Глеб Носовский - Том 1. Сенсационная гипотеза мировой истории. Книга 1. Хронология Скалигера-Петавиуса и Новая хронология
Географическим названиям? С очень большими сомнениями. Для примера: попробуйте перечислить все известные вам названия Черного моря (от древности до наших дней), удесятерите полученное количество, а потом осознайте, что у него было еще больше имен. И наоборот. Если названо: Рим, или Троя, или Вавилон, или Неаполь, или Красное море — это совсем не значит, что речь о том городе или о том Красном море, о которых мы подумали.
Событиям? Да, пожалуй. Только на них и можно опираться, но тоже с осторожностью: в пересказе, при переписывании из хроники в хронику местный военный конфликт может (на бумаге) вырасти в крупную войну, переименование города — превратиться в его закладку и т. п. Иными словами, может сильно меняться масштаб события, но, по крайней мере, не суть его. Поэтому основой наших исследований будет прежде всего сопоставление событий. К числу их относится и такой материал, на удивление мало искажавшийся при переписывании из хроники в хронику, как время правления любого монарха. Пусть изменилось его прозвище, пусть ему приписали чужие деяния, пусть между ним и его сыном вклинились еще несколько царей, пусть даже его собственную страну наименовали по-чужеземному, но длительность его правления, скорее всего, не исказилась, разве лишь на год-другой. Парадоксальный факт: хронологии, как таковой, мы не доверяем, но в то же время эти числа (имеющие к хронологии прямое отношение) обнаруживаем достаточно устойчивыми.
Впрочем, и недоверие к датам, именам, географическим названиям тоже не может быть абсолютным. Лучше вооружимся принципом: доверяй, но проверяй.
Казалось бы, личные имена только для того и служат, чтобы обозначать вполне конкретных персонажей. Неужели математический анализ из списка в какой-нибудь части какой-либо хроники может дать что-то сверх этого? Может. Вот простой пример. Любое имя бывает в одни времена модным, в другие — непопулярным. Надежно датированные исторические документы могли бы помочь нам составить реестры наиболее популярных в различные эпохи имен; и тогда мы смогли бы приблизительно датировать какой-либо иной документ — не по содержанию, а только по списку имен. Представьте себе, в одном списке: «Святополк, Михаил, Олег, Волк», в другом: «Фрол, Тит, Ульяна, Никита», в третьем: «Никита, Михаил, Эдуард, Петр». Очевидно, что у них разная привязка во времени. Математический подсчет может сделать эту привязку довольно точной (и кстати, не обязательно однозначной: может обнаружиться, например, что второй из этих списков в равной степени относится и к самому началу XX века, и к 70-м годам XVIII века).
Когда исследователь имеет в руках такой мощный инструмент, как ЭВМ, и когда у него достаточно терпения изготовить машинные «конспекты» множества текстов-хроник, появляется возможность привлечь на помощь математическую статистику — науку, основанную на обработке исходного материала большого объема.
(Чаще всего ее используют в роли старательного мусорщика: на обширной свалке информации она высматривает, где валяются все одинаковые предметы, и в хаосе их расположения выискивает закономерности. После этого она может, если нужно, разделить эти предметы на действительно одинаковые и только кажущиеся таковыми, а также указать расположение их источников.)
Благодаря ЭВМ появляется возможность использовать методы, к которым прежние историки не могли прибегать в принципе — из-за огромной трудоемкости этой работы. Сотни человеческих жизней не хватило бы, чтобы вручную проделать хотя бы один из тех анализов, о которых речь пойдет ниже. Причем важно отметить, что этих методов не один, а несколько, совершенно различных, и обрабатывают они совершенно различную информацию (черпая ее, однако, из одних и тех же хроник). Поэтому мы можем позволить себе небывалую роскошь: не делать ни одного утверждения, прежде чем несколько различных методов, друг от друга совершенно не зависящих, не скажут в один голос: «Это так, и только так!» Это прямо противоположно подходу средневековых хронистов, которым иногда достаточно было одного-единственного совпадения имени в двух текстах (случайного, может быть), чтобы связать содержание этих хроник в единую цепь. Тогда еще, к сожалению, не существовало науки, специально созданной, чтобы предостерегать от случайных ошибок, — математической статистики.
Новые методы.
Исследование текстов-хроник — дело для математики принципиально новое. Можно обнаружить лишь относительную близость с некоторыми задачами, которыми ранее математика занималась: с прочтением шифров, восстановлением исходного расположения карт в колоде по виду нескольких перетасованных карт и т. п. Поэтому для нашего исследования пришлось разработать принципиально новые методы статистического исследования, в которых учитывается специфика исходного материала. Особое внимание уделялось тому, чтобы эти методы не дублировали друг друга, исследовали различные по сути данные, чтобы выводы, основанные на их результатах, были взаимно независимыми, что необходимо для их перекрестной проверки. Мы не можем позволить себе еще больше запутать историю, которая и без того давно запуталась в своей хронологии.
Важнейшей особенностью статистических методов является то, что они основаны только на количественных характеристиках текстов и не анализируют их смысловое содержание (которое может быть весьма неясным и истолковываться по-разному). В этом их принципиальное отличие от методов работы историка. Из этого различия, кстати, видно, что математик, занимающийся анализом исторического материала, ни в коем случае не может и не должен пытаться подменить собой специалиста-историка. Математик должен заниматься той частью содержащейся в древних хрониках информации, на которую историк никогда не обращал внимания (а если и обращал, то ничего не мог из нее извлечь ввиду огромной трудоемкости этой работы, не говоря уже о том, что к ней нужен совершенно иной профессиональный подход).
Поэтому мы снова и снова повторяем: историк и математик здесь не конкурируют. И если уж историки заинтересованы в объективном освещении истории, что, вне всяких сомнений, именно так, то совершенно не имеет смысла заявлять, будто математик вторгается в чужую сферу деятельности, в которой ничего не понимает. Математик занимается только своей частью работы. Поэтому-то мы и не предлагаем здесь окончательной концепции истории. Формировать структуру новой исторической хронологии мы прекращаем там, где кончается математика. Расставлять же по этой структуре «живой» исторический материал, выяснять, к примеру, настоящее название Троянской войны и т. п. мы не вправе, это дело историков. Максимум, что математик может себе позволить, — это высказать несколько гипотез на темы «живых» деталей истории.
Иное дело — полученный с помощью математических расчетов костяк объективной исторической хронологии. Это — «сфера деятельности» математической науки, и сколько бы историк (с позиций скалигеровской хронологии) ни возмущался, эмоциями здесь не поможешь. Ибо после математического анализа скалигеровская хронология истории выглядит далеко не так уж убедительно.
Но вернемся к главной теме.
Опишем некоторые из наших новых математических методов.
Принцип корреляции максимумов.
Если взять для примера какую-либо древнерусскую летопись, то легко обнаружить, что текст внутри нее расположен неравномерно: какому-то году часто отведено в несколько раз больше места, чем соседствующим годам. Ничего удивительного. Конечно, летописцы не были такими формалистами-буквоедами, чтобы на каждый год отводить ровно страничку, ни больше ни меньше. А если год выдался скучный и писать не о чем? Или наоборот: столько произошло событий, что и на десять хватило бы? И наверняка, если сравнить работу летописцев из двух соседних монастырей, окажется: не сговариваясь, они почти всегда описывали год, богатый событиями, подробнее. Когда после этого историк (например, Н.М. Карамзин), исследуя и обобщая содержание древних летописей, писал свою «Историю», то и он, хотя и отбрасывая события малозначащие, неизбежно уделял этому году больше места в своем труде. Это процесс совершенно объективный, причем устойчивый. Даже взяв современный учебник по истории, где автор то и дело возвращается к уже обсказанным (изученным) временам, описывая их в новом ключе (то «крестьянские волнения в этом веке», то «торговля и промыслы», то «внешняя политика», то «борьба за объединение»), мы убедимся, что о годах, в исходных летописях и у Карамзина описанных подробней, здесь тоже сказано больше, чем об остальных (рис. 36, 37).
Рис. 36. График «первичного фонда информации» C(t) и график «уцелевшего фонда информации» (то есть текстов, сохранившихся до эпохи M) делают всплески практически одновременно.
