Вернер Зомбарт - Буржуа
Что силезская горная промышленность вплоть до нашего времени находилась в руках землевладельцев — общеизвестно.
В Швеции раньше многие рудники были побочными производствами имений; владелец имения давал работу горнорабочим на тех же основаниях, что и своим постоянным рабочим (сельскохозяйственным оброчникам). Еще и в настоящее время, после того как рудники отделились от сельского хозяйства, старое состояние зависимости продолжает существовать в Даннеморе (115).
3. Текстильная промышленность также часто велась в связи с землевладением на капиталистической основе.
Для Англии лучший знаток истории английской текстильной промышленности суммирует свои выводы в следующем (116): «Крупные овцеводы были часто суконщиками и сами обращали в сукно шерсть, которую они вырастили».
Точно так же английские землевладельцы занимались шелководством (117).
То же самое сообщают нам о Франции, где землевладельцы устраивали в своих имениях ткацкие мануфактуры, чтобы использовать шерсть своих стал или коконы своих шелковичных червей (118). Я приведу здесь еще пару примеров, которые все относятся к XVIII столетию: маркиз де Коленкур устраивает Man, des mousselines et des grazes de soie43; маркиз де Луванкур — в Londre Man, de toiles44; маркиз л'Эрвильи — около своего chateau de-Lanchelles льноткацкую мануфактуру; герцогиня де Шуазель-Гуффье — бумагопрядильню в Neilly; графиня де Ламет раздает 100 прялок в Mftiencourt'e (119).
Сьер Гом — около замка де Ба мануфактуру для тонких сукон; де Pa-мель — также; барон де Сюмен — шелкопрядильню; маркиз д'Эрвильи — мануфактуру столового белья; сьер дю Сель де Мон — хлопчатобумажную мануфактуру; сеньоры Рекэн и Дебуа — бумаге- и льнопрядильню; сьер Мари де Перпиньян — ковровую ткацкую мануфактуру; Ш. Паскаль де. Каркосонн — тонкие сукна и т. д. Число дворян — текстильных промышленников во Франции в течение XVIII столетия действительно очень велико (120).
Для развития крупной промышленности, именно текстильной промышленности, в Богемии в течение XVIII столетия явилось прямо решающим то, что, побуждаемые примером президента консесса графа Иоз. Кинского, ряд аристократов решились ввести у себя в имениях мануфактуры. Уже в 1762 г. Кинский мог сделать императрице «радостное сообщение», что разные господа в Богемии, среди них граф Вальршейн, князь Лобковитц, граф Больца, «также выказали склонность» способствовать развитию мануфактурного дела в своих владениях (121). «Но большинству этих дворянских предприятий, — полагает сын буржуазного города фабрикантов, — недоставало требуемой внутренней движущей силы и жизнеспособности. Изменилось это только благодаря деятельности Иог. Иоз. Лейтенсбрегера (1730–1802), который, будучи сыном мелкого богемского красильного мастера…» (122) и т. д.
4. Особенно излюбленной была у землевладельцев стекольная промышленность, которую так предпочитали потому, что она давала такую прекрасную возможность использовать богатые дровяные запасы.
Во Франции выделка стекла была прямо-таки предоставлена дворянству; отсюда «les verriers gentilshommes»45 (123). Члены буржуазного сословия могли основывать стекольные заводы или участвовать в их основании только имея на то особые привилегии. Излишне поэтому называть по именам длинный ряд дворян — владельцев стекольных заводов. Неоднократно указывавшиеся труды содержат многочисленные примеры.
Что и в других странах стекольные заводы были весьма часто землевладельческого происхождения — общеизвестно. Подобно выделке стекла, там и здесь землевладельцы занимались:
5. Производством фарфора, как в этой отрасли промышленности дрова, так и в других должна была быть использована вода, вследствие чего мы часто встречаем в землевладельческом хозяйстве —
6. Зерновые мельницы и бумажные мельницы.
Или же основывали предприятие любой отрасли промышленности для использования дешевого топлива, которое имели в своем владении, как торф и т. д. (124).
Суммирую: в многочисленных областях европейской хозяйственной жизни мы видим феодала участвующим в построении капитализма, так что уже на основе этого опыта правомерно, пожалуй, оценивать и рассматривать его как особенный тип раннекапиталистического предпринимателя.
Это впечатление о значении его для хода капиталистического развития еще усиливается в нашем представлении, когда мы отдадим себе отчет в том, что и значительная доля колониального капитализма также порождена землевладельчески-феодальным духом.
Так, хозяйственное устройство, которое итальянцы ввели в своих левантинских колониях, было подражанием феодальной системе. Большей частью дело заключалось только в перемене господина: вместо турецкого посадить «франкского» землевладельца. Таким же образом, как земельные владения, эксплуатировались и города, в которых итальянские завоеватели распределяли между собой отдельных ремесленников, как крепостных. На несвободном труде покоилась вся система.
И в XVI столетии феодальная система еще являлась для испанцев и португальцев формой, в которой население Америки было отдано на служение экономическим целям колониальных предпринимателей, рассматривавших себя вполне как землевладельцев в Новом Свете: здесь говорили об Economiendas и Repartiementos, там — о Kapitanien и Sesmanas. Само собою понятно, и здесь крепостничество, а позднее чистое рабство являлись формами организации труда. И те, кто владел рудниками и плантациями и капиталистически их использовал, были феодалами чистейшей воды (125).
Это действительно, наконец, и в отношении тех первых предпринимателей, которым было предоставлено право эксплуатировать южные штаты Северной Америки. Вспомним лорда Делавера, бывшего главным участником Virginia о Cof London (основанной в 1606 г.), лорда Балтимора, «основателя» Мэриленда, стремления которого к наживе ныне больше не подвергаются сомнению; вспомним восьмерых собственников, которым в 1663 г. была предоставлена земля между Вирджинией и Флоридой («Каролина»); мы находим среди них герцога Обернарля, графа Кларендона, сэра Ульяма Беркли и прежде всего лорда Шефтсбери (126). Все они основывали — на базисе рабства — предприятия во вполне феодальном духе. И как известно, этот полуфеодальный характер остался свойственным капиталистическим владельцам плантаций «негритянских штатов» до самой гражданской войны. Только тогда коммерческий и буржуазный дух одержал победу над «Southern gentleman»46. Только тогда окончилась попытка «общества фермеров и купцов, промышленников и юридически свободных наемных рабочих построить плантационную систему грансеньоров и их мелких подражателей на принуждении и обмане» (126а).
3. Государственные чиновникиМожно было бы прийти к мысли рассматривать все современное государство как гигантское капиталистическое предприятие с тех пор, как его стремление все более и более обращается на «приобретение», т. е., говоря точно, на добывание золота и денег. А это действительно имеет место с тех пор, как открытия и завоевания испанцев разбудили сознание государей, а к тому же и Индия попала в их поле зрения. Теперь все стремления, по крайней мере мореходных государств, были направлены на захват доли в добыче.
Но и тогда, когда не думали ни о каком завоевательном походе на золотую страну, всегда, несомненно, думали об одном и том же: как добыть себе денег, будь то для непосредственного употребления на дела государства, будь то для способствования народному хозяйству. Когда Кольбер резюмировал смысл всей меркантилистической политики в фразе: «Я полагаю — на этом легко можно будет сойтись, — что не что иное, как денежная масса в государстве определяет степень его величины и его могущества» (127), то это могло бы также хорошо быть выставлено в качестве высшего принципа всякого капиталистического предприятия, если только поставить на место «денежной массы» величину прибыли.
Но я думаю не об этом, когда я здесь упоминаю о государственных чиновниках как об одном из ранних типов предпринимателя.
И не о политике я думаю, которую вели современные государства в преследовании этой высшей цели. О ней мы, напротив, вспомним только тогда, когда мы будем доискиваться источников, из которых возник капиталистический дух. Там мы должны будем установить, что многие предприятия меркантилистической государственной политики способствовали созреванию у подданных зачатков капиталистического духа.
Здесь я скорее хочу указать на то, что к носителям современного капиталистического предпринимательского духа принадлежали даже государи и их чиновники, что они занимают значительное место среди первых представителей современного хозяйственного образа мыслей.
То, что один умный человек говорил о Густаве Ваза в Швеции (128), действительно относительно всех выдающихся государей Ancien regime'a47: «Он был первым предпринимателем своей нации; как он старался добыть и заставить служить короне сокровища металлов шведской земли, так он указывал путь своим купцам не только посредством торговых договоров и покровительственных пошлин, но и собственной морской торговлей крупного масштаба».
