Дмитрий Лисовенко - Их хотели лишить Родины
Военное министерство Франции начало строить этот лагерь еще в 1904 году. В первые годы строительства лагерь ля-Куртин являлся главным образом летним лагерем, где разбивались походные и лагерные палатки. В последующие годы лагерные палатки уступили место многоэтажным каменным казармам и прочно построенным деревянным баракам.
К началу первой мировой войны лагерь ля-Куртин был еще не так велик. В первые дни мобилизации французской армии, в 1914 году, каменные казармы, деревянные бараки и все другие сооружения вмещали в себя всего лишь до 20 000 солдат с подсобными службами и до 2000 лошадей с хозяйственным обозом.
Империалистическая война 1914 года побудила военное министерство Франции расширить и благоустроить лагерь. За короткое время лагерь был превращен в благоустроенный, электрифицированный военный городок.
К лету 1917 года лагерь ля-Куртин расширился настолько, что в нем свободно размещалась стотысячная армия с подсобными и хозяйственными службами.
Таким образом, французская буржуазия, напуганная революционным движением русских солдат, поспешно изолировала русские войска от своей армии, от рабочих центров и разместила их в лагере ля-Куртин, в глубоком тылу.
Глава III. Командование готовит раскол дивизии
11 июня лагерь ля-Куртин был освобожден от французских войск и подготовлен к приему русских бригад. Несколько французских частей разных родов войск, располагавшихся в нем, были выведены в другие гарнизоны округа. В лагере осталась лишь одна стрелковая рота 78-го пехотного полка для охраны лагеря и находившегося в нем военного имущества.
Генерал Лохвицкий решил воспользоваться передислокацией дивизии для разоружения 1-й бригады. Он отдал приказ, в котором предлагалось все оружие и боеприпасы частей грузить в отдельные вагоны. В той обстановке, которая сложилась в русских войсках в момент отправки дивизии в Куртинский лагерь, приказ генерала Лохвицкого не мог не вызвать протеста солдат. Солдаты поняли, что это ловушка, что выполнение приказа равносильно разоружению.
Полковые комитеты 1-й бригады вынесли решение не выполнять этого приказа. В результате солдаты были посажены в вагоны с оружием, траншейные батареи также были погружены на отдельные платформы вместе со своей прислугой.
8 июня в 5 часов утра роты полков 1-й бригады отправились пешим порядком к месту погрузки, которое находилось в 25 километрах.
Погрузка в эшелоны прошла организованно.
13 июня 1-я бригада в составе 136 офицеров, 10 300 солдат прибыла в лагерь ля-Куртин. В тот же день, к вечеру, из лагеря Майльи прибыл и первый маршевый батальон в составе 39 офицеров и 2500 солдат. Через три дня в лагерь прибыла и 3-я бригада в составе 113 офицеров и 5887 солдат. Вместе с ней в лагерь прибыл постоянный [91] штат персонала французской службы в составе 29 офицеров, 142 младших чинов.
Таким образом, общая численность русской дивизии в лагере ля-Куртин составляла 318 офицеров и 18 687 солдат.
Расквартировавшись в Куртинском лагере, дивизия вышла из состава группы войск действующей армии и вошла в подчинение тылового управления командующего XII военным округом генерала Комби.
Пока бригады переезжали и размещались в лагере, генерал Лохвицкий посетил командующего округом и попросил его установить в лагере такой порядок, который облегчил бы ему расправу над революционно настроенными солдатами и их руководителями — членами полковых и ротных комитетов. Начальник русской дивизии просил генерала Комби установить строгий надзор за лагерем ля-Куртин с помощью частей местных гарнизонов, комендантом лагеря назначить старшего офицера французской службы, ему в помощь дать русского офицера и чинов местной полиции для постоянного наблюдения за солдатами.
Командующий XII военным округом охотно удовлетворил просьбу генерала Лохвицкого. Приказом от 20 июня он возложил на 19-й пехотный полк, расквартированный в Фельтене, и 21-й драгунский полк, размещавшийся в Клермон-Ферране, наблюдение за русским лагерем. Тем же приказом старший офицер французской службы подполковник Фарин был назначен военным комендантом лагеря. Помощником его русское командование назначило офицера русской службы прапорщика Котковского.
Одновременно с этим всем русским солдатам Куртинского лагеря были отменены отпуска. Им запрещалось посещать города, расположенные вблизи лагеря. Была установлена особая зона, за черту которой солдатам лагеря ля-Куртин выходить не разрешалось. Время открытия и закрытия в местечке кафе, кино и других общественных мест было строго регламентировано.
Таким образом, для русских войск в лагере ля-Куртин был установлен особый режим, направленный на то, чтобы изолировать русских солдат и от местного населения и от французских солдат.
В то же время, в первые же дни по прибытии русской дивизии в лагерь ля-Куртин его посетило множество различных [93] лиц. Все они считали своим долгом зайти в комитет, представиться его членам и побеседовать с ними о делах. Одни из них выдавали себя за французских военнослужащих, прибывших в лагерь в качестве переводчиков, другие — за эмигрантов или туристов, третьи — за военных корреспондентов. Все они прекрасно владели русским языком. В лагере они долго не задерживались и исчезали так же внезапно и быстро, как и появлялись. Это были осведомители французского военного командования. Однако генерал Комби не полагался лишь на их информацию. Он сам дважды посетил лагерь русской дивизии.
Разместившись в благоустроенном лагере на отдых, солдаты русской дивизии занялись укреплением своих революционных позиций. Прежде всего надо было закончить организацию комитетов, узаконить их состав и начать политическую работу среди солдат.
Параграфом 21-м Положения о полковых комитетах последним предоставлялось право вести воспитательную работу в армии, иметь и поддерживать связь по своему выбору с различными общественными организациями, в том числе и с Всероссийским Советом рабочих и солдатских депутатов.
Параграфом 27-м Положения представлялись такие же права и ротным комитетам, но с разрешения полковых комитетов и под их руководством.
Однако эти права существовали только на бумаге. На деле все было по-иному: командование русских войск и старшие офицеры дивизии оказывали открытое сопротивление всякой демократизации, каждому мероприятию, направленному на раскрепощение солдата от суровых порядков царской казармы. Борьба между революционными силами дивизии и ее реакционным командованием становилась все более острой.
Нормы представительства в полковые комитеты офицеров, предусмотренные Положением, часто нарушались, солдаты голосовали против них. Полагалось выбирать одного офицера на 5 солдат, но офицеров в комитеты было избрано вдвое меньше положенной нормы.
Так, в комитет 1-го полка 1-й бригады вошли: рядовые Волков, Смирнов, Фролов, Болхаревский, Ворначев, Смиченко, Баранов, Оалтайтис, младший унтер-офицер Глоба.
В комитет 2-го полка той же бригады были избраны рядовые Гусев, Козлов, Азаренко, Гузеев, Ткаченко, Грахно, Петров, Валявка, Юров и другие. [94]
Оформив таким образом полковые комитеты 1-й бригады, солдаты тут же создали нечто вроде высшего исполнительного органа, назвав его не «Дивизионный Совет солдатских депутатов», а «Отрядный исполнительный комитет русских войск во Франции».
Представители 3-й бригады протестовали против такого органа и отказались участвовать в нем. В исполнительный комитет вошли лишь представители 1-й бригады, а именно: Волков (председатель), Гусев (товарищ председателя), Фролов (секретарь), Грахно (казначей), Баранов (архивариус).
Вначале делегаты, затем комитеты в начальной стадии работы в условиях фронта установили еще более тесную связь с русскими эмигрантами в Париже. Среди них находились и видные члены РСДРП(б) Мануильский и Покровский. До выезда в Россию они оказывали русским солдатам во Франции большую помощь в организации нарождавшихся революционных сил и в развертывании массовой политической и культурной работы.
Реакционная роль офицерства в бригадах в это время стала столь очевидной для солдат, что никакие убеждения, с чьей бы стороны они ни исходили, ни узаконенные Положением нормы представительства в комитеты не могли оказать никакого влияния на избирателей. Места в комитетах, принадлежавшие офицерам, занимались представителями солдат.
Комитеты не были склонны ограничивать масштабы своей работы узкими рамками Положения, они старались быть подлинными руководителями революционных сил дивизии. Поэтому с первых же дней комитеты приступили к организации, сплочению и политическому воспитанию солдатских масс. Как правило, в ротах ежедневно стали проводиться беседы на политические темы, читки художественной литературы и исторических романов. Особенно нравились солдатам произведения Пушкина и Бальзака, которые удалось добыть в библиотечных фондах русских колоний Парижа, Марселя и других городов.
