Симон Шноль - Герои, злодеи, конформисты отечественной НАУКИ
Институту была обещана любая необходимая помощь. Предстояло организовать сотрудничество химиков из школы Кнунянца, синтезирующих разные виды перфторуглеродов и стабилизаторов эмульсий, заводов, осваивающих их промышленное производство, экспериментаторов-биофизиков, биохимиков, инженеров, разрабатывающих необходимые приборы и аппараты и, наконец, клиницистов. Белоярцев и Иваницкий дружно взялись за дело. Они счастливым образом подходили для этой работы. Оба легко общались с разными людьми, оба были неутомимы и энергичны. Иваницкий в качестве директора Пущинского Научного центра и директора Института биофизики имел разнообразные связи с множеством лиц в академических кругах. Белоярцев — в медицинских. Спешно была создана лаборатория Медицинской биофизики. Сотрудников, по необходимости, набирали экстренно, без должного предварительного знакомства. Это сыграло потом роковую роль. Обаятельный Белоярцев оказался часто несправедливым администратором. Его стиль общения, порядки в его лаборатории не походили на неторопливую жизнь чисто академических коллективов. Работали не просто с повышенной нагрузкой, но и в условиях не всегда корректного обращения заведующего. Пожалуй, это сказано излишне мягко. Приветливый и общительный, Ф. Ф. в качестве начальства имел совсем другой облик. Он был резок и груб с сотрудниками. В лаборатории сложилась нелегкая обстановка. Отчасти это объяснялось тем, что далеко не все сотрудники имели ожидаемую при их приеме на работу квалификацию. Ф. Ф., наверное, исходил из чрезвычайной государственной важности решаемой задачи, а тонкости психологии сотрудников в этой связи считал второстепенными. Он трагически в этом ошибся... Меня насторожил Белоярцев на первом же докладе о проблеме фторуглеродов на Ученом совете института. Я спросил Ф. Ф., может ли быть, чтобы гидрофобные капельки эмульсии не прилипали к липидным мембранам клеток, гидрофобным участкам стенок кровеносных сосудов, чтобы они не влияли на состояние клеток? Он ответил мне, не задумываясь, - «Нисколько не влияют! Это известно.» Я понял, что он не знает физической химии и отвечает так, чтобы не дискредитировать идею применения фторуглеродов. С того первого Совета я стал относиться к работе Белоярцева с недоверием. А тем временем работы разворачивались. В них было вовлечено около 30 различных учреждений. Параллельно и независимо аналогичные исследования начали в Ленинграде и в московском Институте гематологии и переливания крови. Главной опорой Белоярцева в лаборатории стали Евгений Ильич Маевский, Бахрам Исламович Исламов и Сергей Иванович Воробьев. Е. И. Маевский - чрезвычайно эрудированный исследователь, врач по образованию, много лет связанный с нашим институтом биохимик и биофизик. Он был в этой лаборатории, вероятно, единственным, кто мог активно использовать знания физической химии для решения медико-биологических проблем. Маевский — классический оратор, с излишней, может быть, гладкостью и интонационной красивостью речи. Его доклады, как и Белоярцева (медицинский стиль?), были сплошь посвящены бесспорным успехам и достижениям. Трудности и нерешенные проблемы не затрагивались. Б. Исламов — активно работающий врач — хирург с широким кругозором и склонностью к поиску новых путей в медицине. Он взял на себя поиски путей применения перфторуглеродных эмульсий в сердечно-сосудистой хирургии. С. И. Воробьев — целеустремленный экспериментатор, со времен своей дипломной работы в нашем институте занятый проблемами физиологии эритроцитов. Оправданием этого напора, этого победного стиля, опять же, служила важность решаемой задачи. Она, эта важность, воодушевляла их. «Ребята, мы делаем большое дело! Все остальное не важно». Белоярцев носился в своих «Жигулях» из Москвы в Пущино и обратно иногда дважды в день. Нужно было добывать исходные компоненты для приготовления эмульсий, заказывать и доставать приборы, вовлекать в сотрудничество институты и клиники. В громоздкой плановой системе обеспечения науки все заказы на реактивы и приборы полагалось делать предварительно, за год. Через год вы узнавали, что таких-то реактивов нет, а приборы такого-то класса стоят гораздо дороже ваших возможностей, и потому заказывайте их на следующий год. Этого Белоярцев вынести не мог. Он заказывал уникальные приборы и аппараты, оплачивая их, если было нужно, наличными деньгами. Они перевыполняли планы — делали за несколько месяцев то, что планировали на год. Директор Иваницкий писал приказ о выплате иногда очень больших премий за особые успехи в работе. Белоярцев предупреждал сотрудников — «Тебе половина, а половину отдашь для заказа прибора». Обычно с этой половиной тот же сотрудник ехал к мастеру, создающему нужный прибор (аппарат). Наивный энтузиаст Белоярцев! Он плохо знал некоторых своих сотрудников — дело шло о деньгах и пробуждало темные чувства в их душах. Но дело двигалось. В исследованиях американских и японских исследователей, создававших свои препараты перфторуглеродов в качестве кровезаменителей, наступил кризис. Животные часто погибали после введения препаратов. Погибали от закупорки сосудов. Дело было в ошибочной тенденции. Они стремились обеспечить возможно более быстрое выведение препарата из организма. Для этого они делали эмульсию из относительно крупных капель — чем крупнее капли эмульсии, тем легче они слипаются, образуя мицеллы, поглощаемые фагоцитами. Но при этом неизбежна закупорка мелких сосудов. Белоярцев, Маевский, Сергей Воробьев пошли по другому пути. Они стали готовить эмульсии с возможно более мелкими частицами. Идея эта, возможно, пришла к ним из работ специалиста в области коллоидной химии Натальи Петровны Коноваловой, но рабочий контакт с ней не получился. Для приготовления таких частиц понадобилось создание специальных аппаратов. На изготовление этих аппаратов — их делал замечательный умелец из Черноголовки — и были необходимы большие суммы наличных денег. Средний размер частиц эмульсии в Перфторане около 0,1 микрона. Размер эритроцита 7 микрон. Это соотношение обусловило все их успехи. Почти все виды функциональных расстройств в медицине в конце концов связаны с нарушениями кровоснабжения. Сжимаются капилляры — ухудшается кровоток, уменьшается снабжение клеток кислородом. В бескислородной среде начинает преобладать гликолиз — расщепление глюкозы до молочной кислоты. Закисляется среда — еще больше сжимаются капилляры — еще меньше доходит до данного места кислорода, и так до полного перехода на бескислородный режим. Так бывает при воспалении, так происходит при травмах. Мелкие частицы перфторэмульсии проникают через сжатый капилляр. Они несут мало кислорода — меньше, чем принес бы эритроцит — «кислородная емкость» перфторэмульсии значительно ниже, чем в нормальной крови. Но маленькая струйка кислорода изменяет ход процесса. Капилляры несколько расширяются. Поток частиц эмульсии возрастает. Капилляры открываются еще — поток кислорода еще возрастает. Наконец просвет капилляров становится достаточным, чтобы «протиснулись» эритроциты. Кровоснабжение восстанавливается. Имели ли авторы в виду эту картину, когда пошли по пути уменьшения частиц эмульсии? Не знаю. Может быть, имели. Белоярцев — автор книг по анестезиологии, Маевский — врач — биофизик и биохимик. С. Воробьев выпускник Ижевского университета, где его первый учитель профессор Э. К. Лайзан всю жизнь занимался физиологией эритроцитов. А может, быть они лишь потом осознали, сколь замечательны результаты их выбора мелких частиц. Это уже не важно. Однако, американские и японские исследователи использовали крупные частицы, чтобы обеспечить выведение перфторпрепаратов из организма. В опытах лаборатории Белоярцева было показано, что мелкодисперсные препараты довольно быстро выводятся из организма. Путь их выведения оказался неожиданным - через легкие. Шдрофобные микрокапельки проходят через огромную поверхность (гидрофобных!) мембран легочных альвеол. Все это вызывало энтузиазм и ощущение успешного решения задачи чрезвычайной важности. Прошло всего около трех лет. Испытания перфторана на лабораторных животных шли успешно. Перфузируемые перфтораном кроличьи сердца сохраняли сократительную способность намного дольше, чем при перфузии физиологическим раствором. В перфторане прекрасно росли клеточные культуры. По двору института прогуливали собаку, 70 % крови которой было замещено на перфторан. Через полгода эта собака принесла здоровых щенков. После 2000 экспериментов на животных 26 февраля 1984 г. Фармкомитет СССР дал разрешение на проведение 1-й фазы клинических испытаний. 15 марта 1985 г. было дано разрешение на проведение 2-й фазы клинических испытаний препарата Перфторан «в качестве кровезаменителя с функцией переноса кислорода в лекарственной форме — эмульсия во флаконах... Испытания провести в следующих клинических учреждениях: Главный военный клинический госпиталь им. Бурденко (300 флаконов), Военно-медицинская академия им. Кирова (300 флаконов), кафедра Детской хирургии 2-го Московского Ордена Ленина Государственного медицинского института (200 флаконов), Институт хирургии им. Вишневского (300 флаконов), Институт трансплантологии (300 флаконов), Днепропетровский Медицинский институт (300 флаконов)... в каждом учреждении не менее, чем на 50 больных. ...Поручить разработчику препарата обеспечить указанные клиники копией решения Фармкомитета, утвержденной инструкцией по второй фазе клинических испытаний, паспортом — спецификацией с указанием результатов контрольных анализов (и пр.)...» В ходе этих испытаний особо впечатляющие результаты были получены при хирургических операциях на «сухом» сердце, когда организм снабжается кровью посредством аппарата искусственного кровообращения, а сердце омывают и перфузируют отдельно. Перфузия перфтораном дала прекрасные результаты. Еще до получения разрешения на клинические испытания перфторана в качестве частичного кровезаменителя на людях, в Москве шестилетняя девочка была сбита троллейбусом. С переломами в тазобедренной области и травмой головы она была доставлена скорой помощью в ближайшую детскую больницу. Там ошиблись с группой крови — перелили не ту кровь. Смерть казалась неизбежной. Врачи, ежедневно видящие эти страшные картины, были готовы смириться с неизбежностью. Родители, не покидавшие больницу, эту мысль отвергали. Был собран консилиум. Профессор, детский хирург, друг Феликса Белоярцева, профессор В. А. Михельсон сказал: «Последняя надежда — у Феликса есть какой-то препарат...». Консилиум с участием зам. министра Здравоохранения, детского хирурга профессора Ю. Ф. Исакова, постановил «по жизненным показаниям, просить проф. Белоярцева...» Белоярцев услышал просьбу по телефону — бросился в автомобиль — от Пущино до Москвы около 120 км — он привез две ампулы перфторана. В Пущино у телефона остался Маевский. «Что делать, позвонил через некоторое время Белоярцев, - она жива, после введения первой ампулы, кажется, стало лучше, но наблюдается странный тремор?» (дрожь) «Вводи вторую!» — сказал Маевский. Девочка выжила. Ее снимали в кино, когда ей было около 16 лет. Весной 1985 г. работы по производству и испытаниям перфторана были выдвинуты на соискание Государственной премии СССР. По нормам, в коллективе, выдвигаемом на премию, должно было быть не больше 12 человек. В числе кандидатов на лауреатство, кроме химиков, синтезировавших все компоненты, были три основных создателя перфторана: Белоярцев, Маевский, Исламов. Нет! Не надо было это делать! Не надо делить лавры! При дележе пробуждаются темные силы. Летом 1985 г. Пущино наполнилось зловещими слухами. «Это преступники!» — кричали возбужденные люди. «Они испытывают свои препараты на умственно-отсталых детях в детских домах! От их препарата в Афганистане погибли сотни наших раненых! Они вводят в кровь пациентам нестерильные препараты и заражают больных! Белоярцев отнимает у сотрудников деньги, чтобы устраивать банкеты!» На закрытый для посторонних Ученый совет нашего института, собранного для рассмотрения конфликтной ситуации в лаборатории Ф. Ф. Белоярцева, пришел С. Б. Польазизов — тот самый сотрудник КГБ, заместитель директора Пущинского Научного центра, против назначения которого неосторожно протестовал Иваницкий. Борис Вепринцев спросил его «А Вы-то зачем пришли?». «Знаете ли, сказал, приятно улыбаясь, СБ., - дело очень интересное...» На этом Совете часть сотрудников лаборатории высказывала претензии к Ф. Ф. Однако никаких «ужасов» с испытанием на детях и раненых упомянуто не было. На начало октября в Пущино был назначен большой симпозиум, посвященный применению перфторуглеродов в медицине. Там можно было надеяться выяснить истину. Однако, приказом Ю. А. Овчинникова симпозиум был запрещен почти накануне открытия. КГБ активно включилось в расследование (ими же, как потом оказалось, распространяемых слухов).
