по долгам суммы не будут отправлены немедленно, то ему придется двинуть войска вперед и подойти с ними к Лондону.
