Стивен Кут - Августейший мастер выживания. Жизнь Карла II
На Джерси мнения полярно разделились. Молодежь, группирующуюся вокруг герцога Йоркского, отвращала сама мысль о компромиссе с ковенантерами, они были склонны вообще не допускать Уинрэма до трона, а попросту «перебросить его через городскую стену». Джермин занимал гораздо более умеренную позицию. Полагая, что у союза с Аргиллом есть свои преимущества, он с «величайшим терпением и осторожностью» начал распространять любые сведения, дискредитирующие Монтроза. В такой атмосфере нужно было принять четкое решение, с кем быть: с ковенантерами или с Монтрозом? Какое-то время Карл колебался, стараясь угодить всем и со всевозрастающей прагматичностью прикидывая варианты на грани цинизма. Он учился не только маневрированию, но и пониманию того, что решения, которые, кроме него, принять некому, следует формировать в тайниках собственного сознания. Карл слишком долго наблюдал за сварами своих советников, чтобы не видеть: давая те или другие рекомендации, они всегда преследуют собственные интересы. Что ж, он выслушает их, а затем, овладевая искусством «скрывать свои мысли», сам взвесит все и лишь после этого приступит к действиям; при этом они совсем не обязательно будут отличаться прямотой и бесповоротностью; напротив, Карл будет действовать тонко и хитроумно, как человек, который не отказывается ни от одной возможности.
Но для начала все же нужно было выслушать все стороны. После бурных дебатов в Совете Уинрэма отослали в Шотландию с открытым письмом, в котором говорилось, что король принимает от Аргилла присягу на верность и просит его прислать своих представителей в Бреду. Помимо того, Карл отправил частное письмо Монтрозу, заверяя его в неизменной поддержке и призывая не верить слухам, если они до него донесутся, будто его, Карла, позиция по отношению к ковенантерам изменилась. Тут же король просит Монтроза не забывать о главном — об армии. В конце концов Аргилл, учитывая, что у Карла уже есть военная сила, решил протянуть ему руку. А если эту силу укрепить, то, быть может, он смягчит свои требования. В этом деле Монтрозу предстоит сыграть особую роль. «…я же, — пишет Карл, сопровождая письмо орденом Подвязки на ленте, — со своей стороны всегда готов выказывать вам свое расположение и дружбу». Покончив с перепиской, Карл распорядился подготовить себе новый костюм для встречи с ковенантерами в Бреде.
Он отправился туда через Бове, куда прибыл 4 марта 1650 года. Здесь его ждала мать. Несмотря на прежние размолвки, встреча прошла «с обеих сторон мирно» и не слишком затянуто. Генриетта Мария приехала в Бове, чтобы убедить сына занять на переговорах с ковенантерами разумную позицию; но по прошествии двух недель, в течение которых атмосфера с каждым днем становилась все напряженнее, она вынуждена была признаться самой себе, что сын готов пойти на любые уступки и даже подписать «Ковенант». Естественно, Генриетта Мария умоляла его не делать этого. Точно так же она просила не бросать Ирландию и Ормонда, не говоря уж о Монтрозе. А главное, мать считала, что нельзя соглашаться ни с чем, что могло бы привести в ужас его отца, будь тот жив. Карл вежливо слушал вдову, но к ее призывам оставался глух. Прагматику он явно предпочитал принципам, иначе ему не выстоять. При расставании лицо Генриетты Марии «было багровым от гнева», Карл же, «подсадив мать в экипаж, в тот же момент круто повернулся и зашагал прочь». В этом враждебном мире ему оставалось полагаться лишь на себя.
К концу марта он добрался до Бреды и немедленно пригласил к себе представителей шотландцев. Аудиенция состоялась в спальных покоях короля. Одет он был в расшитый золотом костюм, заказанный еще на Джерси, и принимал гостей чрезвычайно радушно. Увы, почти сразу же Карл убедился, что жесткая позиция клириков, отобранных Кирком, главой всесильной пресвитерианской церкви, практически исключает всякую возможность компромисса. Они по-прежнему настаивали, чтобы Карл подписал «Ковенант», учредил во всех своих владениях пресвитерианскую церковь, ратифицировал все акты шотландского парламента, отрекся от Ормонда и ирландских католиков и, наконец, «признал греховность» своей сделки с Монтрозом. Возмущенные роялисты заявили: подобных требований можно было ожидать разве что от «наглых бунтовщиков и варваров». Сомкнувшись вокруг Карла плотным кольцом, его капелланы во весь голос говорили о чести и совести. В то же время Джермин и его партия пытались открыть Карлу глаза на преимущества союза с ковенантерами, заявляя, что «бывают случаи, когда и перед дьяволом можно держать зажженную свечу». Полного единства не было и в рядах самих ковенантеров — «либералы» призывали «радикалов» не давить на Карла чрезмерно, особенно пока он сам держит паузу. Если король сделает шаг навстречу, то, возможно, и Аргилл немного смягчит свои условия. Если же он и далее будет занимать выжидательную позицию, к нему на помощь может прийти Монтроз. Так или иначе, промедление ничем не грозит, ибо Карлу терять-то, судя по всему, нечего. И лишь Хайд из далекой Испании усматривал в сложившейся ситуации опасность и писал, что «когда все потеряно, нас, простодушных, могут легко обвести вокруг пальца».
В этот критический момент в Бреде появился принц Вильгельм Оранский. Его положение было чрезвычайно деликатным. Голландцам уже давно надоело присутствие Карла в своей стране, и они желали, чтобы он как можно быстрее убрался. К тому же пребывание шурина в Бреде стало слишком накладным, и принцу даже пришлось обратиться к городу с просьбой взять часть расходов на себя. В то же время он хотел извлечь из отъезда Карла определенные политические дивиденды. Этот союзник был ему нужен. Заявляя на публике, что король не должен уступать давлению шотландской церкви и тем более передавать ведение английских и ирландских дел в руки шотландцев, принц приватно уговаривал Карла принять любые условия, лишь бы обеспечить себе их поддержку. Коли они уж так настаивают, можно даже принести присягу па верность «Ковенанту» и придерживаться пресвитерианских обрядов во время пребывания в Шотландии. А когда трон будет отвоеван, о любых уступках можно благополучно забыть. Карл выслушал принца и выдвинул условия, которые, он был в этом совершенно уверен, окажутся для ковенантеров неприемлемыми. Так оно и получилось. Столкнувшись с отказом, Карл «впал в крайнее возмущение» и, явно играя на публику, заявил, что и ноги его на земле Шотландии не будет, если он не может взять с собой своих капелланов. Быть может, на обыкновенных шотландцев такая риторика произвела бы впечатление, но клирики лишь насупились и проворчали что-то вроде того, что не ожидали от короля «такого легкомыслия и тщеславия».
На самом деле они не могли примириться с тем, что король не поддался никаким соблазнам. «Поверьте, — писал своему корреспонденту один торжествующий роялист, вчера вечером все пресвитериане выглядели как дохлые крысы». Свою партию они явно проиграли. Оставалось оценить свое положение, чем они и занялись. А Карл тем временем оценивал свое. Блестящими его перспективы не назовешь, это уж точно. Он знал, что ирландцы терпят от Кромвеля одно поражение за другим; в то же время английские пресвитериане дали знать, что станут на сторону Карла лишь в том случае, если он найдет общий язык с ковенантерами. Денег, на которые Монтроз мог бы набрать новые отряды, не было, да и сам он куда-то пропал. Но в любом случае Карл считал, что нельзя бросать своего верного слугу ради каких-то сомнительных выгод, которыми соблазняет его Аргилл. Неожиданно выяснилось, что в этом нет необходимости. От Аргилла тайно прибыл посланник, заявивший от его имени, что, несмотря на скверную репутацию, которой пользуется маркиз, опасаться нечего. Если он откажется от планов вторжения в Шотландию, ему будет предложена «достойная» должность. Политик, куда более беспощадный и изощренный, нежели юный Карл, из-за кулис умело устилал ему путь в ловушку.
Ободренный заверениями Аргилла, Карл сообщил посланникам, что готов возобновить переговоры. Отныне его позиция такова. Он готов подчиниться всем требованиям шотландцев на их территории. Если парламент примет акт, учреждающий пресвитерианскую церковь в Англии и Ирландии, он этот акт подпишет. Но слово, данное Ормонду, сохраняет силу; в обмен же на свои беспрецедентные уступки Карл ожидает безоговорочной поддержки в борьбе за свое восстановление на английском троне, гарантий личной безопасности, достойного обращения и свободы. Шотландцы упирались. Они настаивали, чтобы Карл отринул Ормонда и полностью запретил отправление обрядов по католическому образцу. Казалось, переговоры вновь зашли в тупик. Повисло тяжелое молчание. И тогда Карл решил прислушаться к совету, который давали ему буквально все — принц Вильгельм, королева шведская, герцог Лотарингский, приближенные, друзья, Бэкингем. В один голос они призывали его принять условия шотландцев и повторяли, что потом о них можно будет забыть. Похоже, королевский сан удавалось сохранить лишь ценой моральной капитуляции. И Карл принял решение: он подпишет Бредский договор и заключит союз с шотландцами.
