Дмитрий Лисовенко - Их хотели лишить Родины
За несколько дней литературный фонд 1-й бригады так пополнился, что в лагере были организованы бригадная и полковые библиотеки, доступ в которые был широко открыт и солдатам 3-й бригады.
Тесное сближение с политическими эмигрантами членами РСДРП(б) Мануильским, Покровским и другими обеспечивало комитетам правильную ориентировку в революционных [95] событиях, происходивших в России. Еще до Февральской революции русские политические эмигранты, и прежде всего Мануильский и Покровский, часто посещали госпитали, где находились больные и раненые русские солдаты. Теперь благодаря помощи комитетов массовая политическая работа в госпиталях приняла широкий размах.
Председатель госпитального комитета Казанцев еще задолго до организации Куртинского комитета связался с Покровским и Мануильским и по их предложению включил в план культработы госпиталя регулярные лекции на политические темы. Покровский читал раненым солдатам лекции по русской истории, а Мануильский — о программе и тактике политических партий в России, о Февральской революции и ее значении в развитии социалистической революции и др.
Однажды на одной из лекций в Парижском госпитале Мануильский обстоятельно рассказал солдатам о ходе революции в России, о борьбе партий, подробно объяснил положение на фронтах войны и то, что в связи с этим происходит в разоренных деревнях страны. Солдаты внимательно слушали Мануильского. Вдруг появились дежурный офицер и старший врач госпиталя. Они приказали лекцию прекратить, а солдатам разойтись. Но солдаты не расходились. Администрации госпиталя пришлось прибегнуть к крутым мерам, чтобы заставить русских солдат разойтись.
Политическая и организационная работа среди русских войск во Франции, проводимая Мануильским и Покровским, продолжалась до апреля 1917 года, когда оба они выехали в Россию. Проведенная ими работа оказала неоценимую помощь солдатским комитетам в мобилизации революционных сил.
Ввиду того что во всех французских госпиталях, где находились на излечении русские солдаты, политэмигранты вели разъяснительную работу, русское посольство было вынуждено установить особый порядок посещения госпиталей. Для этого требовалось получить разрешение русского консульства, а для проведения в госпитале бесед с ранеными — разрешение посольства. После Февральской революции этот порядок соблюдался особенно строго. Но революционные настроения русских солдат быстро распространялись и среди раненых, находившихся в госпиталях. [96]
В госпиталях, как правило, был французский медицинский персонал. Во многих из них пища готовилась плохо и отпускалась не по установленным нормам. Переводчиков не было.
Под давлением солдат русское военное командование ввело институт заместителей начальников госпиталей из русских офицеров. Однако большинство из них потворствовало французским администраторам в их бесчеловечном отношении к русским раненым солдатам.
В 50-м и 86-м парижских госпиталях, например, существовал такой порядок: всех, кто могли ходить без костылей, заставляли работать, не обращая внимания на их физическое состояние. Кто из-за слабости не мог работать и отказывался от работы, тех выписывали из госпиталя, причем не в команды выздоравливающих, а непосредственно в строевые части.
Положение раненых становилось тяжелым, жалобы их усилились. Комитеты частей взялись за урегулирование и госпитальных дел.
Под давлением комитетов представитель Временного правительства генерал Палицын 30 мая 1917 года телеграфировал в ставку верховного командования генералу Алексееву:
«Докладываю, что по 3-й бригаде после боев солдат осталось ничтожное число. Душевное состояние солдат очень изменилось. Чуждые солдатам условия и отношение к ним сильно чувствуются, особенно в госпиталях. Мы постоянно обращаемся с просьбами, и высшая санитарная власть обещает, но проскальзывают частности в обращении, которые волнуют людей. Завтра доведу до сведения главнокомандующего и буду просить обратить внимание на это. Положение трудное, и как оно разрешится — сказать трудно. Но внутренняя жизнь идет совершенно по-иному. Считаю серьезным все доложенное, ибо оно проходит в чужой стране»{20}.
Тяжелое положение русских солдат во Франции признавали и другие официальные представители России. Русский посол во Франции Извольский также просил Временное правительство обратить внимание на тяжелое положение русских войск во Франции.
Не вмешиваясь в разрешение военных вопросов, Извольский предупреждал Временное правительство о необходимости [97] радикального изменения положения русских солдат во Франции.
«Мне кажется, — писал он, — настоятельно необходимо рассмотреть вопрос о наших войсках на здешнем фронте во всей его совокупности и принять... радикальное решение во избежание дальнейшего обострения, могущего вызвать серьезные осложнения между нами и французами»{21}.
Французское военное командование и администрация французских военных госпиталей не могли не считаться с мнением официальных представителей России. Положение русских солдат в госпиталях было несколько улучшено. Таким образом, давление комитетов сыграло свою роль.
Прибывшая в Куртинский лагерь вслед за 1-й бригадой 3-я бригада, как уже отмечалось, резко отличалась от остальных частей дивизии. Будучи укомплектована солдатами национальных меньшинств (из Казанской, Уфимской и Оренбургской губерний), бригада с первых же дней революции подпала под эсеро-меньшевистское влияние. Она плохо разбиралась в революционных событиях, происходивших в России. Многие солдаты бригады знали лишь одно, что в России нет больше царя. Но какое правительство пришло к власти, чьи интересы оно выражает и какова его политика в отношении войны и мира, об этом не все солдаты имели правильное представление.
В лагере выявилось настоящее политическое лицо вожаков 3-й бригады. Это были в большинстве случаев царские служаки и представители соглашательских партий — меньшевики и эсеры.
Вот некоторые из них.
Прапорщик Джионария — дворянин, ярый монархист, жестоко избивал солдат за малейшие проступки. Он был председателем бригадного комитета.
Старший унтер-офицер Дробович — эсер. После революции 1905 г. эмигрировал во Францию, где жил до первой мировой войны. Когда русские войска прибыли во Францию, Дробович, как русский подданный и военнообязанный, поступил на военную службу и работал старшим писарем в штабе 1-го маршевого батальона.
Что же касается других членов бригадного комитета, то это были люди политически неустойчивые. Они играли роль послушных исполнителей воли реакционной части [98] офицерского состава бригады и их ставленников в бригадном комитете. Эти люди, выбираемые в комитет 3-й бригады, уже в третий раз вольно или невольно проводили политику, угодную русской буржуазии, получая за это подачки, поощрения и отдых на юге Франции. Маскируясь перед солдатами революционной фразеологией, обманывая их, они на деле вели контрреволюционную, подрывную работу среди солдат 3-й бригады.
Как уже указывалось, их влиянию на солдат 3-й бригады способствовал и сам личный состав этого соединения. 3-я бригада была сформирована в основном из политически отсталого, преимущественно крестьянского населения угнетенных царизмом национальностей Казанской, Уфимской и Оренбургской губерний.
Политическая отсталость молодых солдат 3-й бригады создавала большие трудности для молодого революционного руководства 1-й бригады, стремившегося объединить дивизию и возглавить политическое руководство ею. Но эти трудности не были непреодолимыми. Солдаты 3-й бригады внимательно присматривались к тому, что происходит в 1-й бригаде. Это положение хорошо учитывал генерал Лохвицкий. Он понимал, что революционные настроения солдат 1-й бригады рано или поздно будут восприняты и солдатами 3-й бригады. Поэтому он обратился к генералу Палицыну с предложением отменить некоторые уставные положения, в частности, отдание чести солдатами офицерам и своим начальникам. Лохвицкий хотел несколько «демократизировать» отношения между солдатами и офицерами, рассчитывая таким путем сохранить влияние офицеров 3-й бригады на своих солдат.
Генерал Палицын не согласился с мнением начальника русской дивизии. Он потребовал от генерала Лохвицкого оставить в дивизии старые формы отношений и чинопочитания. Консерватизм Палицына и его неумение правильно оценить солдатские настроения заставили генерала Лохвицкого осуществить намеченные им мероприятия против воли Палицына. Особым приказом он ввел «временные правила», в которых и нашли отражение все предложения Лохвицкого по «демократизации» отношений между офицерами и солдатами дивизии. Введение этих правил привело Палицына в негодование. Он потребовал от Лохвицкого немедленной отмены этого приказа. Кроме того, Палицын отправил донесение военному министру, в котором писал: «Необходимо остановить бессистемность [99] и произвольное изменение частными начальниками уставов, на коих покоится служба и дисциплина».
