Эдуард Фавр - Эд, граф Парижский и король Франции (882-898)
На своем исключительном праве помазывать королей настаивали архиепископы Реймсские; эту привилегию во всеуслышание провозглашал Гинкмар[474]. Поскольку Фульк был непримиримым противником Эда, его заменили архиепископом Сансским[475], которому подчинялись епископство Парижское и значительная часть Нейстрии. В этой замене, которая могла бы показаться чисто случайной, историки усмотрели проявление политических разногласий и соперничества между архиепископами Реймсскими и Сансскими, не раз проявлявшихся в истории IX в.[476].
Церемония коронации состояла из ряда религиозных действий, которые устанавливала церковь и совершали церковнослужители; она имела чисто церковный характер; светского элемента в ней, так сказать, не обнаруживалось[477]. В отсутствие подробностей можно предположить, что коронация Эда была аналогична коронациям Каролингов, предшествовавших ему на троне, в частности Людовика Заики[478]. После того как король, по просьбе епископов, принимал обязательства (promissio), его помазывали, короновали, передавали ему скипетр, а потом он получал благословение. Текст «promissio» Эда сохранился[479]: «Я обещаю, — сказал он епископам, — и жалую каждому из вас, так же как церквям, вверенным вам, что сохраню все канонические привилегии, все законы и все права, причитающиеся вам; я буду вас защищать от расхитителей и притеснителей ваших церквей и отстою ваше имущество по мере сил, какие даст мне Бог». Эд обязался перед епископами хранить в целости и неприкосновенности права и имущество, которые их церквям уступили короли, императоры или любой верующий в Бога и которыми они полноправно владеют, и приумножать их, в чем состоит долг каждого, по мере того, насколько Бог даст ему сил и насколько позволят обстоятельства и как это делали его предшественники. Взамен епископы должны были стать ему добрыми помощниками и добрыми советчиками, какими их предшественники были для его предшественников. «Я верну, — сказал он под конец, — все, что было испорчено с дурным намерением, в первоначальное и лучшее состояние, с Божьей помощью, с вашим советом, с вашей поддержкой и с поддержкой прочих наших верных».
Обычай принятия королем присяги во время коронации возник в период борьбы сыновей Людовика Благочестивого между собой; одно из таких обязательств первым принял, вероятно, Карл Лысый[480]. После этого Людовик Заика произнес в 877 г., когда короновался в Компьене[481], намного более короткую клятву, которая, однако, имела большое сходство с клятвой Эда, включая даже одинаковые фразы. Сыновья Людовика Заики во время своего коронования в Феррьере в 879 г. дали обязательство, текст которого до нас не дошел[482]; зато у нас есть текст присяги Карломана[483] 882 г., более длинной, чем присяга Людовика Заики, но тоже очень похожей на присягу Эда. Все эти присяги имели одну общую черту: они давались духовенству и касались только интересов и защиты прав последнего.
«Promissio» Эда отличалась от речей предшественников протяженностью, умолчанием о собраниях в Кьерси и Феррьере, особой фразой, упоминавшей расхитителей и притеснителей церквей[484], наконец, упоминанием, пусть как чего-то второстепенного и вскользь, подданных короля, не входящих в состав духовенства[485]. Этот факт следует отметить, так как век спустя Гуго Капет во время коронации произнесет «promissio», вернувшуюся к изначальной лаконичности и почти идентичную присяге Карломана, но в последней фразе тоже вспомнит о вверенном ему народе; эту фразу повторит и Филипп I[486].
Это упоминание светского элемента в королевской присяге своим появлением обязано третьей династии. Оно возникло с восхождением на престол первого государя из этой династии. Он не унаследовал этот обычай; ему было недостаточно, как Каролингу, дать духовенству показать себя, чтобы царствовать; он был избран народом, он нуждался в поддержке всех магнатов, как светских, так и церковных, — похоже, это Эд и хотел выразить.
Его присяга также содержит пассаж, которого нет в присяге Карломана и часть которого — это дословное воспроизведение того фрагмента решений Бовезийского собора, который процитировал Гинкмар в увещательном послании Карлу Лысому[487]; что касается другой части, то сравнение текстов позволяет с некоторой вероятностью предположить, что она взята из клятвы, которую принесли в Феррьере сыновья Людовика Заики и текст которой до нас не дошел[488]. Как бы то ни было, «promissio» Эда, то есть его первое действие в качестве государя, во всех отношениях аналогична присяге его каролингских предшественников; это первое доказательство, в числе многих других, что «монархия под управлением Эда была… в точности такой же, как и во времена, когда власть над ней принадлежала потомкам Карла Великого»[489].
Впоследствии и, конечно, в память о своей коронации в Компьене Эд подарил церкви Сен-Корней землю Монмак в области Нуайона, бывшую королевскую виллу Меровингов[490].
Эд был всего лишь одним из тех многочисленных «корольков»[491], как их непочтительно называет анналист, которые появились в каролингской империи после свержения Карла III и восшествия Арнульфа на трон: в Италии царствовал Беренгарий, герцог Фриульский, пока Гвидо Сполетский не отобрал у него корону; в Провансе по-прежнему правил Людовик, сын узурпатора Бозона, уже узаконенный Карлом III; в Заюрской Бургундии, в аббатстве Святого Маврикия в Вале, только что короновался Рудольф. Среди этого распада Эд сохранил свое королевство в границах Западно-Франкского королевства, какими они были в 879 г., после того, как сыновья Людовика Заики уступили Людовику Младшему Лотарингию; эта уступка была подтверждена Рибмонским договором[492] 880 г. На севере его королевство ограничивала Шельда до Камбрези, которое граница огибала, оставляя снаружи, а потом, пройдя к югу от Эно и от pagus Lommensis[493], достигала Мааса. Оттуда, направившись на юго-юго-запад и оставив значительно восточней Верден, Туль и Бар, она проходила к востоку от земли Лангра, следуя вдоль нее, и шла так до Соны, которую покидала, чтобы обогнуть с востока земли Шалона и Макона[494], где была очень нечеткой. Направляясь далее к западу, она достигала Севенн и шла по ним, чтобы на юге выйти непосредственно к Средиземному морю[495]. Септимания, Испанская марка, Гасконь, как и вся остальная Аквитания, в принципе входили в состав королевства Эда. Только Бретань при своих национальных государях избежала его власти, как и его предшественников; впрочем, похоже, он не предпринимал никаких усилий, чтобы добиться от нее признания своего сюзеренитета.
Какие магнаты Западно-Франкского королевства с самого начала поддержали кандидатуру Эда и назначили его королем? Их едва возможно перечислить пять-шесть. Из духовенства уже известен архиепископ Готье Сансский; назвать можно и епископа Готье Орлеанского, дядю предыдущего, энергичного человека, игравшего роль и в предшествующие царствования[496]; воспитанный в аббатстве Святого Мартина в Туре, то есть в самом средоточии власти зарождавшейся династии, он в 886 г. поддерживал хорошие отношения с Эдом[497]; он перестроил стены своего епископского города. Среди сторонников Эда можно упомянуть и Адаларда, архиепископа Турского[498], и, что очень вероятно, его брата Ренона, епископа Анжерского. Предшествующие события позволяют предполагать, что и Анскерик, епископ Парижа, принадлежал к партии графа и защитника этого города. К числу его светских сторонников можно отнести Альтмара[499], светского аббата монастыря Сен-Медар в Суассоне; аббата Эбля, которому Эд впоследствии доверил важные функции канцлера; некоего Тьерри и, наконец, членов семейства Эда, в первую очередь Роберта. К двум последним именам следует вернуться.
Невозможно с точностью определить, что это за граф Тьерри. Это был не граф Тьерри Отёнский, камерарий при Людовике Заике, который играл важную роль в царствование последнего и умер, очень вероятно, в 879 г., во всяком случае до 885 г.[500] Вероятно, это был его сын, граф неизвестного графства, посланный в 885 г. к императору Карлу III, чтобы предложить ему Западно-Франкское королевство.
Наконец, важнейшим из сторонников Эда был его брат Роберт; его детство и юность окутаны глубоким мраком. Мы знаем, впрочем, безо всяких подробностей, что он отличился при осаде Парижа[501]. Неизвестно когда, может быть, после смерти Гуго Аббата, он стал аббатом монастыря Сент-Эньян в Орлеане[502]. Незадолго до восхождения на трон, вероятно, когда оно уже стало несомненным, Эд уступил ему должность графа Парижского[503], свое аббатство Святого Мартина в Туре[504] и, вероятно, также другие бенефиции отца, пожалованные ему Карлом III, то есть Анжу, Турень и Блуа[505]. Бесспорно, что Эд, с одной стороны, хотел отдать эти бенефиции в надежные руки, а с другой — в интересах своей династии, предвидя, возможно, что брат ему наследует, желал создать ему высокое положение, сходное с тем, какое до воцарения занимал он сам. Чтобы дополнить аналогию, можно добавить, что с 893 г., когда разразилась междоусобная война и королевская власть Эда оказалась под угрозой, Роберт носил титул «marchio» (маркграфа); возможно, он носил его и раньше, но доказательств этого у нас нет. Известно, что со времен Роберта Сильного значимость этого титула неуклонно росла; Эд очень старался не потерять этот сан, принесший ему высокое положение; в дипломе, дата которого неизвестна, он санкционировал расширение власти «marchio», назвав брата «dux Francorum» (герцог франков)[506]. Маркграфская власть Роберта Сильного, созданная для борьбы с бретонцами и норманнами в Нейстрии, вступила в последний период своей трансформации; этот сан поможет Роберту в царствование брата бороться во всем королевстве и преимущественно во «Франкии» с врагами своего королевского дома.
