Михаил Богословский - Дневники. 1913–1919: Из собрания Государственного Исторического музея
7 ноября. Суббота. Читал в Университете о присоединении Финляндии149 и о войне 1812 г. На все на это слишком мало времени, а можно бы сделать только из этих двух тем целые курсы. Вообще, следовало бы каждый год приготовлять что-нибудь совершенно новое для чтения, а прочитанное печатать. Это было бы идеально. Увы – если бы можно было преподавать только в одном Университете. После лекции беседа с И. И. Ивановым о нашей внешней политике XIX в., а затем заседание Совета, на котором М. К. Любавский докладывал о своей поездке в Петроград по делу о топливе. Ему там было во всем отказано. Гензель – помощник П. И. Новгородцева по заведованию топливом150 – в дополнение изобразил печальную картину: в лесах дрова есть, но нельзя их оттуда вывезти, т. к. нельзя кормить лошадей – весь овес реквизирован. В Донецком бассейне избыток каменного угля, но он оттуда не вывозится, т. к. нет вагонов. Есть и злоупотребления. Слушая эти речи, проф. Розанов сказал, что ему становится холодно. Впрочем, температура зала, нагретая присутствием 51 человека, не превышала 12°. Но все же все это как-нибудь в конце концов «образуется».
Бывают отчаянные положения, кажется, вот уже совсем безвыходные, и, смотришь, человек из них все-таки как-то выпутывается. Так и с Университетом. Куплены уже 6 лошадей, и Университет сам будет возить дрова со станций. Вечером дома, чувствовалась усталость.
8 ноября. Воскресенье. Утром занялся несколько биографией Петра, но успел написать немного. Пришел А. П. Басистов и принес нам с Миней по пирогу, подумав, что мы именинники. Он у нас завтракал и рассказывал подробности о заседании у попечителя по поводу реквизиции учебных заведений и о резкой речи Иванцова151. После его ухода я опять работал над биографией. Затем гулял и занес Яковлеву два своих курса и третью часть учебника152. Вечером у нас Богословские. Миня воевал со «своей мамой» из-за подаренного ему А. П. Басистовым пирога. Холь сообщил известие, впрочем, неизвестно откуда взятое, о том, что будто бы Румыния не пропускает наших войск.
9 ноября. Понедельник. Пишу в гостинице в 11 час. вечера после плохо прочтенных лекций и работы над «Выходами царей»153 для биографии Петра и чтения Барсукова о жизни Строева154. Дивная погода, белый снег, лунная ночь и тихо. Я плохо читаю, между прочим, и потому, что читаю два разных курса и веду четыре разных семинария, а мысль всецело направлена на «Биографию». Внимание рассеивается. Так разбрасываться нельзя!
10 ноября. Вторник. Читал утром лекцию о Галицкой земле, и несколько лучше. В профессорской обсуждалось известие о победе сербов155, но главный интерес в этой среде теперь, кто будет Киевским митрополитом на место только что скончавшегося Флавиана. И в самом деле, передвижка епископов, открывающаяся со смертью митрополита, может, и очень серьезно, задеть Академию, если будет перемена и на московской кафедре. Приехав в Москву, шел домой пешком по линии бульваров. Вечером у нас Маргарита с мужем – теперь уже подпоручиком – и много рассказов о войне. Ко мне заходил Фортунатов по поводу программы его экзамена.
11 ноября. Среда. Удалось утром поработать над Петром – редкий случай за последнее время. Должен был ехать на совет Академии, но послал письмо, что не буду. Вечером после семинария дома, а затем ради великолепной погоды – большая прогулка. Получены книжки «Старых годов» и «Русской старины»156.
12 ноября. Четверг. Утро опять удалось посвятить Петру, и никто не мешал. Днем с четвертого часу у нас – идеал женственности Л. С. Живаго с Таней. Рассказывала о своей поездке в августе в Гомель через Брянск. Вечер за чтением Д. Цветаева. В газетах – трамвайная катастрофа на Трубной площади.
13 ноября. Пятница. До 2 час. дня читал «Дворцовые разряды»157, совсем как бы перенесясь в жизнь XVII столетия. Был очень оживленный семинарий на Высших женских курсах, где разбираем дворянские наказы. Вечер опять за «Дворцовыми разрядами».
14 ноября. Суббота. Все утро за «Дворцовыми разрядами» с редкой интенсивностью. Приходил, впрочем, Марков, кончивший Духовную академию и издавший переписку Победоносцева с Субботиным в Чтениях ОИДР158. Это издание он представил в Академию в качестве магистерской диссертации. Если бы дело шло о степени магистра для Победоносцева или Субботина – другое бы дело! Но работа Маркова выразилась только в комментариях исключительно справочного характера. Я говорил Громогласову и Покровскому, чтобы посоветовали ему взять диссертацию обратно, что кто-то из них, видимо, и сделал. Нас это избавляет от неприятнейшей обязанности писать отрицательный отзыв и отвергать книгу. После завтрака я завел Миню в мастерскую Россолимо и отправился в Университет на заседание стипендиальной комиссии с Челпановым, М. Н. Розановым и Софинским. Распределяли так называемые «стипендиальные пособия» студентам, по 50, 30, 20 и 15 рублей единовременно. Что это за деньги теперь, когда пара калош стоит 4 р. 50 к.! Из Комиссии я снова зашел за Миней, и мы к величайшей его радости отправились в писчебумажный магазин Аралова заказать штемпель с нашим именем, отчеством и фамилией. Туда и обратно до дому шли пешком. Вечер за книгой Покровского М. Н. «Очерк истории русской культуры» – где много остроумия, знания, легкомыслия и марксистского схематизма.
15 ноября. Воскресенье. Весь день, не выходя, за «Дворцовыми разрядами», которые кончил. Вечер у Богоявленских, куда отправился пешком. Сильный мороз и ветер.
16 ноября. Понедельник. Поездка к Троице на лекции. Сегодня великолепная, тихая, ясная, морозная погода. 2 академических часа в Академии состоят из 70', и для этого надо было затратить 31/2 часа в вагоне да 11/2 ч. в трамвае. Впрочем, на обратном пути сесть на трамвай не удалось, т. к. в них была какая-то задержка, и всю дорогу от вокзала до дома я прошел пешком, наслаждаясь морозным воздухом. Вечером намеревался идти в заседание Юридического общества159 на доклад П. И. Беляева о крестьянском прикреплении160, но все же от путешествия почувствовал значительную, хотя, впрочем, и приятную усталость, и остался дома за чтением книги Покровского. История культуры распластывается в ней по заранее заготовленным шаблонам, весьма банальным.
17 ноября. Вторник. Длинное заседание факультета. М. Н. Сперанский читал около часу свой отзыв о книге Шамбинаго, написанный туманно, расплывчато и водянисто, с неоднократными утомительными повторениями, однако содержавший указания [не только] на отрицательные стороны книги, чего мы ожидали, но и на положительные, и последних было немало. От заключения, т. е. заслуживает ли книга быть допущенной, он странным и глупым образом воздержался. Второй отзыв приват-доцента Орлова также продолжался более 50 минут, но был составлен ясно, конкретно и дельно и хорошо прочтен. Затем началось обсуждение. М. Н. Розанов обратил внимание на положительные части отзыва Сперанского и указал, что противоречия между отзывами нет. Далее я говорил о трех различных элементах книги: разборе текстов песен, исторических комментариев и гипотез. Третьим выступил Брандт, передавший свои впечатления от книги весьма благоприятные и сообщивший отзывы В. Ф. Миллера. Готье сказал два слова об отличии второй редакции книги от первой, заключающемся в умножении подстрочных примечаний. Любавский очень тонко и дипломатично перекинул Сперанскому золотой мост, сказав, что М. Н. [Сперанский], конечно, воздержался от решительного заключения из сознания лежащей на нем ответственности и из уважения к факультету. По мере всех этих речей Сперанский, сидевший вначале нахмурившись, стал все более расцветать, пришел в благодушное настроение и казался уже самым расположенным к Шамбинаго другом. Так все кончилось с этой книгой благополучно. Разумеется, что, если бы Сперанский встретил в ком-либо поддержку, он наклонился бы в отрицательную сторону своего отзыва. Вот удобство таких отзывов и за, и против без определенного решения. В том же заседании выбрали секретарем факультета С. И. Соболевского, причем шестеро наших левых положили ему черные шары, при 13 белых. Домой я пришел в 8 часу, утомленный. Была мысль о том, как ввиду этого утомления провести вечер, как вдруг позвонил по телефону Д. Н. Егоров и пришел к нам. Он что-то раздраженный и озлобленный и в глубине души, я все более ясно это замечаю, тоскующий по Университету – единственному учреждению, где его талант действительно мог бы быть приложен с пользою.
18 ноября. Среда. Работал над Петром. После завтрака отправился подписаться на новый военный заем161, удачно попал в Сберегательную кассу, когда было уже немного публики, и подписался на 2000 рублей. Капля в общем море, но ведь и море составляется из капель. Таким образом, всего моих денег в военных займах 5000 рублей. Это единственное, чем я непосредственно участвую в войне, памятуя завет Петра Великого: «Денег, как возможно, собирать, понеже деньги суть артериею войны»162.
