Симон Шноль - Герои, злодеи, конформисты отечественной НАУКИ
И все же отстранение Белоярцева было проявлением слабости, не должен был Иваницкий подчиняться этим незаконным требованиям. Понял он это только после смерти Белоярцева. Ученый совет 28 ноября вызвал у меня чувство успокоения. Достижения были столь очевидны и значительны, что множество второстепенных вопросов можно было отложить на последующее изучение. Препарат предназначался для применения в экстремальных ситуациях, -когда вопрос идет о жизни и смерти. Отдаленные последствия в таких случаях менее существенны. И, тем не менее, вопрос об этих последствиях выяснялся. Около двух лет исследовали в киевском Институте онкологии им. Кавецкого возможную канцерогенность препарата. Ее не оказалось. Нужно было продолжать работу по многим другим направлениям. Я не пишу здесь обзор работ по перфторуглеродам в мировой литературе. Нет у меня возможности детально анализировать все качества различных перфторпрепаратов бывших в то время у нас и в других странах. Меня интересует здесь лишь нравственная ситуация в научном сообществе в последние годы существования СССР. Чрезвычайная подчиненность науки партийному руководству и госбезопасности. Полная (или почти полная) готовность академических кругов принять эту подчиненность. С особой силой все это проявилось после гибели Белоярцева. 17 декабря 1985 г. следователи Серпуховской прокуратуры после четырех обысков в Пущино решили провести обыск на даче Белоярцева — далеко на Севере от Москвы. Из Пущино (Юг Московской области) нужно было проехать около 200 км на Север. Белоярцев попросил разрешения ехать в своей машине. За ним в микроавтобусе двигались следователи. Они ехали с целью найти на даче запасы спирта, который Белоярцев, по доносу, использовал в качестве платы за ремонт дачи. Подозрение было оскорбительно и глупо одновременно. Никакого ремонта давно не посещаемой дачи Белоярцев не производил - ему было не до того. Использовать спирт для оплаты личных потребностей профессору не могло придти в голову. Следователи ничего не нашли. Белоярцев спросил, может ли он остаться на даче. Они не возражали. Утром сторож нашел мертвого Феликса Федоровича. Через некоторое время на имя Бориса Федоровича Третьяка пришло письмо, отправленное Ф. Ф. Белоярцевым накануне самоубийства: Дорогой Борис Федорович! Я не могу жить больше в атмосфере этой клеветы и предательства некоторых сотрудников. Побеспокойтесь о Нине и Аркаше. Пусть Г. Р. поможет Аркадию в жизни. Если можно, то все мои путинские вещи и мебель отдайте Нине. Это мое завещание. Ваш Ф. Ф. Борис Федорович Третьяк — заместитель Иваницкого по административно-хозяйственной работе. Нина - жена. Аркадий - сын. Почему Ф. Ф. обратился с последним письмом именно к Борису Федоровичу? Я думаю, в силу нравственных достоинств Б. Ф. О нем еще будет речь дальше.
После гибели Ф.Ф.Белоярцева Г. Р. был потрясен гибелью Белоярцева. В день похорон он подал Генеральному Прокурору СССР протест «О доведении до самоубийства профессора Белоярцева... ». Он не знал, что это очень сильная формулировка для прокуратуры и что она сделает все, чтобы дискредитировать это заявление. Сразу же после известия о смерти Белоярцева в Пущино приехали некий партдеятель и женщина — следователь Серпуховской прокуратуры и на «партхоз активе» объявили, что Белоярцев покончил с собой «под тяжестью улик». Это было отвратительно. А, в самом деле, почему он не выдержал? Меня занимает этот вопрос. Я думаю, Ф. Ф. был незакален. Его жизнь была слишком счастливой и удачливой. Он привык к восхищению окружающих. Ему были омерзительны повадки КГБ и прокуратуры. И не было среди нас никого, кто бы оказал ему моральную поддержку. Он ужаснулся возможности ареста и невозможности защитить свое имя. И не выдержал. Смерть Белоярцева вызвала общий шок. Меня изводили угрызения совести — я бы мог поддержать его, сказать, что мы ему сочувствуем, что он не одинок, что никто из достойных людей не верит гнусным обвинениям... Я даже собирался это сделать - накануне он ехал мимо в своих «Жигулях» - я, сделал знак, чтобы поговорить. Он затормозил... и, вдруг, махнул рукой и поехал дальше. А еще днем раньше я увидел его в буфете, окруженного молодыми сотрудницами — они приглашали его пить чай. «Нет, — сказал он, светски улыбаясь. — что-то не хочется»... Потом было установлено, что он не ел не менее недели — он был не в состоянии... Были похороны. Напряженные речи. Иваницкий в мрачном состоянии «общался с прокуратурой». Прокуратура и КГБ заменяли претензии к ним на свои, встречные претензии к Иваницкому, на обвинения в незаконном использовании недоработанного препарата... 26 декабря 1985 г. был собран Ученый совет института. Это заседание было запланировано раньше для подведения итогов 5-летней научной работы. Теперь в повестку было включено обсуждение трагических событий. Переполненный, подавленно молчащий конференц-зал института. Г. Р. сделал краткое вводное сообщение. Зал молчал. Г. Р. спросил, кто хочет выступить. Зал молчал. До начала заседания я ему сказал, что буду выступать. Вот фрагменты из моей речи: «Уважаемые товарищи! Мы слушали на протяжении последних двух месяцев дважды проблему, разрабатываемую Феликсом Федоровичем. Теперь при ужасных обстоятельствах материалы этих двух Ученых советов имеют чрезвычайное значение. Дело в том, что на протяжении нескольких месяцев отовсюду распространялось мнение о научной несостоятельности этого направления, о том, что на самом деле там нет ничего, что это — фальсификация. Два Ученых совета детально рассмотрели все обстоятельства научные и прикладные. Если б знать, чем дело кончится, можно было бы и тогда собрать всех и сказать, как и что. Но и сейчас продолжается фальсификация того дела, за которое отдал свою жизнь Феликс Федорович. Поэтому я хочу кратко представить вам кратко то, что я понял о научном смысле, сначала. В чем дело? Там, в обсуждениях были удивительные слова, смысл которых: „Ну, что вы! Японцы и американцы отказались, а вы туда же!". Я рассмотрел это и могу сказать, почему нам, в институте Биофизики, в нашей стране, удалось то, что не удалось там. Главный научный смысл состоит в том, что направление работ было различным. В работах японских и американских авторов основное направление - разработка такого препарата, который с максимальной скоростью выводится.из организма. Всякому физ-химику понятно, что если вы делаете эмульсию так, чтобы она быстрее выводилась из организма, она будет коагулировать, расслаиваться. Это то, что постигло японские и американские препараты. У них крупные частицы, микроны, они не держатся, расслаиваются, не выносят замораживания. ...То, что сделано Белоярцевым и его коллективом состоит в том, что они сделали эмульсию настолько мелкую, что ее частицы калиброванные порядка нескольких сотых микрон. Он нам показывал это. Только смотрели мы недостаточно внимательно. Гистограммы с пиком размера частиц от 0.08 до 0,12 микрона! И это оказалось самым важным. У нас в стране великие химики, не уступающие никому в мире. Это они создали материалы, из которых оказалось возможным приготовление очень простых смесей с такими качествами. Как только сделаны такие эмульсии - смотрите, что получилось: эритроциты размером 7,5 на 2,5 микрон. Они не проходят через сжатые капилляры и даже через склеротизированные мелкие сосуды. Поэтому вся почти патология в медицине в основном связана с недостаточностью снабжения кислородом пораженной ткани... Главный результат в том, что кислород с мелкими частицами эмульсии проходит всюду. И получается волшебный эффект — я не знаю здесь другого слова - об этом говорили на Ученом совете в ноябре. Я говорю об этом как бывший (теперь уже давно...) доцент Центрального Института Усовершенствования врачей. ...Там в ноябре на Ученом совете, рассказывали потрясающие вещи...» (далее я кратко рассказал об эффектах введения перфторана при черепно-мозговых травмах, операциях на «сухом» сердце, пересадках почек, в военно-полевой хирургии в Афганистане - о чем подробно сказано в тексте выше). «...Истинным критерием жизнеспособности страны в экстремальных ситуациях является наличие такого препарата. Поэтому по масштабам этого результата не бьыо в Академии наук такого вклада в то, что называется мощь страны. Я это говорю потому, что по Пущино распространена ложь и эта ложь шла и идет от официальных лиц и от лиц неофициальных. И, по-видимому, именно то, что это крупнейший вклад и вызвало реакции кончившиеся так ужасно. Если бы занимались делами обычными, потихоньку что-нибудь делали ...наверное, все было бы хорошо. Слишком остро и масштабно был поставлен вопрос. Когда делаются тяжелые, при непробиваемых трудностях, работы — есть два понятия: 1) путь, траектория по которой вы бьетесь и 2) результаты. Все, что было за эти месяцы - это наступление на траекторию, на направление исследований, на движение мысли. Полученный результат на самом деле завершенный. Возможно, впервые в Академии наук результат такого масштаба доведен до завода, до производства. А теперь мы остановились. По масштабам эта работа... - я пытался сформулировать это последние дни — представьте себе авиаконструктора. Позволили бы мы, т. е. страна, конструктору такого масштаба так погибнуть...? Нет! Мы бы охраняли его, у него был бы личный врач, и не было бы того безобразия, того возмутительного климата, который привел к гибели Белоярцева. И это совершено людьми, которые обязаны охранять интересы государства. Поэтому я думаю, что такого рода вещи являются преступлениями против государства. Так их оставлять нельзя. Я взял на себя сказать это, чтобы это было записано, и чтоб такого безобразия больше не было. Чтобы мы не допускали вредительства против государства. И это в наших силах. Кажется, мы не можем - а мы можем!» Зал интенсивно аплодировал мне...
